Сборник Наше отечество - Опыт политической истории (Часть 2) - неизвестен Автор

"Человеческому фактору" именно в связи с задачей "добиться отдачи" М. С. Горбачев на первых этапах своей деятельности уделял исключительное внимание. Выступая в мае 1985 г. на собрании актива Ленинградской парторганизации, он страстно говорил о необходимости наведения порядка, укрепления дисциплины. Ссылался на конкретный пример. В дни работы бригады ЦК КПСС, изучавшей положение дел на Минском автомобильном заводе, производительность труда там поднялась на 18 процентов. Вот он, такой доступный и простой источник ускорения. Обращаясь к активу, М. С. Горбачев подчер

кнул: "Поэтому на первом этапе, пока мы будем разворачивать ускорение научно-технического прогресса, нам нужно все взять и выжать из лучшей организации, из высокой ответственности, добросовестного отношения наших трудящихся к делу". Синдром выжимания проявлялся на протяжении всех лет перестройки. Однако новый прилив трудового энтузиазма так и не состоялся. А вот дисциплина и государственная, и технологическая, и трудовая неуклонно снижалась. И по вполне объективным основаниям. Система внеэкономического принуждения к труду дала глубокие трещины. Попытки в течение нескольких месяцев перестроить мышление, психологию, а вслед за этим организацию, стиль и методы работы успехом увенчаться не могли. А опереться на экономические рычаги и мотивы не решались. Вся практика социалистического хозяйствования строилась на иных началах, их и взялись обновлять реформаторы.

Концептуальные и конкретные идеи, предложения доклада на апрельском Пленуме не выходили за рамки традиций и социалистической ментальности. В той или иной форме они обсуждались на XXVI съезде КПСС, вошли в его документы. Не содержал признаков новизны и международный раздел доклада. А разговор о партии был выдержан в сугубо ортодоксальном духе. Слово "перестройка" звучало не единожды, но никакой особой политической нагрузки не несло. Очередное словечко-метка. Шло в стране строительство социализма. И постоянно что-то перестраивалось. Дело естественное.

Итак, программы радикальных реформ М. С. Горбачев в апреле 1985 г. не предлагал. Его доклад с удовлетворением воспринял Пленум ЦК и совершенно спокойно -- страна. Все выглядело солидно и привычно. Никакого ощущения предстоящих революционных перемен. Революционной программы не мог бы поддержать, тем более выработать Центральный Комитет, в составе которого реформаторские силы, как показало время, были минимальны. Стоит вспомнить участников прений на Пленуме: В. В. Щербицкий -- 1 секретарь ЦК КП Украины, В. В. Гришин -- 1 секретарь МГК КПСС, Д. А. Кунаев -- 1 секретарь ЦК КП Казахстана, В. И. Воротников -- председатель Совмина РСФСР, Э. А. Шеварднадзе -- 1 секретарь ЦК КП Грузии, Л. Н. Зайков--1 секретарь Ленинградского обкома КПСС, Е. И. Климченко -- слесарь-инструментальщик ПО "Минский тракторный завод", К. Г. Вайно -- 1 секретарь ЦК КП Эстонии, А. П. Фи

латов -- 1 секретарь Новосибирского обкома КПСС, В. К. Месяц -- министр сельского хозяйства СССР, А. В. Власов -- 1 секретарь Ростовского обкома КПСС, П. Н. Федосеев -- вице-президент АН СССР, Б, В. Бальмонт -- министр станкостроительной и инструментальной промышленности СССР. Действовать, следовательно быть. В границах этого схоластического тезиса все и происходило.

Никакого революционного поворота в апреле 1985 г. не было и не могло быть. Собирались интенсифицировать экономику, которая находилась в предкризисном состоянии. Ускорить научно-технический прогресс, не вдаваясь в анализ причин бесплодности прежних попыток. По сути дела вознамерились на дребезжащую телегу советской экономики установить реактивный двигатель, который не знали, где взять, и запустить ее на скоростную магистраль прогресса. Курс на ускорение довольно быстро обнаружил свою несостоятельность, и под него принялись подводить различные костыли: хозрасчет, три "с" -- самофинансирование, самоокупаемость и самоуправление, мифическая самостоятельность госпредприятий, кооперативы, повышение заработной платы и затем ограничение ее роста. Все эти метания в совокупности лишь подтолкнули экономику к новому витку кризиса.

