Балаустион - Сергей Конарев

Пока их вели по лестницам и коридорам, Леонтиск убеждал себя, что не боится. Получалось вроде неплохо: он испытывал нечто вроде возбуждения, шел с высоко поднятой головой и придумывал изощренные оскорбления, которыми будет осыпать убийцу. Начать немедленно тренироваться на охранниках афинянину мешал только забитый в рот кляп.

Кошки заскребли на душе, когда уходящие вниз скользкие ступени и затхлая сырость дали знать, что путь лежит в — очередное — подземелье, и, стало быть, развязка близка. Вскоре с угрожающим скрипом открылась и спустя миг с тяжким гулом захлопнулась уже за спиной последняя дверь. Твердые пальцы, словно когти, разодрали исподний хитон, затем, скользнув по шее, сорвали с головы мешок и выдернули изо рта кляп. Кисти афинянина остались связанными за спиной.

Логово Горгила представляло собой квадратное помещение, освещенное парой чадных факелов. За спиной находилась обитая железными полосами дверь, через которую они вошли, в противоположной стене виднелась еще одна, такая же прочная, ведущая, по-видимому, в глубину лабиринтов Персики. Посреди комнаты стояли два неподъемных на вид стола из окаменевшего дуба с позеленевшими медными кольцами со всех четырех сторон. В предназначении этих уродливых сооружений сомневаться не приходилось, ибо на одном из столов лежал страшно изувеченный труп. При взгляде на кровавое месиво вместо лица и по-звериному оскаленные зубы мертвеца Леонтиск пожалел, что открыл глаза. Внезапно ему ужасно не захотелось умирать. Просто до неприличия. Во рту пересохло, в голове тяжело забýхала кровь, а зубы пришлось стиснуть, чтобы они не стучали. Холодный камень и сырой воздух подземелья вызвали неудержимую дрожь. Или… это было следствие страха?

«Боги, какой же я, оказывается, трус», — подумал Леонтиск, и повернул голову, чтобы зарядиться мужеством от Эвполида — уж этот не будет трястись овечьим хвостом в свой последний час. Двое в одинаковых серых хламидах уже освободили сына Терамена от его мешка и кляпа. Третий стоял за спиной Леонтиска, крепко держа его за ошейник. До сей поры убийцы не проронили ни слова, так что непонятно было, кто из них Горгил. Или мастер смерти еще только готовился к торжественному появлению?

— Проклятый кляп, аж челюсть свело, — сплюнув, проговорил Эвполид и белозубо улыбнулся товарищу. — Как себя чувствуешь, друг Леонтиск?

— Нормально, — попытался усмехнуться сын стратега, поражаясь выдержке товарища и спросил в тон: — Как ты думаешь, кто из этих уродцев — великий убийца?

— Быть может, вон тот, что лежит на столе? — хохотнул Эвполид.

— Ха-ха, точно, клянусь Афиной! — холод сжимал внутренности, но Леонтиск был горд этим смешком. — Только и разговоров, что Горгил да Горгил, а что я вижу? Плюгавого урода, да к тому же дохлого, вот что. Я разочарован… Эй, где здесь выход, я ухожу.

Эвполид от души расхохотался, Леонтиск, не выдержав, тоже. Что это — истерика, или они уже свихнулись от страха?

— Ну ты и шутник, дружище! — вытирая брызнувшие слезы ладонью, проговорил Эвполид. Голос его был странным, каким-то мяукающим. — Пожалуй, останься, я тоже пошутил. Тот мертвяк — не Горгил.

Смех Леонтиска оборвался не сразу, а, как вода из худого бурдюка, еще вытекал из него некоторое время. Округлившимися глазами сын стратега тупо смотрел, как Эвполид опустил руки в поднесенную одним из серых серебряную чашу, фыркая, омыл лицо и шею водой. В воде плавали розовые лепестки.

— Ну что, понял, наконец, дурачок? — Эвполид принял услужливо протянутое ему мягкое полотенце. — Горгил — я.

Ноги вдруг превратились в желе, глаза застлала мгла. Леонтиск неминуемо повалился бы на пол, если бы стоявший сзади охранник не держал его за ошейник. Сын стратега пытался что-то сказать, даже сам не понимая, что именно, но горло как будто стиснули горячие клещи, и невысказанные слова выплеснулись глухим стоном.

— На стол его, — небрежно взмахнул рукой Горгил-Эвполид. Человек, с которым Леонтиск столько времени делил пищу, спал в одной комнате, сражался бок о бок и ходил к девицам. Сознание этого было невыносимым, и чудовищная метаморфоза, обратившая друга в палача, тоже казалась невозможной, но, может быть, именно поэтому была настолько правдоподобна и логична, что молодой афинянин сразу признал ее истиной, не пытаясь убежать от правды, вырваться из кошмара, проснуться.

