Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

как предпочитал промокать чернила Бах и почему женщин и в качестве обслуги не пускали в набиравшие в те годы популярность кофейни.

Или как слушали музыку тогда в соборах. Выстоять и даже высидеть 4-часовые исполнения со службой кажется нам сейчас делом не самым легким, тогда же перекрывали, как сейчас на День Москвы, улицы около соборов, на особо «статусные» премьеры вооруженные привратники отсеивали публику… В самих же соборах у особо богатых горожан, как именные ложи, имелись так называемые капеллы – закрытые, отапливаемые, с библиотекой. Что, впрочем, не мешало отдельным элементам вести себя несознательно: «прихожане постоянно разглядывали друг друга и отпускали замечания, мужчины бросали бумажные стрелы и прочие предметы с галереи на сидящих внизу женщин, миловидные юные дамы строили глазки, а собаки, бывало, бешено носились по церкви – и можно подумать, что в этих условиях шансы музыки быть услышанной стремились к нулю». Наверху и невидимым для публики образом располагались тогда и исполнители – музыка нисходила будто с неба.

Но Баху повезло, его музыка прорвалась – туда, к Богу, вознеся к нему за собой людей. «Ведь именно этим баховское наследие так отличается от музыки его предшественников и последователей. Монтеверди передал весь спектр страстей человеческой души в музыке и был первым, кому это удалось сделать; Бетховен рассказывает нам о том, какая чудовищная борьба необходима, чтобы преодолеть человеческую немощь и стремиться к Божественному; наконец, у Моцарта мы обнаруживаем музыку, которую, возможно, хотим услышать на небесах. Но только благодаря Баху, музицирующему у себя в Гиммельсбурге, Небесном Граде, нашему слуху становится доступен Глас Божий – в человеческой форме. Он торит путь и показывает нам, как с помощью совершенства его музыки можно превзойти наши собственные несовершенства – чтобы Божественное стало человеческим, а человеческое – божественным».

Дом джаза и стиральные доски[161]

Язык, говаривал Хайдеггер, это дом бытия. А еще был неплохой фильм Гарика Сукачева про советских хиппи «Дом солнца», помните? Так вот как я пришел в дом джаза? Я прихожу к разной музыке, всеяден в своих поисках. Я из не особо музыкальной семьи, у меня медвежий слух, не было никакой музыкальной школы, а есть только любопытство, лучший залог самообразования. Вполне могу сегодня слушать алтайское горловое пение и камбоджийский поп 60-х, а завтра Motorhead и всех доступных в Сети последователей великого спектралиста Гризе. Какая-то музыка уходит, какая-то приходит. Конкретно фри-джаз, новый, экспериментальный джаз пришел вместе с Культурным центром «Дом», что на «Новокузнецкой».

И уже само место – силы или не силы, но замечательное место же. Выходишь из метро, где обычно все и встречаются перед концертом, там уже играют уличные музыканты. Ретро и радио-хиты играют, конечно, но ведь играют же. И даже в самый мороз Москва немного весеннеет от этой музыки. Инсталляция зимних цветов на площади – все фотографируются. Памятник в сквере – сидят и встречаются. Правда, еще пьют и деньги аскают, но когда не аскали. Москва вообще всегда задавала много вопросов…

И по Пятницкому переулку, как Веничка на вокзал или даже к недостижимому Кремлю. Где в каждом доме какой-то бар, магазин или цветы продают. А в арку свернуть и с совсем дикого двора – деревья, мусор и отдыхающие таджики-работники из тех же баров – можно, нужно и просто необходимо в независимый книжный «Циолковский» подняться. Немного дороже «Фаланстера» на Тверской, но и магазин больше, а букинистический раздел, и даже востоковедной литературы, мне по профилю, два шкафа. А за кассой сидит Алексей Цветков-младший – много ли где книгами торгует писатель, левак, марксист, бывший нацбол (бывают ли бывшие?) и, как сообщила сейчас Википедия, «русский мусульманин». Рюкзак, как у Ерофеева бутылками, книгами прирастает неизбежно.

Дальше если, кстати, то сталинский мощный куб Министерства экономического развития на набережной, такой НЛО из Москвы прошлого, куда я часто ездил по работе. Буквально на днях пришло очередное приглашение на рабочее заседание – уже почти поехал на «Новокузнецкую», думал, как удачно, заодно в «Дом» прикуплю билет, в предварительной продаже дешевле. Но вовремя вспомнил об их переезде в Сити, метро «Международная». Из метро выходишь в торговый же центр, японские и всяческие кафе, из этого холла – вход стеклянный в министерство. Там – 22 этаж, вид на остальные небоскребы-билдинги, дорожную развязку в тяжелых закупорках-пробках и на еще не застроенный пустырь. Почти как в Токио или Шанхае! ТЦ, ТЦ, ТЦ, et cetera, et cetera, et cetera…

Мы ходили в «Дом» компанией – компания была большой, радостной, разной, литераторы и медики были в компании. Прежде всего, святое дело постоять перед клубом – а мы уже дошли, там же близко, свернуть налево около Торгового центра «Аркадия» к Культурному Центру. Сплошные Ц – ТЦ, КЦ, цц, кр, как в письмах писали, а еще крестик вместо поцелуев ставили. А мы стояли, приветствуя знакомых – вот писатель и мастер боевого метафизического тайцзи имени Делеза и Арто Андрей Бычков, а вот идут поэты Юлия Стениловская, Елены Дорогавцева, Ирина Котова, композитор и исполнитель новой классики Алексей Сысоев снимает видео на винтажную видео-камеру, исполнитель брутальнейшего фри-джаза Антон Пономарев, из моей 67 гимназии музыкальный критик Григорий Дурново. Да просто покурить в антракт выйдя, встречал или гостящего в Москве аргентинца, или (позавчера!) одного из столпов московского хиппи-движения. Да всех там встретишь и не всех сразу и припомнишь!

Боюсь, иногда мы шумели. Спорили и смеялись. Пили. Начинали, помню, на концерте минималиста Мортона Фельдмана разворачивать в приступе острого голода и в поисках утраченной закуски батончик «Марса» – в музыкальное полотно се не вписывалось, демократичнейшая и свойская публика даже шикала. Хотя бывало и подобное – там же на Фестивале Владимира Мартынова в музыкальную композицию были пылесосы и рванье бумаги вписаны. Можно, кстати, тут вспомнить, что самые ранние джаз-бэнды, еще в XIX веке, игравшие такой протоджаз, музыку бывших чернокожих рабов в Новом Орлеане, называли «оркестрами стиральных досок» (washboard bands), потому что играли они и на них и даже на консервных банках.

Компании уже нет, а музыка осталась… Джаз, фри-джаз, импровизационная музыка и новая классика обретались прежде всего в «Доме» и обретаются до сих пор, слава Богу, и да минуют ее боги реновации, разрушения и перестройки, демоны коммерции и высокой арендной платы в центре! Потому что, опять же не дай бог Орфей и все остальные боги, если «Дом» постигнет судьба закрывшихся клубов «ОГИ» и «Билингвы», мы выйдем на улице, будем включать очень странную музыку! Но и в других энтузиастических местах такая музыка случается – в частности, в консерватории (самый экспериментальный