Дневная битва - Питер Бретт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но явление воина-хаффита ничуть не задело Арлена. Сколько раз он наблюдал в Красии, как унижают хаффитов, лишают их всяких прав и шансов продвинуться в обществе? Так повелось со времен Возвращения, но Джардир изменил это, процарствовав всего несколько лет. Снова Аббан нашептал – мол, быстрый способ набрать войско? Или в его вероломном аджин’пале заговорила совесть?
Коленопреклоненный воин положил к ногам Арлена и Ренны рога лесного демона. Арлен видел, как из них медленно вытекает магия, напитывает мощью великую метку.
– Джаддах. – Арлен начертил в воздухе символ первого столпа Небес.
Аманвах удивленно взглянула, но он не обратил внимания и улыбнулся воину.
– Джаддах, – согласился воин, зыркнул в сторону Аманвах и еще сильнее задрожал от страха.
– Встань и расправь плечи, – приказал по-красийски Арлен.
Когда тот подчинился, Арлен склонился в поклоне:
– Не бойся, брат. Каваль не замечает иронии в том, что послал хаффита, страшась оскорбить меня лично, но от меня она не укрылась. Это ха’шарум оказал честь даль’шаруму, а не наоборот.
Воин низко поклонился, и его аура изменилась прекрасным образом: стыд превратился в гордость, а страх – в ликование.
– Благодарю тебя, Пар’чин. – Он снова поклонился: сначала Ренне, последней – Аманвах, – и устремился обратно в ночь.
Осталось шесть столпов.
– Я накажу Каваля, – процедила Аманвах, когда воин скрылся. – Прошу тебя понять, что оскорбление не мое.
– Честное слово сказано, – ответил Арлен. – Я выбегал с шарумами в ночь, но не терпел тех, кто затеивал кровавую усобицу из-за каждой мелочи. Каваль оскорбляет только себя.
Аманвах вскинула голову, и взгляд ее остался непроницаемым, но аура выдала уважение. Он коротко кивнул.
В следующий миг Уонда Лесоруб принесла длинный кривой рог воздушного демона, на котором еще болталась спинная перепонка.
– Я пришла бы первой, но пилить их труднее, чем убивать.
Арлен улыбнулся. Ее аура сияла неистовой гордостью, но – с примесью страха. Он копнул глубже, Познавая ее. Она хотела о чем-то попросить. О чем-то личном, и боялась, что он не сумеет или, хуже того, не захочет дать.
– Благословенна будь, Уонда Лесоруб, – произнесла Аманвах, – первая из шарум’тинг.
«Шарум’тинг?» – поразился Арлен. Неужели Джардир теперь наделяет правами и женщин? Будет ли конец чудесам?
– Я горжусь тобой, Уонда, – сказал Арлен громко, чтобы слышали все. – Это не шутка – стать первой женщиной-воином в Красии. Если я могу что-нибудь для тебя сделать – только скажи.
Уонда улыбнулась, и ее аура омылась облегчением.
– Говорят, ты вернул зрение Кену Пастуху.
– Да, – кивнул Арлен.
Уонда остригла волосы так, чтобы они падали на изуродованную демоном половину лица, но сейчас отбросила их, обнажила глубокие морщинистые борозды. Ее голос стал тише.
– Ты можешь убрать мои шрамы?
Арлен замялся. Он мог сделать это мгновенно, но всмотрелся в ауру девушки и засомневался, что должен. Он начертил в воздухе метку, чтобы только Уонда услышала ответ.
– Могу. – (Ее глаза зажглись, а аура наполнилась одновременно восторгом и страхом.) – Но близится новолуние – о чем ты собираешься беспокоиться, Уонда Лесоруб? О соседях или о лице?
Ауру затопил стыд, и Арлен показал на собственное лицо, густо покрытое татуировками:
– Шрамы хранят нас, Уонда. Напоминают о главном.
Девушка кивнула, и он сжал ей плечи. Ему пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы смотреть в глаза.
– Подумай об этом. Если после новолуния желание не исчезнет, тебе достаточно попросить.
Ее аура стала нейтрального цвета и насыщенности, но в ней наметилось завихрение: Уонда медленно обдумывала его слова.
– Насколько я понимаю, это означает, что вы не склонны принять предложение пустынного демона? – осведомился Тамос, дожевывая бекон.
Лиша улыбнулась ему К ней вернулся аппетит, и она впервые за последние недели почувствовала, что окрепла.
– Это маловероятно.
– Мать говорит, вам можно довериться и вы действуете на благо Лощины, но мне не следует заблуждаться и рассчитывать на подчинение моим приказам.
Лиша со смехом встала, чтобы вымыть посуду.
– Мать-герцогиня права.
– Вы очень похожи на нее, – заметил Тамос.
Лиша толкнула его бедром:
– Надеюсь, что все же не сильно, иначе мне не захочется думать о прошедшей ночи. Я знаю, вы, королевские особы, предпочитаете не смешивать кровь.
– Не настолько! – рассмеялся Тамос. – Хотя не скрою, мать в свое время слыла редкой красавицей.
– В этом я не сомневаюсь, – отозвалась Лиша.
– Что касается чистоты крови… – Тамос пожал плечами. – Сто лет назад наш род был мелок. Мой дед первым из него занял Трон плюща, а возвысили его скорее деньги, нежели кровь.
Он быстро встал и привлек ее к себе:
– Так или иначе, в Лощине вы первая претендентка на престол. Вы хоть когда-нибудь задумывались, чего добьетесь, став графиней?
Лиша фыркнула и деликатно оттолкнула графа на расстояние вытянутой руки.
– Ваша светлость славится тем, что укладывает в постель каждую деваху, которая подмигнет. И я должна поверить в вашу верность?
Тамос улыбнулся, поцеловал ее:
– Ради вас я готов попытаться.
– Если на следующей неделе никто из нас не остынет, я подумаю, – пообещала Лиша, клюнула его в губы и вернулась к мытью посуды.
Она не усомнилась в искренности предложения, но в нем больше политики, нежели страсти. Их союз закрепит власть Тамоса над Лощиной, а Райнбека – над герцогством, и Арейн это знала.
«Так ли это плохо?» Лиша не знала.
– Правду ли говорят, что вы повстречались с одним из тех мозговых демонов, о которых толкует господин Тюк? – спросил Тамос.
Лиша кивнула. Подошла к письменному столу, взяла конверт, запечатанный ее восковой печатью с личными символами – ступкой и пестиком. Протянула графу:
– Это для вашей матери.
– То есть для брата, – вскинул брови Тамос.
Лиша в ответ изогнула свои.
– Неужели мы так и будем играть, даже наедине и сблизившись?
– Это не игра, – возразил Тамос. – Райнбек – герцог, он крайне подозрителен и горд. Если вы открыто проявите неуважение, последствия не заставят себя ждать.
– Да, – кивнула Лиша, – но он получит доклад от вас, а я не сомневаюсь, что вы сумеете передать послание Арейн…
– Ее милости, – поправил Тамос.
– Ее милости, – не стала спорить Лиша, – так, чтобы его не перехватили. Вы сами сказали, что травницы находятся под ее началом. Никакого неуважения нет.