Леонтиск не сопротивлялся, когда его бросили спиной на пыточное ложе по соседству с изуродованным трупом и привязали руки-ноги к кольцам.

— Полежи пока, дружище, отдохни, — молвил Горгил, подходя к низкому круглому столу, куда более достойному так называться, чем его стоявшие поодаль уродливые собратья. — Чуть позже я займусь тобой, но сначала мне предстоит одна весьма тонкая работа. Эй, горячей воды мне, сундучок с порошками, зеркало и побольше света.

Через минуту требуемое было принесено. Горгил уселся за стол, поставил перед собой зеркало на причудливо изогнутой ножке, разложил острые инструменты и откупорил некие колдовского вида флаконы. По знаку мастера его подручные удалились. Леонтиск, повернув голову, следил за убийцей пустым взглядом. Тот усмехнулся:

— Куда подевалась вся твоя бравада, друг Леонтиск? Ну же, не будь таким скучным, давай еще пошутим на прощанье.

— Чтоб ты сдох, …! — Леонтиск совершенно спонтанно вспомнил редкое местечковое словцо, которым его знакомые пастухи с Эвбеи называли человека, склонного к сожительству с козой.

— Браво, малыш, — убийца пропитал кусок ткани каким-то снадобьем и прижал полотно к щеке. — Хоть и грубо. Человек должен быть вежлив со своей смертью. Подумай только: ведь я — последний из людей, кого ты видишь в этой жизни. Разве это не повод быть чуточку более вежливым? Я вот совершенно не чувствую к тебе злобы. Скажу даже больше — ты мне нравишься. Хотя я держу за правило не привязываться сильно к людям, клянусь богами, мне было приятно общаться с тобой. И я почти сожалею о том, что должен сделать.

Леонтиск промолчал, смежив веки.

— Тебе, наверное, интересно, как мне удалось всех одурачить, выдав себя за Эвполида Каллатида? — край прижатого к лицу Горгила полотна вздрагивал, задеваемый его губами. — Охотно расскажу — надо же чем-то занять время, да и тебя поразвлечь напоследок. Началось все с того, что три месяца назад, отдыхая в Коринфе, — ох, какой там восхитительный бордель у Горгозины! — я получил предложение отправить к Аиду отца и сына Эврипонтидов, неких спартанских правителей. Деньги задание обещало приличные, а работа представлялась не очень сложной, так что я легко согласился. Теперь-то понимаю, что слегка продешевил, но договор есть договор.

Я уже закончил предварительную подготовку и собирался выехать из Афин в Сикион, чтобы занять приготовленное мне место в посольстве ахейцев, когда пришло сообщение о том, что замысел оказался под угрозой. Это мои люди, кстати, отловили шпиона в доме архонта Демолая — я всегда страхуюсь и стараюсь собрать о заказчиках не меньше сведений, чем о намеченных ими жертвах. Перед своей печальной кончиной шпион рассказал, что подслушал разговоры архонта и передал их хозяину — некоему Эвполиду Каллатиду, сыну врага архонта. Этот Эвполид стал угрозой всего дела, поэтому мои люди нашли его и установили слежку, поджидая момент, чтобы… ну, сам понимаешь. Молодой негодяй заметил охотников, попытался скрыться от них — безуспешно, разумеется, — но успел передать смертоносные сведения тебе. Именно тогда, у ворот особняка своего папаши, ты в последний раз видел настоящего сына Терамена. Спустя какой-то час охотники накрыли его и привезли ко мне. Очень скоро выяснилось, что первоначальный план провалился — ты сопоставил узнанное от Эвполида с предложением своего отца и, как положено законченному дураку, встал на дыбы, отказавшись сыграть предложенную роль. Ну и оказался в темнице архонта.

Леонтиск закусил губу, вспомнив, как все происходило. Глаз он не открывал, боясь предательских слез.

— Но я, видишь ли, не люблю, когда мои продуманные планы портят случайности и дураки, — голос Горгила зазвучал зловеще. — В подобных случаях я иду на все, чтобы посмеяться над судьбой и людьми и сделать, так, чтобы операция прошла, как было задумано. А задумано было, чтобы ты, дружище Леонтиск, привел меня к Эврипонтидам, и я понял, как заставлю тебя сделать это, «пообщавшись» с доставленным ко мне Эвполидом. Этот несчастный искатель приключений весьма походил на меня ростом и комплекцией, да и лицом немного. Более того, когда его разговорили мои «щекотуны», он поведал, что в предпоследний раз вы виделись пять лет назад, а в последнюю встречу ты признал его лишь по оставленной тобой же отметке на щеке. Одним словом, стоило мне заложить прокладки под десны, — Горгил засунул пальцы в рот и выбросил на стол пару белесых тампонов толщиной в палец, лицо убийцы сразу стало ощутимо острее, — одолжить у сына Терамена накладную бороду и приклеить шрам — и превращение свершилось. Вот, погляди-ка….