Царствование императора Николая II - Сергей Сергеевич Ольденбург

в Гос. думе, снова проявились оппозиционные течения. Распространялись слухи о предстоящем ограничении прав народного представительства; резко критиковалась деятельность отдельных министров, особенно Н. А. Маклакова, И. Г. Щегловитова, Л. А. Кассо и В. К. Саблера. Разброд царил в правых кругах, где отдельные организации вроде Союза Михаила Архангела, с В. М. Пуришкевичем во главе, больше занимались сведением счетов с другими правыми, чем «борьбой с революцией». На внутренне-политической жизни был налет какой-то серости, неопределенности, глухой фронды без определенных лозунгов и целей.

Л. Тихомиров писал в «Московских Ведомостях» (1.I.1914): «В современных настроениях заметна самая тревожная вялость. Может быть, мы живем спокойно. Но это – спокойствие безжизненности. Мы не только не видим порывов к чему-нибудь великому, идеальному, всенародно-охватывающему, но даже сама вера в реальность чего-либо подобного как будто исчезла…»

Внутренне-политическое положение России могло казаться неудовлетворительным и даже напряженным – и в то же время страна жила полной жизнью, очень мало соответствовавшей обличительным речам оппозиционных политиков. В беседе с редактором «Берлинер Тагеблатт» Т. Вольфом В. Н. Коковцов во время своей поездки за границу осенью 1913 г. сказал, отвечая на вопросы о недовольстве внутренней политикой: «Это, может быть, верно для больших городов, но на расстоянии ста километров от крупных центров и тридцати километров от губернских городов уже ничего не знают об этой политике». Хотя русская печать иронизировала по поводу этих слов, они были весьма близки к истине.

На двадцатом году царствования императора Николая II Россия достигла еще невиданного в ней уровня материального преуспеяния. Прошло еще только пять лет со слов Столыпина: «Дайте нам двадцать лет мира, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России» – а перемена уже начинала сказываться. После обильных урожаев 1912 и 1913 гг. период с лета 1912 по лето 1914 г. явился поистине высшей точкой расцвета русского хозяйства.

За двадцать лет население империи возросло на пятьдесят миллионов человек – на сорок процентов; естественный прирост населения превысил три миллиона в год.

Наряду с естественным приростом, равно свидетельствующим о жизненной силе нации и о наличии условий, дающих возможность прокормить возрастающее число жителей, заметно повысился общий уровень благосостояния. Количество товаров, как русских, так и иностранных, потребляемых русским внутренним рынком, более чем удвоилось за двадцать лет. Так, например, потребление сахара с 25 миллионов пудов в год (8 фунтов на душу; 1894 г.) превысило 80 миллионов пудов (18 фунтов на душу) в 1913 г. Хотя в 1911–1912 гг. был неурожай свекловицы и цена значительно поднялась – это не вызвало уменьшение спроса: сахар стал предметом необходимости широких масс. О повышении уровня благосостояния свидетельствовали: неуклонный рост дохода от винной монополии (вызвавшей такие нарекания с моральной точки зрения); удвоение производства пива и увеличение спроса на вино. Увеличилось и потребление чая (75 миллионов кг в 1913 г.; 40 миллионов в 1890 г.).

Благодаря росту сельскохозяйственного производства, развитию путей сообщения, целесообразной постановке продовольственной помощи «голодные годы» в начале XX в. уже отошли в прошлое. Неурожай более не означал голода; недород в отдельных местностях покрывался производством других районов.

Урожай хлебных злаков (ржи, пшеницы и ячменя), достигавший в начале царствования в среднем немногим более двух миллиардов пудов, превысил в 1913–1914 гг. четыре миллиарда. Состав хлебного производства несколько видоизменился: более чем удвоились урожаи пшеницы и ячменя (пшеница по количеству приближалась ко ржи, тогда как ранее одна рожь составляла более половины урожая). Если принять во внимание рост вывоза (за границу уходило около четверти русских хлебов) и увеличение численности населения, все же количество хлеба, приходящегося на душу населения, бесспорно возросло. В городах белый хлеб стал соперничать с черным.

