Письма. Том I (1896–1932) - Николай Константинович Рерих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Г. Шклявер пишет мне о желательности поднесения Папе[1334] второго альбома моих религиозных картин. Если всеми это признается полезным и желательным, то можно начать об этом думать и подбирать соответствующие фотографии. Очень жаль, что по местным условиям нельзя достать удовлетворительные снимки нескольких последних картин. Но если бы Вы сочли это действие полезным, прошу Вас сообщить мне об этом, чтобы заблаговременно оформить содержание альбома. Уже неоднократно упоминал я о моем благожелательном отношении к прелатам. Надеюсь, что мой взгляд о полезности постепенного приближения к кардиналам Франции и Бельгии встречает Ваше сочувствие. Если бы нет, то не сочтите это какой-либо терроризацией и дружески напишите мне Вашу точку зрения. Всякое понятие террора настолько противно мне, что даже случайное упоминание этого звериного состояния заставляет меня насторожиться. Самодеятельность, энергичная свободная работа на широких полях культуры есть приближение к истине. В свете этой истины никакой Потёмкин не дерзнет строить свои деревни. То, что Вы говорите о разрушении Центра, не имеет никакого приложения к будущему. Там, где упомянуто слово «культура», там никаких разрушений не должно быть и не будет.
Все мы крепко надеемся на выздоровление супруги Вашей и шлем Вам всем сердечный привет.
Душевно Ваш,
[Н. Рерих]
422
Н. К. Рерих — Ю. Славику*
1 декабря 1932 г. Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия
Ваше Превосходительство,
Генеральный секретарь нашего Европейского Центра в Париже д-р Г. Шклявер передал мне, что Вы хотите иметь мой автограф, и я с большим удовольствием выполняю Вашу просьбу.
В то же время мне предоставляется приятная возможность сердечно поблагодарить Вас за активную помощь по нашему Пакту во время Второй Конференции, проходившей в Брюгге. У меня никогда не возникало сомнений в том, что доблестная чехословацкая нация окажет искреннюю поддержку всем начинаниям, имеющим отношение к Культуре и Миру. И Ваши благородные действия еще раз подтвердили мое глубокое убеждение. Начиная с 1904 г. я имел самые приятные художественные и культурные связи с Вашей страной, и сейчас мне радостно с самыми лучшими чувствами вспомнить об этом еще раз.
Примите, пожалуйста, Ваше Превосходительство, мой сердечный привет.
Искренно Ваш,
[Н. Рерих]
423
Н. К. Рерих — М. А. Таубе
№ 52
6 декабря 1932 г.[ «Урусвати»]
Дорогой Михаил Александрович,
Сейчас получено Ваше письмо от 24 ноября за № 17. Конечно, я согласен с Вами, как и всегда, по всем Вашим пунктам, а особенно радует Ваша приписка о том, что супруга Ваша наконец поправляется.
№ 17 письма Вашего показал мне, что я недаром беспокоился все время, не получая Ваших очередных писем. Вот и теперь оказалось, что два Ваших письма отсутствуют, ибо ни 16-го, ни 15-го мы не получили, а последнее Ваше было за № 14 от 1 ноября. Между тем в одном из этих пропавших писем должно было заключаться очень важное для нас сообщение, о чем Шклявер писал нам, что Вы сами осветите мне уже прискорбный инцидент, происшедший на собрании 18 ноября, когда была доведена до сведения собрания гнусная клевета о поставке нашими Учреждениями в Нью-Йорке оружия для чилийских революционеров[1335]. Шклявер сообщает об этом очень осторожно, но я считаю, что раз нечто делается достоянием собрания, то, как бы оно ни было нелепо и чудовищно, мы не должны игнорировать эти выходки сатанинских полчищ. Должен же быть где-нибудь предел человеческой гадости и клеветы. То Вы оказываетесь масоном, [то] наши экспедиции оказываются масонскими, то, наконец, какие-то чудовища не стесняются изобрести мерзость об оружии для Чили. При этом упоминаются какие-то документы. Спрашивается, где же эти документы и как они выглядят? Имеем ли мы дело с абсолютным мифом или с какими-то подложными махинациями? Ведь это необходимо исследовать как с общечеловеческой, так и [с] юридической стороны. Очень прошу Вас сообщить мне как все Ваши сведения об этом, так и Ваше мнение об этой гнусности. Теперь пройду все пункты письма Вашего.
1. Меня очень радует Ваше одобрение моей мысли о поднесении второго альбома Папе[1336]. Конечно, собирание и изготовление снимков возьмет некоторое время, но уже теперь я начинаю собирать подходящие снимки и просил Шклявера дать мне список картин первого альбома.
2. Очень радуюсь Вашей встрече с Остроумовым, ибо считаю его очень дельным и полезным человеком. В сфере его службы было еще несколько лиц очень хороших.
3. Радуюсь и сведениям о голландце.
4. О князе Ш[иринском]-Ш[ихматове] я совершенно ничего не знаю, и Ваше указание, о которых я всегда и просил Вас, как Вы помните, мне очень ценно. Кроме того, нельзя считать его группу нашей группой, ибо никакого обоюдного постановления на этот счет никогда и не было. В помещении Центра неминуемо могут бывать люди разного диапазона. Например, в составе Об[щест]ва «Икона» состоит заведомый негодяй Муратов, но мы совершенно не гарантированы, что и это чудовище когда-либо пожалует к нам. Конечно, я отнюдь не отношу только что произнесенных эпитетов к вышеозначенной группе, ибо я ее прежде всего совершенно не знаю. А по обычаю моему, там, где я не знаю, там я стараюсь сохранить добрый знак. Я уже много раз Вам писал о том, что на местах Вам виднее, и о том, что мы не должны делать никаких новых врагов.
II. Принимаю к сведению Ваши соображения о Тюльпинке и надеюсь, что Ваш Комитет составит достаточный корректив, буде такой для Бельгии и прочих стран потребуется.
Не могу не вернуться еще к соображениям о чилийской выдумке. Положительно, можно предполагать, что где-то заседает настоящая черная ложа, очень активная в гнусных изобретениях. Невозможно представить себе, что клевета зарождается, «как мыши из пыли». Значит, она для кого-то нужна, ибо это не есть только дискредитирование и замалчивание, но это есть какая-то активная махинация, происходящая в нескольких странах. Потому-то нельзя не обращать внимания на эту подпольную работу темных сил. Мы обязаны относиться очень зорко и чутко к этой подпольной махинации, в которой, может быть, участвуют совсем неожиданные крупные элементы. Потому еще раз прошу, сообщайте мне, не стесняясь, все, что можно доверить почте. О пропавших письмах сделайте заявление.
Не