Первые проблески стремления что-то перестраивать, в смысле реконструкции, изменения устоявшихся основ общества обнаружились лишь в 1987 г. При этом в фокусе реформ оказались институты надстройки, политическая система. Не было в 1985 г. никаких далеко идущих нововведений и в сфере гласности. О гласности говорилось много и настойчиво всегда. В структурах социалистической ментальности она играла вполне определенную функциональную роль: создание необходимых условий для развития критики и самокритики "как испытанного метода совершенствования жизни советского общества". Интересы успешной реализации курса на ускорение, естественно, требовали мобилизации всех испытанных методов. В этом контексте и озаботились в 85-ом и последующие годы гласностью.

Об именно таком подходе свидетельствует постановление ЦК КПСС (от 28 января 1986 г.) "О фактах грубого администрирования и зажима критики в отношении редакций газет "Воздушный транспорт" и "Водный транспорт"". В документе четко формулируется смысл нового подхода и определяются границы допустимой глас

ности. Осуждая соответствующие ведомства, которые в ответ на обоснованную критику организовали гонения на журналистов, ЦК подчеркивал, что подобная позиция не соответствует курсу апрельского Пленума на открытое и правдивое обсуждение назревших в обществе проблем, усиление требовательности, повсеместное наведение порядка, на повышение действенности печати, радио и телевидения, на бескомпромиссную борьбу с любыми попытками зажима или игнорирования критики.

Очевидно, что средства массовой информации по-прежнему рассматривались ЦК КПСС лишь как оружие в руках партии, призванное активно защищать ее политику. И некоторое их раскрепощение направлено исключительно "на повышение действенности". Это и определило тернистый путь печати, радио и телевидения от санкционированной гласности до Закона о печати, принятого только в 1990 г. В 1987 г. оживилась, а затем пошла в бурный рост самиздатовская пресса. Поднимали голову, обретали собственную позицию, независимость суждений, преодолевали цензуру и самоцензуру и многие официальные органы печати. Инакомыслием и строптивостью все заметнее стали "страдать" газеты "Московские новости", "Комсомольская правда", "Аргументы и факты", "Известия", журнал "Огонек", многие "толстые" журналы и другие органы печати. Резко вырос общественный интерес к публицистике. Она стала играть ту роль, которую в годы хрущевской оттепели выполняла поэзия: катализатора самостоятельности мысли и идеологического раскрепощения. Осознания людьми необходимости свободы. Заслуги этих изданий в подлинной перестройке значительны.

Но уже в 1987 г. с различных партийных трибун зазвучали призывы укоротить расшалившуюся прессу. На XIX Всесоюзной конференции КПСС жесткой критике подвергли газету "Московские новости" и другие издания. А в 1989 г., когда ведомство -- общество "Знание" -- решило освободить от работы главного редактора газеты "Аргументы и факты" В. А. Старкова, а Союз писателей РСФСР -- главного редактора журнала "Октябрь" А. А. Ананьева, ЦК КПСС хранил гордое молчание. Дескать, до ведомственных изданий нам дела нет.

XIX Всесоюзная конференция КПСС приняла резолюцию "О гласности", которая открывала пути к созданию

нового информационного порядка в стране, гарантирующего каждому гражданину доступ к широкой информации, за исключением лишь имеющей признаки государственной или военной тайны. Однако и к 1991 г. такой порядок не возник. Слишком велики завалы закрытости и секретности, закрывающие и поныне двери в определенные сектора общественной жизни. Но мощный прорыв к открытости и свободе слова произошел и импульс он получил в 1985 г.

Так правомерно ли говорить об историческом значении апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС? Или этот эпитет лишь дань печальной традиции самовлюбленно именовать "великим", "переломным", "историческим" событием чуть ли не каждый форум в КПСС? Если рассматривать его итоги в свете сказанного выше, то апрельский Пленум один из многих других, демонстрировавших разрыв слова и дела. К этому советские люди привыкли. Но подобный вывод будет формальным. На самом деле апрельский Пленум ЦК, помимо намерений и воли его участников, дал толчок неуправляемой цепной реакции, которая принесла результаты неожиданные, вовсе не планировавшиеся в 1985 г. Он инициировал движение по наполненному горечью и драматизмом пути самопознания советского общества, что привело к возрождению чувства достоинства у народов страны, к раскрепощению сознания и творческой энергии миллионов людей. И в этом смысле Пленум действительно поворотный, в этом его подлинно историческое значение.

А в конкретной ситуации 1985 г. Пленум ЦК имел вполне определенный социально-политический и пропагандистский эффект. Возникла робкая надежда, что вслед за программными речами будут и практические дела. Ожидание действий постепенно сменялось уверенностью, что они последуют. Она крепла на протяжении всего 1985 г. Многие годы ждали динамичных, продуманных действий от руководителей страны. Момент истины, кажется, наступил, так думали очень многие люди. И связывались эти надежды и добрые чувства не столько с курсом апрельского Пленума, сколько с личностью и поступками нового Генерального секретаря ЦК КПСС.