Удвоилось количество мануфактуры, приходящейся на голову населения: несмотря на то что производство русской текстильной промышленности увеличилось процентов на сто, ввоз тканей из-за границы также увеличился в несколько раз. Вклады в государственных сберегательных кассах возросли с трехсот миллионов в 1894 г. до двух миллиардов рублей в 1913 г. Количество почтовых отправлений увеличилось с четырехсот миллионов до двух миллиардов, число телеграмм с шестидесяти до двухсот миллионов в год[187].

Одновременно с расцветом сельского хозяйства продолжался и рост промышленного производства, не отставая по интенсивности от роста первой половины царствования. Некоторое замедление развития, обозначившееся в первые годы XX в., с 1909 г. заменилось новым ускоренным ростом. Добыча каменного угля увеличивалась непрерывно. Донецкий бассейн, дававший в 1894 г. меньше 300 миллионов пудов, в 1913 г. давал уже свыше полутора миллиардов. За последние годы началась разработка новых мощных залежей Кузнецкого бассейна в Западной Сибири. Добыча угля по всей империи за двадцать лет возросла более чем вчетверо.

Добыча нефти в старом Бакинском районе после пожаров 1905 г. более не достигла прежнего уровня, но новые нефтяные прииски, как на том же Апшеронском полуострове, так и в других местах (Грозный, Эмба), почти уравновесили этот ущерб, и в 1913 г. добыча нефти снова приблизилась к 600 миллионам пудов в год (на две трети больше, чем в начале царствования).

Спрос на топливо в связи с ростом обрабатывающей промышленности неизменно возрастал. Наряду с углем, нефтью и с самым старым видом топлива – дровами, сохранявшими еще преобладание на севере и северо-востоке России, – разрабатывались также торфяные залежи, производились изыскания о горючих сланцах.

С открытием изобильных залежей железной руды в Кривом Роге (юг России), марганцевой руды в Никополе и Чиатурах (Закавказье) в России быстро вырастала металлургическая промышленность. Выплавка чугуна увеличилась за двадцать лет почти вчетверо; выплавка меди – впятеро; добыча марганцевой руды (шедшей в больших количествах за границу) – также в пять раз.

Если некоторые виды машин, особенно фабрично-заводское оборудование, ввозились еще из-за границы (гл. обр. из Германии), то паровозы, вагоны, рельсы производились преимущественно на русских заводах. Но и в области машиностроения за самые последние годы проявился быстрый рост: основной капитал главных русских машинных заводов за три года (1911–1914) возрос со 120 до 220 миллионов руб.

Текстильная промышленность развивалась быстро, еле поспевая за еще более растущим спросом. Производство хлопчатобумажных тканей с 10,5 миллионов пудов в 1894 г. удвоилось к 1911 г. и продолжало возрастать далее. С быстрым развитием хлопководства в Туркестане Россия становилась все менее зависимой от привозного хлопка; уже в 1913 г. туркестанский хлопок покрывал половину потребности русских мануфактур: с начала царствования сбор туркестанского хлопка увеличился в шесть раз. Льняная, шерстобитная и шелковая промышленность увеличили свой оборот на 75–80 процентов. Общее число рабочих, занятых в текстильной промышленности, с полумиллиона дошло до миллиона. Вообще же число рабочих за двадцать лет с двух миллионов приблизилось к пяти[188].

Подъем русского хозяйства был стихийным и всесторонним. Рост сельского хозяйства – огромного внутреннего рынка – был во второе десятилетие царствования настолько могучим, что на русской промышленности совершенно не отразился промышленный кризис 1911–1912 гг., больно поразивший Европу и Америку: рост неуклонно продолжался. Не приостановил поступательного развития русского хозяйства и неурожай 1911 г.

Спрос деревни на сельскохозяйственные