Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 - Игорь Зимин

О взаимоотношениях двух воспитательниц сохранились и более резкие отзывы «со стороны». Одна из фрейлин императрицы Александры Федоровны, наблюдая этот конфликт, в резких выражениях отмечала как сложный характер Дункер («Дункер, презлая, препротивная и глупая скотина»128), так и невеликие педагогические способности Барановой: «Очень добрая и честная женщина, но очень ограниченная, притом слабого здоровья. У великой княжны Ольги Николаевны была m-lle Dunker, злое существо с романтическими наклонностями; она любила слушать с Мердером пенье соловья по вечерам около дворца в кустах. Система Дункер была – совершенно овладеть умом своей воспитанницы и ссорить двух сестер… что ей вполне удалось, и то детское чувство охлаждения осталось на всю жизнь. Сестры любили друг друга, но не ладили»129.

Между начальницей и подчиненной начались конфликты, которые особенно развились, когда в 1834 г., на 15-летие великой княжны Марии Николаевны, воспитательница Ю. Ф. Баранова получила орден Святой Екатерины. Ш. Дункер стала «вспыльчивой и склонной к сценам». В результате Николай I личным решением удалил Шарлотту Дункер из дворца. Как писала Ольга Николаевна: «Он не любил половинчатых мер и считал, что только радикальное решение может восстановить мир в детских»130.

В 1835 г. на место уволенной гувернантки к великой княжне Ольге Николаевне «взяли на пробу» еще одну «крепкую специалистку» – «мадам Дудину, начальницу одного приюта». Однако и она не прижилась, поскольку «ослепленная жизнью при дворе… она спрашивала всех и вся, что это или то обозначает. Ее мещанская манера и ее неразвитость давили меня»131. Ради справедливости стоит отметить, что великая княжна Ольга Николаевна, по мнению современников, отличалась на редкость стервозным характером, и ужиться с ней гувернанткам было довольно сложно.

Тем не менее такая гувернантка нашлась. С 5 декабря 1836 г. ею стала Анна Алексеевна Окулова. Следует подчеркнуть, что это был личный выбор Николая I. Видимо, он знал новую гувернантку еще с тех времен, когда она была воспитанницей Екатерининского института. Уверенность царя в «педагогических перспективах» А. А. Окуловой проявилась в том, что ее положение при дворе, в том числе и содержание, были утверждены сразу, без испытательного срока. Ее назначили на должность штатной фрейлины, по рангу она следовала за статс-дамами и получила, как Ю. Ф. Баранова, «русское платье» синего цвета132 с золотом, собственный выезд и ложу в театре133.

Карьера этих воспитательниц-гувернанток была беспрецедентна.

Ю. Ф. Баранова в год смерти своей матери (1839) стала статс-дамой, а с 1855 г. – гофмейстриной императрицы Александры Федоровны. Таким образом, она находилась при царской семье с 1818 г. и до самой смерти императрицы Александры Федоровны в 1860 г., то есть более 40 лет.

В год замужества великой княжны Ольги Николаевны (1845) ее воспитательница Анна Алексеевна Окулова получила орден Святой Екатерины.

У третьей дочери Николая I, великой княжны Александры Николаевны (Адини), воспитательницей также была англичанка. Она практиковала английские методы воспитания. В частности, пыталась закалять девочку и выходила с ней на прогулку «во всякую погоду». Результатом этого закаливания стал сильный бронхит134. С учетом того что Адини умерла в 1842 г. в результате скоротечного туберкулеза, многие современники приписывали его начало именно бронхиту 1839 г.

Николай I, несмотря на всю свою занятость, охотно привечал многочисленных внуков. Так, на время отсутствия своего второго сына Константина Николаевича он взял в Зимний дворец его детей, «под крылышко к доброй бабушке, их поместили там в бывших комнатах великой княгини Ольги Николаевны»135.

Примечательно, что родители и воспитатели очень рано начинали приучать царских детей к будущей «профессии», давая им понять, что вся последующая их жизнь будет проходить на глазах сотен людей. Когда в 1832 г. детей вывезли на море в Прибалтику, они «должны были проходить через публику, собравшуюся, чтобы видеть царских детей». Для детей первые опыты публичности не были легкими, и одна из дочерей императора заметила: «Должна сказать, что мне было гораздо приятнее смотреть самой, чем давать себя разглядывать. Такие прогулки были обязанностью»136.

Николай I лично вводил подросших детей и внуков в сложный мир придворных церемоний. При этом опять же учитывалось, что малейший промах со стороны детей мог стать предметом длительных сплетен и «итоговых выводов». Ольга Николаевна вспоминала, как во время поездки в Москву в 1837 г. Николай I лично «очень следил за тем, чтобы мы всё проделывали неспешно, степенно, постоянно показывая нам, как надо ходить, кланяться и делать реверанс. Мы могли танцевать только с генералами или адъютантами. Генералы всегда были немолоды, а адъютанты – прекрасные солдаты, а потому плохие танцоры… Об удовольствии не могло быть и речи»137. При этом надо иметь в виду, что в 1837 г. Ольге Николаевне было 15 лет, и она в силу возраста уже вошла в круг парадной жизни императорских резиденций.

Тогда же детей царя знакомили с достопримечательностями Москвы. Посетили они и Оружейную палату. Дети, конечно, оставались детьми, и 10-летний сын царя – великий князь Константин Николаевич шалил: примерял сапоги Петра Великого, садился на трон Ивана Грозного и надел бы шапку Мономаха, если бы ему не помешал воспитатель адмирал Литке138.

Надо заметить, что и позже царским детям разрешали трогать руками бесценные экспонаты. Для них это были не просто драгоценные или уникальные вещи, а овеществленная память об их предках. Так, в 1901 г., во время посещения Москвы, 6-летняя Ольга Николаевна, старшая дочь Николая II, не только посидела во всех каретах, хранившихся в Оружейной палате, но и «выбрала» себе одну из них, серьезно приказав прислать экипаж в Царское

Село для ежедневного пользования. Служащие Оружейной палаты, позволявшие ребенку ползать по уникальным каретам предков, твердо объяснили девочке, что это невозможно.

Усвоение дворцового церемониала царскими детьми не обходилось без накладок. А поскольку дети осознавали и меру ответственности, и неотрывное внимание сотен глаз, свои неизбежные промахи они воспринимали очень болезненно. Например, после одного из церемониальных «промахов» 12-летнего цесаревича Николая Александровича в августе 1855 г. фрейлина А. Ф. Тютчева отметила в одном из писем: «Первого у нас было водосвятие и после него парад, на котором великий князь наследник допустил оплошность, начав маршировать с правой ноги. Он был так огорчен, что даже горько расплакался»139.