История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

насилия в отношении евреев», подчеркнуто заявляя, что «любое проявление беспорядков неизбежно привести к немедленному преследованию всех официальных лиц, которые обязаны заниматься предотвращением беспорядков».

Это энергичное заявление правительства произвело волшебное действие.

Все провинциальные администраторы понимали, что центральное правительство Санкт-Петербурга.

Петербург перестал шутить с зачинщиками погромов, и погромная эпидемия прекратилась. Начиная с июня 1882 г. погромы принимали все более и более спорадический характер. Кое-где вновь вспыхивали искры старого пожарища, но только для того, чтобы быстро затухать. В течение следующих двадцати лет, до кишиневской резни 1903 года, можно перечислить не более десяти сколько-нибудь значительных погромов, и все эти беспорядки были отдельными движениями, с чисто местной окраской и без признаков общего организации или силы эпидемии, характерной для погромных кампаний 1881 г. или 1903–1905 гг. Это лишнее доказательство того, что систематические погромы в России невозможны, пока центральное правительство и местные власти настроены против них честно и твердо.

Жесткие меры, принятые Толстым, вскоре нашли отражение в судебных процессах, возникших в связи с погромами. Раньше местные власти, как правило, воздерживались от привлечения к суду бунтовщиков, чтобы их показания не могли уличить местную администрацию, и даже когда против них в конце концов возбуждались дела, виновные большей частью отделались легкими наказаниями, например тюремным заключением на несколько месяцев. Но после июньского заявления правительства суды стали более строго относиться к бунтовщикам. Летом 1882 г. в судах рассматривался ряд дел, вытекающих из погромов в Балте и других городах. Наказания, назначаемые судами, часто были суровыми, но вполне заслуженными, такими как ссылка и заключение на каторжные работы, призыв в военные роты и т. д. В одном случае двое солдат, осужденных за грабежи и убийства, предстали перед военным трибуналом. и приговорен к смертной казни. Когда приговор был представлен на утверждение киевскому генерал-губернатору Дрентельну, балтский раввин, действуя от имени местной еврейской общины, выехал в Киев, чтобы поддержать виновных в их прошении о помиловании. Странно было слушать этот призыв о пощаде от имени преступников, повинных в насилии и убийстве, исходивший из стана их жертв, из разрушенных домов, еще звучавших стонами раненых и плачем о погибших и обесчещенных жизнях. женщины. Трудно поверить, что этот призыв к милосердию был вызван исключительно порывом прощения. Вероятно, с этим было связано опасение, что за смерть убийц отомстят их единомышленники, еще находящиеся на свободе.

Балтские евреи вскоре узнали, что за их смирение плохо отплатили высокопоставленные зачинщики беспорядков. В начале августа в Балту приехал генерал-губернатор Дрентельн. Он был чрезвычайно раздражен не только из-за недавнего циркуляра Толстого, в котором содержалась личная угроза ему как пособнику ряда погромов в его владениях, но и из-за шагов, предпринятых представителями балтской еврейской общины. общины в Петербурге в направлении разоблачения духовниками местных бунтов. Прибыв в сильно пострадавший город, глава провинции, который по должности должен был передать свое сочувствие пострадавшим, созвал раввина и руководителей еврейской общины и в присутствии своего официального аппарата угостил их к речи, полной ядовитой ненависти. Он сказал им, что евреи своими действиями «всех вооружили против себя», что они повсеместно ненавидимы, что «нигде они не живут так счастливо, как в России» и что посланная ими в Петербург депутация с целью предъявление своих жалоб и «клевета на городские власти и представителей, как будто они возбудили буйную толпу против евреев» не помогли. В заключение он заклеймил ходатайство балтийской общины о смягчении смертного приговора, вынесенного бунтовщикам, актом лицемерия, внушительно добавив, что «эти лица помилованы, несмотря на просьбы евреев».

Выступление чиновничьего еврея, которому подобающее место было на скамье подсудимых, рядом с осужденными убийцами, произвело страшную панику во всей Киевской области. Боевой орган еврейской печати «Восход» правильно заметил: «После выступления генерал-адъютанта Дрентельна наша уверенность в невозможности повторения погромов решительно пошатнулась. К чему могут быть министерские циркуляры, когда высшие администраторы на месте парализуют их действия на публике живым словом?

Опасения, высказанные еврейским органом, к счастью, не оправдались.

Правда, министр Толстой был не в состоянии наказать преступную речь дикого генерал-губернатора, имевшего мощные связи при русском дворе. Но твердое решение центрального правительства привлечь к ответственности глав администрации за попустительство погромам возымело должное действие. Все, что могли сделать рычащие собаки, это лаять.

3. ИНВАЛИДНОСТЬ И ЭМИГРАЦИЯ

Таким образом, погромная машина была остановлена приказом св.

Петербург. В противовес этому продолжала работать на полную мощность машина по производству еврейских инвалидов. «Временные правила» от 3 мая устанавливали систему законных преследований, которые были направлены против евреев на основании их «экономической вредоносности». широкое поле для самых грубых форм произвола и беззакония. Одним махом были наглухо закрыты все выходы из перенаселённых городов в деревни в черте оседлости. Все отрасли промышленности, связанные с еврейским землевладением вне городов, были свернуты, а местами и вовсе отрезаны. Во многих деревнях дарованное сельским общинам особым приговором право изгонять «порочных членов» использовалось как орудие изгнания давно осевших там евреев.

Следует помнить, что Игнатьев предлагал официально поощрять крестьян к применению этого оружия против евреев, и что Комитет министров отклонил его предложение. Теперь были администраторы, которые делали то же самое неофициально. Руководствуясь корыстными побуждениями, местные кулаки или «хозяева» из числа русских мещан, действуя совместно с сельскими старостами, созывали крестьянские сходы, на которых угощали обильными дозами спиртного.

Пьяные, полуграмотные мужики подписывали «приговор» с требованием изгнания евреев из их деревни; приговор будет немедленно подтвержден губернаторами и немедленно станет законом.

Подобные изгнания были особенно часты в правительствах, находившихся под юрисдикцией Дрентельна, киевского генерал-губернатора, и никто не сомневался, что этот свирепый еврейский гонитель распространил об этом слово по всем своим владениям.

Экономическая нищета внутри черты оседлости вытеснила часть евреев в глубь России, но здесь их встретила бич закона, причинявший вдвойне боль скорпионам административного произвола. Массовые высылки евреев происходили в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове и других запретных центрах. Влияние этих выселений на торговую жизнь страны было настолько пагубным, что крупные русские купцы Москвы и Харькова обратились к правительству с просьбой ослабить ограничения на посещение этих городов евреями.

Теперь к гражданским властям присоединились военные в преследовании евреев. В русской армии было большое количество врачей-евреев, многие из которых отличились во время предшествующей русско-турецкой войны. Реакционное правительство, руководившее русскими делами, не могло допустить, чтобы врач-еврей пользовался правами армейского офицера, совершенно недостижимыми для солдата-еврея. Соответственно, военный министр Ванновский издал рескрипт от 10 апреля 1882 г. следующего содержания:

Во-первых, ограничить число врачей-евреев и фельдшеров

в Военном ведомстве до пяти процентов от общего числа медиков.

Во-вторых, прекратить