Хищник. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс

Он попросил Аврору принести еду, а затем вручил ей бесполезную трубу и велел:

— Вот, убери это с глаз долой.

Это была самая унылая и тихая трапеза, которую мы разделили, сидя в уже ненужных доспехах. Уж не знаю, были ли у Теодориха еще какие-нибудь идеи относительно осады. Что же касается меня, то, если бы мне теперь что-нибудь и пришло в голову, я бы не осмелился этого высказать. Итак, мы в полном молчании жевали жесткое мясо, запивая его водой, и тут вдруг с кухни послышалось тихое:

— Ик!

Мы с Теодорихом переглянулись, затем одновременно вскочили на ноги и ринулись к двери. Перепуганная девушка буквально вжалась спиной в стенку тесной кухоньки; на этот раз она была не румяной, а бледной, ее широко раскрытые глаза неотрывно смотрели на сложенный из камня очаг. На одном из плоских выступов Аврора пристроила трубу, а позже, вероятно, положила туда и черпак с длинной ручкой, не заметив, что прислонила его к металлическому сосуду. Теперь она в ужасе смотрела на черпак, который двигался, словно по своей воле, по выступу. Когда мы втроем уставились на него, черпак начал перемещаться еще быстрей, покачался какое-то время на краю каменного выступа и упал на земляной пол.

— Трубный глас! — обрадовался Теодорих. — Он все-таки раздался!

— Однако не слишком громко, — пробормотал я.

— Возможно, этого достаточно. Дай Бог тебе здоровья, Аврора! — Он чмокнул ее в бледную щечку, затем сделал мне знак. — Торн, пошли!

Теодорих нахлобучил на голову шлем, подхватил контус, который положил в сторонке, пока мы ели, и поспешил прочь. Я надел свой шлем и последовал за ним. Не успели мы выскочить из дверей дома, как услышали другой звук. Это было низкое гудение, от которого, казалось, завибрировал воздух вокруг. Теодорих побежал по улице, которая вела к воротам, я за ним. Пока мы бежали, звук стал выше, напоминая своего рода песню без слов, а затем перешел в резкий визг. Остроготы, мимо которых мы бежали, дружно вскочили и теперь топтались на месте, вид у них был ошалевший, в руках воины сжимали оружие. Большинство наших офицеров вытянули шеи, с любопытством выглядывая из-под защиты домов в сторону ворот. Теодорих же, не останавливаясь, помчался прямо на край открытого пространства перед входом. Но никаких стрел сверху зубчатой стены не выпустили; сарматы, должно быть, были сбиты с толку и смущены, как и наши люди.

Когда я догнал Теодориха, он показывал на что-то, смеялся и отплясывал какой-то жизнерадостный танец. Этот таинственный, сотрясающий воздух звук шел от ворот, потому что они покосились и слегка деформировались в тех точках, куда мы с воинами засунули сосуды; их скрип напоминал жалобную агонию. Теперь визг смешался с другим звуком — скрипом изгибающегося прочного старого дерева: раскалывалась от страшного напряжения древесина, визжали сгибающиеся гвозди и скобы. Я увидел и услышал, как железные крюки и скобы с неприятным скрежетом и звоном выскакивают из балок в разных местах.

Внезапно самая слабая часть ворот, калитка, в правой створке изогнулась и частично сломалась. Калитка, разумеется, была такого размера, чтобы в нее мог пройти один человек. Когда она раскололась, мы разглядели, что вверху изнутри она была блокирована поперечной балкой. Но теперь калитка представляла собой груду деревянных обломков, очистив которую можно было проделать вход шириной с тело человека и высотой в половину его роста.

Теодорих тут же повернулся и прокричал ближайшему turma пехотинцев:

— Десять человек с мечами! К воротам! Ломайте калитку! Проберитесь внутрь и снимите поперечину!

Первые десять человек из этой колонны, не колеблясь, ринулись вперед по открытому пространству. Часовые сарматов уже настолько пришли в себя, что смогли послать вниз град стрел. Таким образом, только девять человек добрались до ворот, а мы с Теодорихом тем временем спрятались за углом ближайшего дома. Первые воины, которые дошли до покосившейся калитки, принялись кромсать ее мечами и отрывать куски дерева руками; один за другим все девять воинов наклонялись и устремлялись в раскрывшийся проем. Хотя они знали, что это равносильно самоубийству, но все равно рвались вперед.

Теперь Теодорих закричал:

— Давайте таран!

Обтесанный конец тарана высунулся из-за ближайших домов, где его до времени прятали. Тем, кто нес его, пришлось медленно разворачивать длинный ствол, огибая угол. Но когда они оказались на главной улице, которая вела в нашем направлении, возглавлявший их воин рявкнул:

— Левой! Правой! Приготовиться! Левой-правой! Левой-правой, бегом!

Огромный таран приближался к нам по улице с невероятной скоростью, поскольку несло его множество воинов.

Хотя только что на наших глазах девять человек пролезли в ворота и никто не мог сказать, что там может с ними произойти, Теодорих не остановил тех, кто нес таран. Он повелительно взмахнул своей пикой, ткнув ее концом в сторону ворот. Король имел в виду, что воинам не следует останавливаться в ожидании его дальнейших приказаний, а надо продолжать свой безудержный бег. Из этого следовало, что им придется бить по воротам без всякой защиты до тех пор, пока те не откроются, не ослабнут, даже в том случае, если ворота будут стоять так же крепко, как и раньше.

Однако, как только ворота все-таки подались внутрь, в них образовалась щель. Она была шириной всего лишь в три ладони, но я смог рассмотреть сквозь эту щель, что происходило внутри. На самом деле, как мы скоро поняли, там одновременно случилось несколько вещей. Наши девять воинов пролезли в калитку и обнаружили — как ранее уже предполагал Теодорих, — что оказались между двумя воротами, причем вторые ворота прочно заперты. Тем не менее, как и было приказано, они начали старательно сбивать две огромные поперечины на внешних воротах, прикрепленные к впадинам в стенах арки и скобам на створках ворот. И тут вдруг, словно по волшебству, внутренние ворота стали открываться. Стражники-сарматы опрометчиво выбрали именно этот момент, чтобы проверить, что за странный шум они услышали снаружи.

В тот же самый миг наш таран ударил в щель, уже образовавшуюся во внешних воротах. Створки с грохотом обрушились в арочный проем, причем удар был нанесен с такой силой, что раскрылись также и внутренние ворота. После того как тяжелые створки их резко распахнулись, на земле образовалась целая куча из упавших, раздавленных и измолоченных тел, раздались пронзительные крики, проклятия и стоны. Однако в этой всеобщей сумятице мой глаз уловил нечто, напоминавшее небольшую метель из сверкающего металла, — это наши многочисленные «иерихонские трубы» расшвыряло во все стороны.