Королева Виктория - Филипп Александр

В десяти минутах езды от шале «Розьер» находился тенистый парк сэра Томаса Хенбери, который он предоставил в распоряжение ее величества, чтобы она могла гулять там вместе с Беатрисой и спокойно писать свои картины. С белым портиком, стенами цвета охры и зелеными ставнями вилла Хенбери «Мортола» очень нравилась Виктории, которая находила в ней шарм «старого итальянского палаццо». Оттуда открывался великолепный вид на море. Сэр Томас сколотил свое состояние на Дальнем Востоке, и вот уже более пятнадцати лет ему присылали оттуда разные редкие растения. Вдоволь налюбовавшись на закат солнца, мать и дочь возвращались к себе в своей коляске. По вечерам они играли на фортепьяно и пели дуэтом перед своими придворными дамами, в то время как Леопольд, как когда-то его дорогой отец, вел с гостями светскую беседу.

27 апреля, через несколько дней после возвращения из этого чудесного путешествия, принц Леопольд отпраздновал в Виндзоре свою свадьбу, прошествовав к церкви сквозь строй шотландских горцев в килтах из сифортского полка, в котором он значился полковником. Королева покрыла себе голову кружевной накидкой, которая была на ней в день ее собственной свадьбы и которую она с того «благословенного» дня надевала лишь девять раз на крещение каждого из своих девяти детей. Она не без сожаления расставалась со своим сыном, но и не без облегчения перекладывала на плечи невестки заботы и страхи, связанные со слабым здоровьем Лео: «Ужасно было видеть моего дорогого мальчика в этот важный день его жизни все таким же хромым и с трудом передвигающимся. Дорогая Елена растрогала меня, ведь в каждом ее жесте сквозила огромная любовь к нему». Лео будет жить недалеко от матери. Она сделала молодым подарок — прелестное имение Клермонт.

Гладстон присутствовал на этой свадьбе, хотя на женитьбу Артура его в свое время не пригласили. Но его отношения с королевой отнюдь не улучшились. Более чем когда-либо она жаловалась на его ханжество. Весь Лондон только и говорил, что о ночных походах премьер-министра к проституткам, возобновившихся с прежним рвением. Один из парламентариев даже застал его как-то за пылкой беседой с ночной красавицей. Он обещал своему секретарю Гамильтону отказаться от своей «работы по спасению заблудших душ», но так и не сдержал слова.

В августе он привез в Осборн короля зулусов, вызвавшего фурор своим экзотическим видом, его взяли в плен в 1879 году после трех лет войны и доставили в Англию, словно какое-то диковинное животное. Визит к королеве должен был убедить мятежного туземца в величии империи. Поверх его пестрой туники на него надели черный редингот. Научили его произносить имена дочерей Виктории: Ленхен, Луизы и Беатрисы, которые с огромным любопытством ожидали встречи с ним. Королева поздравила африканца с тем, что он такой великий воин, и выразила радость по поводу того, что теперь он друг Англии. В ответ он сказал, что раньше видел ее лишь на фотографии и счастлив возможности лицезреть ее во плоти. Его традиционный жест прощания поднятой вверх правой рукой до глубины души растрогал королеву, и она согласилась с предложением Гладстона вернуть туземцу его трон.

В Египте министр иностранных дел полковник Араби Паша устроил государственный переворот. В Александрии вырезали всех европейцев. Виктория убедила Гладстона в необходимости отомстить за убитых христиан и свергнуть узурпатора. Берти выразил готовность возглавить английские войска. Но поручено это было Артуру, он высадился в Египте, где 3 сентября разбил банды бунтовщиков и взял в плен Араби Пашу. В Бальморале Браун поспешил сообщить королеве о победе в Тель-эль-Кебире. «Он достоин своего отца и своего знаменитого крестного — герцога Веллингтона!» — воскликнула Виктория.

Гладстон приказал звонить по всей стране в колокола. А Браун — разжечь костер в честь победы на вершине Крэг Гоуан, как когда-то это сделал Альберт в честь взятия Севастополя. И на сей раз виски лилось рекой. 13 сентября к ним приехал Леопольд со своей молодой супругой, которая была беременной, и Браун в присутствии всех гилли произнес за них тост. «Да живут они долго и умрут счастливыми!» — пророкотал он со своим гэльским акцентом и одним махом осушил стакан.

Вернувшись в Лондон, королева устроила в Сент-Джеймсском парке смотр своим победоносным войскам, во главе которых вышагивал ее сын. «Я вручила триста тридцать медалей... Некоторые солдаты-индийцы протягивали мне свою саблю, чтобы я коснулась ее, как того требует их обычай. Мне доставило огромное удовольствие посмотреть на них вблизи, поскольку все они выглядели очень сильными, а некоторые и замечательно красивыми. Я стояла на великолепном восточном ковре, принадлежавшем Араби, который захватили в его палатке в Тель-эль-Кебире. Артур спал на нем в ночь победы, а потом подарил мне», — взволнованно писала она Вики.

Она объехала госпитали и приколола медали на грудь раненым: «Очень старалась никого не уколоть». Вихрь дел, церемоний, материнских радостей и имперской славы закружил ее. 14 декабря в Голубой комнате Альберта она удивлялась, что когда-то желала умереть. Рождество она встречала в Виндзорском дворце, в кругу семьи, под елками, украшенными свечками. На вершине ее елки сидела кукла-фея, которую ее внучки разыграли между собой.

Вот уже несколько недель Гладстон задавался вопросом, уж не «помутился ли рассудок» у феи Дизраэли из-за извращенных идей ее великого визиря. Она не пожелала назначить лорда Дерби на пост министра по делам Индии под тем предлогом, что он заявил в Манчестере: «Египет сам должен разобраться в своих делах!» Разъяренный Гладстон воздел руки к небу и отдал Дерби портфель министра колоний. Виктория была возмущена подобным фокусом и не стала этого скрывать. Совершенно вымотанный премьер-министр, которому было уже семьдесят четыре года, уехал на полтора месяца в Канны, где его друг лорд Уолвертон предоставил в его распоряжение свой дом.

Не успел он вернуться, как 17 марта с королевой случилось несчастье — она едва устояла на ногах, оступившись на последней ступеньке парадной лестницы Виндзорского дворца. До кареты она дошла, опираясь на руку Брауна. К вечеру у нее сильно опухло колено. На следующий день, в Вербное воскресенье, ей пришлось отменить концерт Генделя в церкви Святого Георгия.

В следующую субботу Браун с лакеем Виктории Локвудом все еще на руках перенесли ее в ропу-сheir для ежедневной прогулки. Дул ледяной ветер, и шотландец ворчал на королеву за то, что та захотела непременно выйти на улицу. Так она еще настояла на том, чтобы доехать до Клермонта и справиться о здоровье маленькой Алисы, дочери Леопольда. Месяц назад она присутствовала при ее рождении в Виндзорском дворце: «Мне все еще с трудом верится, что мой дорогой Леопольд стал отцом!» Лео опять был болен и встретил мать, лежа в постели: «Он лежал на одном диване, его жена — на другом, и когда появилась я, третье немощное существо, эффект получился комический».