Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

будем так спешить. До Барнета я был довольно неискушен, чтобы поверить в честь подобного доверия мне. Сейчас я получил опыт!'

Эдвард улыбнулся. 'Я верю, ты взрослеешь, братишка!'

Он подтащил к себе вазу с фруктами. 'Тогда, решено. Я беру на себя центр. Уиллу снова придется закрывать тыл. Авангард отходит к Глостеру... Если ты, действительно, не хочешь, Дикон, дабы я передал командование кому-то другому?'

'Через мой труп!'

Король ухмыльнулся, надкусывая фигу. 'Едва ли самый удачный выбор слов, Дикон! И, пока мы на этом остановились, между храбростью и безрассудством существует разница. Из услышанного мной, я сделал вывод, при Барнете ты их перепутал. В следующий раз, пожалуйста, - поменьше удали, побольше благоразумия'.

Уилл пропустил ответ Ричарда, услышав только последовавший за ним хохот. Он опустил взгляд на поверхность стола, опасаясь встретить глаза Эдварда. Хотя прошло уже много лет с момента, как Гастингс сдался непрошенным чувствам, Уилл знал, временами зрачки Эдварда могут быть крайне проницательными, а у него отсутствовало намерение когда-либо позволить другу вытащить на свет ревность к его брату.

Эдвард гордился тем, как Ричард проявил себя при Барнете. Рассудком Уилл соглашался с его восхищением, но ему уже девять дней приходилось выслушивать, как король, не прерываясь, превозносит брата, и сейчас Гастингс совсем утомился.

Уиллу нравилось думать, что он всегда был честен наедине с самим собой, даже если не всегда говорил правду остальным. Он охотно допускал, - его нетерпимость отчасти проистекает из собственного ничем не примечательного командования при Барнете. Не то чтобы Эдвард упрекал Уилла за неспособность удержать солдат. Он просто беспрерывно вещал о Ричарде, которому это оказалось по силам.

Гастингс равнодушно взглянул через разделявшее их пространство комнаты на молодого человека. Он ни разу до настоящего момента как следует не думал над своими чувствами к нему. Уилл восхищался отвагой юноши, наслаждался его насмешливым, но сдержанным чувством юмора, мог оценить страстную преданность Ричарда любимым им людям. Но, кроме общей верности Эдварду, у них обнаруживалось мало общего. Ричард слишком отличался неистовством, слишком страдал от нехватки хитрости, чтобы Уилл выбрал его в друзья, не будь они сведены вместе обстоятельствами и необходимостью.

Гастингс гордился собственной отстраненностью, умением мысленно отступить на несколько шагов и взглянуть на любое событие, не важно, насколько личное для него, со всей возможной объективностью. Эдвард ценил в Уилле это качество, в определенной степени также им владея. Как бы широко он не прославился пребыванием в плену у своих страстей, Уилл знал, Эдвард был намного осторожнее, лучше владел собой, чем представляло большинство людей. Гастингс считал Эдварда близким другом более десяти лет, и все это время он едва ли мог вспомнить его в гневе, в истинном гневе, а не в потворствовании настроению, вспышки которого Уилл также мог пересчитать по пальцам только одной руки. Он прекрасно понимал, Эдвард, в связи с личными мотивами, предпочитал, дабы окружающие считали его порывистым, непосредственным, легко возбудимым поверхностными течениями страсти, сочувствия, гордыни. Другу истинное положение вещей представлялось ясней.

Тем не менее, Ричард действовал по побуждению чувств, что его старшему брату совсем не было свойственно. В глубине темных глаз, взирающих на мир, не скрывалось ничего объективного или аналитического, как не видел молодой человек в данных качествах чего-либо добродетельного, приди Уиллу в голову поговорить с Ричардом об этом. Но Гастингсу, несмотря на различия между ними, младший брат Эдварда казался приятным, и, в течение минувшего года, Уилл даже начал испытывать спонтанную привязанность к юноше, еще живую, но уже лишающуюся жизнеспособности после ударившей в голову родившейся при Барнете ревности.

'Уилл, как ее зовут?' - голос Эдварда внезапно прервал задумчивость Гастингса так, что тот вскочил, с трудом собравшись с мыслями.

'Кого?' - непонимающе спросил он, и Эдвард расхохотался.

'Об этом я и спросил тебя, Уилл! Если твои мысли сосредоточены так сильно не на женщине, то тогда на чем?'

Уилл ухмыльнулся и покачал головой. 'Считаешь меня достаточно слабоумным, чтобы называть ее имя? Может, я и не способен охранять свой лес от королевских браконьеров, но будь я проклят, если лично покажу дорогу к лани!'

Джордж тихо стоял позади кресла Эдварда. Но вот он выступил вперед, словно выброшенный волной общего смеха, ибо все это время дожидался подобного момента, когда его брат окажется максимально восприимчив и благожелателен к подготовленному им призыву.

'Нед, ты уже думал о дальнейшей судьбе земель Невиллов?'

'Ну, северные поместья в Камбрии и в Йоркшире будут конфискованы в пользу короны... Конечно, в случае нашей победы, Джордж'.

Внимательно наблюдающий Уилл поймал вспыхивающие искорки иронии в глазах Эдварда и подумал, удалось ли их заметить и Джорджу. Видимо, нет, решил он, услышав следующий вопрос Кларенса.

'Что с замком Уорвик?'

Уилл увидел, как рот Эдварда дернулся в точно определенной другом подавляемой ухмылке, но Ричард его опередил, первым взяв слово.

'Замок Уорвик - часть наследства графини Уорвик, и, являясь таковым, после смерти графа вернется под ее опеку. Измену совершил он, а не его супруга. Так как жена обязана повиноваться своему мужу, графиня не может, согласно справедливости и закону, отвечать за преступления графа. Ты, разумеется, в курсе, Джордж?'

Уилл бросил на Ричарда взгляд, полный заинтересованности и некоторого удивления. В голосе юноши прочитывалась отчетливая холодность, отчего теперь Гастингс понял, молодой человек смотрел на среднего брата без особой симпатии. Тот это тоже увидел, раздраженно проронив: 'Моя теща не нуждается в том, чтобы ее права отстаивали, Дикон'.

'Надеюсь, что нет'.

Эдвард следил за протекающим обменом любезностями с нарастающим всем заметным смехом. Наконец, он мягко сказал: 'Джордж, Дикон прав. Замок Уорвик по праву принадлежит графине Уорвик и не подлежит конфискации'.

На миг он скосил в сторону Ричарда лукавый