Хищник. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

Теодорих закричал:

— Воины с пиками! Все ко мне!

Затем, не дожидаясь их, он побежал к воротам, не обращая внимания на стрелы, которые все еще летели со стен; ими были сплошь утыканы тела двух воинов, что несли таран.

Меня тоже так и подмывало ринуться в бой вслед за Теодорихом. Но я пересилил себя и дождался, пока появились всадники с пиками, а затем contuberina с лучниками. После чего мимо меня на штурм города ринулись два или три turmae пеших воинов с мечами, все пехотинцы держали свои щиты над головой, чтобы защититься от града стрел. Я дождался, когда появится turma, к которому я был приписан, и присоединился к нему. Наш optio Дайла встретил меня широкой, торжествующей ухмылкой.

4

Не ждите от меня связного исчерпывающего рассказа о взятии Сингидуна. И вряд ли хоть кто-нибудь из участников сражения мог это сделать. Ибо каждый сражающийся видит только небольшие фрагменты боя, то, что происходит непосредственно рядом с ним: своих товарищей и врагов, которые наступают или отступают, убивают других или умирают сами. Остальное сражение настолько далеко от него, рядового участника, словно происходит на другом континенте, и он никогда не знает, кто победил, до тех пор пока все не закончится.

И уж само собой, в сражении некогда отвлекаться на всякие мелочи, хотя… Тренированный и опытный воин может почти автоматически размахивать своим оружием и увертываться от врага и одновременно пристально за чем-то наблюдать. Я сам уже достаточно свободно владел мечом, поэтому мог позволить себе понаблюдать за тем, что творилось вокруг. Картина в целом была приблизительно такая.

Пот струился по моему лбу и заливал глаза… под мышками сильно зудело, оттого что я так долго находился в доспехах… уличная пыль, поднятая сражающимися воинами, набивалась мне в нос и глаза… жар и тяжесть в ступнях, опухших из-за того, что я так долго не снимал обуви… неистовый шум — крики, проклятия, богохульства и вопли… оглушительный звон от мечей, ударявших по шлемам, щитам и доспехам, — но оглушительный не потому, что эти звуки были громкими, а потому, что вызывали сотрясение в мозгу, как будто кто-то с силой ударял ладонями тебе по ушам… сладкий запах пролитой крови, вонь от испражнений, от которых избавлялись кишки умирающих… острый запах страха, что присутствовал везде…

Стрел, которые летели в нас сверху, стало меньше, когда наш turma ринулся к сломанным воротам: мы бежали в колонне по четыре, держа над головами щиты. Нам пришлось прокладывать путь среди множества тел: некоторые были неподвижными, другие слабо шевелились на открытом пространстве перед стеной и в тоннелеобразной арке, что вела сквозь нее. За пределами стены наш turma рассеялся, теперь каждый был сам за себя.

Рассредоточившись по городу, мы не встретили организованного сопротивления. Если там и была раньше тяжеловооруженная фаланга, построенная специально, чтобы помешать нашему вторжению, Теодорих со своими копьеносцами весьма успешно раскидали ее. Лучники просто перестреляли большинство сарматов на вершине стены, потому что у защитников, которые сидели на деревянном выступе, не было за спиной никакого укрытия. Множество тел валялось повсюду рядом с воротами и у основания стены, но сарматов было по крайней мере вдвое больше, чем остроготов.

Я, как и все остальные воины в нашем turma, вбежал на городские улицы, ища поблизости врагов. Увидев неподалеку нашего optio, Дайлу, я решил последовать за ним. Мы миновали множество ведущих поединок противников, целых групп сражающихся воинов, но остроготы повсюду и сами прекрасно справлялись, поэтому мы не стали вмешиваться. Время от времени нам попадались мирные жители — женщины с перекошенными лицами боязливо наблюдали за битвой из-за прикрытых ставней, через щели в дверях или с крыш.

Оказавшись на одной из городских площадей, мы подбежали к яростно сражавшейся группе. Дайла протиснулся вперед, распихивая всех локтями, а я последовал за ним. Шесть или семь остроготов бились примерно с таким же количеством сарматов, а те, защищаясь, окружили плотным кольцом еще одного человека. Он был уже немолод, безоружен, ужасно напуган и одет совершенно неподходящим для сражения образом: на незнакомце красовалась богатая, зеленого цвета тога, подол которой был расшит золотом. Даже сквозь лязг оружия было слышно, как он громко просит пощады на разных языках: «Clementia! Eleéo! Armahaírtei!»

Мы с optio присоединились к стычке, и сарматы были вскоре побеждены. Признаюсь, мой вклад на этот раз был незначителен. Хотя я и нанес несколько ударов мечом, но обнаружил, что мой римский гладиус просто соскальзывает с чешуйчатых доспехов сарматов. «Змеиные» лезвия остроготов не соскальзывали, они их просто рассекали. Трое сарматов упали, остальные бросились прочь. И тут один из остроготов замахнулся было мечом на одетого в тогу старика, но Дайла оказался быстрей. Правда, к моему огромному изумлению, он не зарубил старика, а бросился на острогота, который упал как подкошенный. При этом никто из его товарищей-воинов не выказал никакого беспокойства или хотя бы удивления; они просто кинулись вслед за убегающими врагами. Но я изумленно воскликнул, обращаясь к optio:

— Ты убил одного из наших! Зачем?

— Затем, — огрызнулся он. — Если кто-то не подчиняется приказам, то неповиновение должно быть немедленно наказано. Эта тварь, которую он собирался убить, может быть только легатом Камундусом.

Человек, которого Дайла назвал тварью, униженно бормотал благодарности на разных языках и чуть ли не бросился обнимать нас обоих от радости. Но Дайла наклонился и резким неглубоким скользящим взмахом меча нанес старику удар под колени. Камундус пронзительно заорал и повалился наземь, потому что ему почти полностью отрезали ноги.

— По крайней мере, теперь он никуда отсюда не сбежит, — проворчал орИо. — Букашка, оставайся и охраняй его, а я приведу Теодориха, когда битва закончится… Эй, оглянись!

Оказывается, Дайла заметил спрятавшегося на крыше лучника и мгновенно отклонился в сторону, а я не успел. Стрела вонзилась мне под правую лопатку с такой силой, словно меня ударили молотком. Толчок отбросил меня вперед и в сторону, и я упал ничком, так стукнувшись о мостовую, что чуть не потерял сознание.

Все вокруг было как в тумане, но я разобрал слова Дайлы:

— Бедный Букашка! Ничего, я им отомщу. — Сквозь туман я услышал, как удаляются его шаги. Не стоит осуждать optio за то, что он меня бросил: ведь Дайла всего лишь выполнял приказ Теодориха: «Раненым помощи не оказывать!»

Я также смутно слышал завывания и причитания легата, который лежал на земле где-то неподалеку от меня. Хотя я чувствовал себя совсем обессиленным, но обнаружил, что в правой руке все еще продолжаю сжимать меч, поэтому я попытался перевернуться на спину. Стрела, которая пронзила мои кожаные доспехи, все еще была там, и ее древко мешало мне лечь на спину полностью. Я мог бы изогнуться и, повернувшись, сломать стрелу, однако я лежал спокойно, чтобы сберечь силы, потому что услышал чьи-то шаги. Искалеченный легат снова принялся громко просить, теперь уже не пощады, а помощи и только на греческом: «Boé! Boethéos!»