Гроза над Миром - Венедикт Ли

«Ничтожная часть безмерно сложной гармонии мира…». Слово «мир» автор употреблял со строчной буквы, имея в виду нечто большее, нежели колыбель человечества, единственную планету вселенной, где живут люди.

А следующий лист – цветная иллюстрация, выглядел окном, открытым в пейзаж неправдоподобной красоты, от нее щемило сердце. На лоне цветущей всеми красками природы – группа обнаженных женщин и мужчин. Подобных рисунков, демонстрирующих совершенство человеческих тел, было в книге множество.

Через несколько страниц – черно-белая картина: три скелета на фоне разверстых могил беседуют, весело скалясь.

«…Нелепый обычай брать в бою пленных, содержать их, кормить и лечить, даже в ущерб своим воинам, имеет рациональную основу, – витийствовал далее анонимный автор. – Она лежит в подавленном ныне человечеством каннибальском инстинкте: пленники – суть мясной скот. Но раз мы давно похоронили в себе этот атавизм, содержание военнопленных потеряло смысл.

Проявить добрую волю и вернуть врагу его солдат? Возможно, враг ответит тем же и ваши, и его воины снова пойдут друг на друга. И, благородством сторон, ужас войны продлится долее. Пока не поредеют армии, не покроются несжатые поля гниющими трупами, а оставшиеся живые на пепелищах будут завидовать мертвым. Так не бери же в полон никого, закрой свою душу для жалости и убей каждого, в ком видишь врага. Тогда скорее минет бедствие войны…»

Следующая картинка-схема снабжена циничной подписью: «Современная война по масштабам участия в ней человеческих масс требует и равных по мощи средств истребления оных. Фабрика смерти». Сжато пояснялось, как быстрее и дешевле всего уничтожить миллион (и больше!) человек, как следует утилизировать трупы и в какой предварительной психологической подготовке нуждается персонал, обслуживающий этот адский конвейер.

Солтиг помедлил, прежде чем перевернул следующий лист. Художник был явным садистом. Гора спрессовавших друг друга мертвых тел, мужских, женских, детских. Вытекшие глаза, согнутые под невообразимыми углами конечности…

«Пример плохой работы», – хихикала надпись внизу рисунка. – «Пропускная способность печей оказалась недостаточной».

«…Некоторые скажут: путь не по душе нам, укажи другой. Пожму плечами… Что поделать, когда все богатство человеческой психики с ее бездной чувств и переживаний держится на двух элементарных постулатах. Если человек не воюет или не трудится в поте лица, добывая свой хлеб, то он перестает понимать, зачем живет и сходит с ума».

Взгляд Солтига скользнул на соседнюю страницу: «…Бог положил пределы народам, повелев жить, не преступая границ».

«Вот к чему вела ты, хитрая пацифистка! Огреть читателя по мозгам, поразить ужасом и тут же предложить готовый ответ: живите, где живется, не рыпайтесь, и мир будет вам наградой за тяготы вашей жизни…»

Но автор ехидно опровергал собственное логическое построение: «Пауки в банке – случай полностью отвечающий высказанному выше императиву. Так что, не ждите ответа, не знаю его».

И вновь картина сказочной красоты. Ночь, в фосфоресцирующих облаках светится ближняя луна. Что за краски, черт! Вся страница излучает мягкий свет.

«Meznocho.   Полночь.

Steli.              Звезды.

Herbterano.   Степь.

Obo.             Луна.

Ankino.       Неподвижность.

Ansonano.  Тишина».

Как прекрасен мир. А душа человеческая, способная вместить все это величие и красоту в себе? Ар Солтиг с треском захлопнул книгу и швырнул на полку над своим столом.

Плод извращенного, больного ума. Нельзя это читать. Год назад он провел в Конгрессе закон, запрещающий распространять «Tongani» в Эгваль. Но контрабандные экземпляры то и дело всплывали в кругах попусту умствующих интеллигентов. Хорошо еще, что типографская техника Эгваль не в состоянии повторить этот шедевр полиграфии – некоторые картины в «Tongani» были не только цветными, но и объемными. Старинные технологии, черт подери…

Да, но какое же решение принять? Он отправил Гарига на Остров, не имея четкого представления, зачем это делает. Сейчас на пользу любое обогащение сложившейся ситуации новыми элементами. Глядишь и родятся какие-то комбинации, ходы… А пока путь один – продолжение войны. И… в Вагноке умирает Тина. Как не хотела она оставаться бледной тенью великого отца. «Я – тоже личность, у меня – своя жизнь…» Он никогда не подавлял ее бунта, стараясь лишь незаметно направить его в безопасное русло. Тина не стала изнеженным цветком, счастливо избежала модного у молодежи увлечения наркотиками. Окончила университет в Норденке, потом ее увлекла авиация. И он ей не мешал, Хотя были минуты, переживал за нее. Вспомнить хотя бы тот случай…

Ему тогда доложили, что связь с самолетом Тины потеряна через сорок минут после взлета. Последние секунды перед тем, как исчезнуть с экрана аэродромного радара, двухместный тренировочный самолет круто снижался, стремительно теряя высоту.

Ар Солтиг в ту ночь не сомкнул глаз, ожидая известий. Только под утро спасатели обнаружили место катастрофы. Машина срезала крыльями тонкие деревья подлеска, врезалась в землю и взорвалась. Среди обгорелых обломков спасатели обнаружили останки инструктора – летчицы с большим стажем и опытом. Солтиг всегда бывал спокоен, когда они с Тиной летали вместе.

К величайшей радости Солтига, Тина успела покинуть терпящую бедствие машину. Ночь провела неподалеку от места трагедии, закутавшись в шелк парашюта. Увидев прибывших спасателей, вяло помахала им рукой. Всю дорогу молчала, и только оказавшись в его кабинете, оттаяла и дала волю слезам.

– Марии стало плохо в полете, и она расстегнула плечевые ремни, чтобы легче было дышать. Потом потеряла сознание и навалилась телом на ручку управления. И я ничего не смогла сделать! Ничего!

Он гладил плачущую Тину по стриженой рыжей голове, утешая.

– По данным локатора у тебя оставалось не больше двадцати секунд. И ты действительно не могла ничего сделать.

Тина рассказала, как, отчаявшись выровнять машину, поняла, что сама не успевает спастись. И тогда, не сознавая, что делает, она расстегнула ремни, сбросила фонарь кабины и, встав во весь рост, дернула кольцо парашюта. Он, вывалившись бесформенным комом, тут же наполнился неистовым напором встречного воздуха. Могучий рывок выдернул Тину из кабины, она едва успела сгруппироваться, как ноги ее ударились о покрытую толстым слоем перепревшей листвы землю. Тина упала, изо всех сил потянула стропы, чтобы погасить купол. Впереди взметнулся взрыв, окатив горячей воздушной волной, от которой заложило уши.