Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

Однако то, что казалось ему мелким, на самом деле было необходимым для успеха издательства, потому что выстраивать системный выпуск книг – дело весьма сложное и важное. Если Кравченко считал моей главной задачей держать нос по ветру: бывать в ЦК КПСС (он ставил мне в пример директора издательства «Художественная литература» Валентина Осипова, который, по его словам не вылезал из ЦК), то я понимал свою задачу как главного редактора по-иному. Самым важным своим делом считал перспективное планирование, которое позволяло бы воплощать издательские замыслы в жизнь, не дожидаясь, пока книги на нужные темы сами свалятся на столы редакций. Ведь книге, чтобы родиться, надо не девять месяцев, а порой не меньше пяти лет. А затем не один год уходит на процесс издания. Вообще, планирование редакционной подготовки и выпуска – первейшая забота главного редактора.

Но, как я уже писал в главе «Моя издательская карьера, или Моя издательская судьба», я борьбе за свой пост предпочел почетный уход на пенсию. И был прав. Нужно отдать должное Кравченко. Мое согласие на уход так обрадовало его, что по его ходатайству я получил звание заслуженного работника культуры РСФСР и персональную пенсию. Кравченко заключил со мной договор на сборник «Писатели советуют, негодуют, благодарят» (над его рукописью я работал более десяти лет). Издательство широко отметило мой юбилей (8 декабря 1984 года мне исполнилось 60 лет).

Как восприняли мой уход на пенсию сотрудники? Многие – как болезненную утрату. Вот что записал в своем дневнике 19 августа 1985 года, когда я покидал издательство, заместитель главного редактора Вячеслав Трофимович Кабанов, способный литератор, пришедший в издательство из Госкомиздата, где его не оставили только потому, что сестра его жены эмигрировала в Израиль:

Понедельник

У меня новый главный редактор, имеющий фамилию Курилко. Он бывший замначальника Управления международных связей Комитета [Госкомиздата]. Я его знал, но не очень. Он окончил Академию общественных наук, и его нужно было пристроить. Поэтому Мильчина срочно пенсионировали. А мы успели сойтись. И, главное, я у него мог обучиться издательскому делу. Аркадий Эммануилович – корифей, уходящая натура, больше таких не будет (Кабанов В.Т. Однажды приснилось: Записки дилетанта. М., 2000. С. 361).

Кравченко же вскоре в полной мере оценил, какого главного редактора он приобрел, и даже жаловался мне на него, встретивши меня как-то в издательском коридоре. На это я ответил: «Вы же знали, кого брали».

Впоследствии на одном партийном собрании в издательстве тому же Кабанову директор через своего секретаря поручил выступить с докладом о задачах издательств в связи с очередным пленумом ЦК КПСС. Вот что рассказал об этом докладе в своих воспоминаниях, опубликованных в «Знамени», сам Кабанов:

Из моего доклада:

…Но почему же нет ощущения, что атмосфера в издательстве меняется? И это не только ощущение, она действительно не изменилась. Кто тут виноват? Думаю, что все виноваты – и руководство, и партийная организация, и весь коллектив.

Наверное, в стиле работы каждого издательства большую роль играет личность его директора. А в жизни нашего издательства – особенно большую. Потому что я не знаю в нашем коллективе более сильной личности, чем Владимир Федорович Кравченко. Личность такого масштаба, имеющая «верховную» власть в сочетании с настоящим профессионализмом, может очень многое. Очень многое Владимир Федорович и делает. Но пришло, думаю, время поговорить о продолжении его достоинств – о недостатках. Здесь позволю себе небольшое лирическое отступление. Когда я думаю о Владимире Федоровиче, мне почему-то приходят на память пушкинские строки:

… Он человек, им властвует мгновенье, Он раб молвы, сомнений и страстей. Простим ему неправое гоненье: Он взял Париж. Он основал Лицей.

Да, Владимир Федорович основал наш славный «Лицей», и он взял не один «Париж». Он настоящий мастер стратегии и тактики, умеющий реализовывать самые дерзновенные, самые фантастические замыслы… Но ведь время расцвета издательства «Книга» пришлось, как ни удивительно, на период застойных явлений. Владимир Федорович спас издательство от застоя, но действовал методами, сообразными с застойной действительностью. Теперь настала пора перестраиваться, в корне менять методы и стиль работы. Пока этого не происходит.

Возьмем простую вещь. Мы видим по телевизору процедуру выборов директора рижского завода RAF. Одна из претензий к старому директору, что он не бывает в цехах. Наше издательство по сравнению с RAFом – маленькое гнездышко. А Владимир Федорович бывает в редакциях? Знает повседневные проблемы людей, их настроения? Думаю, что хочет знать, но только – не выходя из кабинета, через систему управленческих связей.

В кабинет директора очень трудно попасть. Может быть, это и правильно, но при этом Владимир Федорович установил такой режим отношений, что без его личного участия не решается ни один сколько-нибудь важный вопрос. А это уже парадоксальная ситуация. Механизм начинает лихорадить.

При этом самые важные вопросы решаются исключительно в узком кругу доверенных лиц. Это не вдохновляет коллектив на активность. Настроение преобладает такое: все равно без нас решат.

Кроме того, происходит легкое головокружение у тех, кто посвящен в решение вопросов…

Комитет дал нам права, устраняет мелочную опеку, но его старые функции теперь берет на себя администрация самого издательства, иногда просто создавая механизм торможения.

Не буду останавливаться на кадровых вопросах. Скажу только, что и здесь у нас пока что преобладают волевые решения. Следствия же такого подхода бывают плачевные. Думаю, необходимо во всеуслышание сказать то, что всем давно уже ясно: крупной ошибкой была отставка Аркадия Эммануиловича Мильчина. Мы до сих пор расплачиваемся за эту ошибку. Пусть это даже была инициатива комитета, платим-то мы… (Знамя. 2009. № 7).

На следующий день после того, как Кабанов произнес эту речь, Владимир Федорович вызвал его в свой кабинет и, по словам самого Кабанова, сказал ему:

– Вот на том самом месте, где вы сидите, сидел Мильчин и просил меня отпустить его на творческую работу.

На самом деле я спрашивал его, хочет ли он продолжать со мной работать. Но ложь во спасение. Кабанова он сплавил в создававшееся тогда издательство «Книжная палата», где тот в качестве главного редактора сумел сделать много хорошего – выпустить много превосходных книг.

Все же я понимал, что своему расцвету «Книга» обязана прежде всего Кравченко, Троянкеру, Громовой. Их вклад нагляден и убедителен. А моя работа хоть что-нибудь да значила? Этот вопрос мучил меня. И несмотря на то, что в дни моего 80-летия на меня обрушился шквал похвал (впрочем, главным образом речь шла обо мне как авторе, а не как об издателе), в том числе и со стороны В.Т. Кабанова, я чуть позднее написал ему: