Человек книги. Записки главного редактора - Аркадий Мильчин

Короче говоря, наши взгляды порой расходились, но если в первые год-два Кравченко воспринимал это спокойно, то с течением времени его отношения и со мной, и с другими сотрудниками издательства стали иными. Он уже не ходил вместе с нами обедать в ресторан Дома композиторов или позднее в столовую Моссовета. Он уже смотрел на выпускающих или техредов несколько свысока. Сознавая, что своими успехами «Книга» в очень большой степени обязана именно ему, он почувствовал свою силу и уже не нуждался в налаживании полудомашних отношений с подчиненными и не стремился выглядеть добрым дядюшкой. Не сразу, но в конечном счете он стал чувствовать себя большим советским начальником: добился для себя персональной черной «Волги», получил трехкомнатную квартиру на Плющихе в элитном доме. Позднее, в 1985 году, защитил диссертацию «Актуальные проблемы современного книгоиздания (Опыт системного исследования)», в которой подвел итоги успехам «Книги», и стал кандидатом филологических наук (реферат диссертации он подарил мне с надписью Аркадию Эммануиловичу от всего сердца). Он написал вступительную статью к сборнику произведений И. Друцэ, выпущенному «Молодой гвардией».

Чем больших успехов достигало издательство, тем заметнее менялся облик его директора. Из простого, доступного, улыбчивого рубахи-парня, любезного и внимательного к каждому, он превратился в грубого, не терпящего никаких возражений, капризного начальника, смотрящего свысока на рядовых работников. Он доверял только своему вкусу и своему пониманию вещей, при этом главное внимание обращал на внешность книги, ее оформление. Насчет всего остального его мнение совпадало с мнением вышестоящих.

Все это отразилось на его общении с сотрудниками издательства и со мной в частности.

Он уже не мог спокойно выслушивать мои соображения, если они расходились с его мнением. Однажды это вылилось в приступ бешенства. Он побелел и завопил на меня:

– Не возражайте мне! Потом скажете, что хотите! Не случайно Телепин, передавая мне дела, говорил, что вы упрямы.

Для меня такая вспышка гнева, в сущности, из-за пустяка была внове и унизительна. Я вышел из его кабинета как оглушенный и долго не мог успокоиться. На глазах у меня были слезы обиды. Куда девалась уважительность и предупредительность, граничащая с льстивостью? Еще минуту назад мне казалось, что мы коллеги, товарищи по совместной работе, а иерархия должностей не более чем формальность. И на тебе!

Я пошел зачем-то в планово-экономический отдел, который находился тогда в другом помещении, на задворках кооперативного дома композиторов, и, чтобы дойти до него, нужно было пересечь двор. Лишь через некоторое время я пришел в себя.

Подобострастный с начальством, Кравченко хотел, наверно, чтобы и его подчиненные относились к нему так же. Он считал недопустимым, чтобы младшее по должности лицо возражало против оценок и выводов старшего по должности. На одном из заседаний коллегии Главной редакции общественно-политической литературы при обсуждении годового тематического плана издательства руководитель этой редакции В.С. Молдаван стал безапелляционно высказываться относительно какой-то книги как ненужной. Я попытался отстоять ее, стараясь доказать необоснованность и неверность его заключения. Кравченко тут же стал «мягко» меня поправлять в том смысле, что Аркадий Эммануилович возражает по горячности, что нужно прислушаться к тому, что говорит Василий Савельевич, и если он считает, что без этой книги лучше обойтись, то нужно с этим согласиться. Ему важнее было подчеркнуть свое уважение к непосредственному комитетскому начальнику, свою дисциплинированность, чем отстоять какую-то там книгу. Доброе отношение начальства дороже любой книги. Не беда, что автор уже несколько лет ждет включения своей работы в план. Не беда, что издательство давно выплатило 60 процентов гонорара. Зато завтра можно ожидать благоприятного отношения Молдавана к нуждам издательства.

Вообще, В.Ф. Кравченко с самого начала старался наладить с самыми разными своими начальниками добрые отношения, оказать им услуги, стать для них нужным человеком.

Он «обхаживал» главного редактора Василия Савельевича Молдавана, заведующего редакцией (отделом) этой главной редакции Бориса Ивановича Федорова, старшего редактора Татьяну Евгеньевну Сергееву. Он приглашал их на все издательские вечера. А когда я через полгода после прихода Владимира Федоровича в «Книгу» защитил кандидатскую диссертацию, он настоятельно рекомендовал мне отметить защиту ужином в ресторане в узком кругу. На этот ужин по его совету я пригласил всех упомянутых выше лиц. Я мог это сделать хотя бы потому, что Василий Савельевич Молдаван знакомился с авторефератом моей диссертации и даже написал на нее благожелательный отзыв. Все же, честно говоря, мне это не нравилось, поскольку выглядело угодничеством. Но по слабости характера я не сопротивлялся, и ужин в ресторане «Центральный» состоялся; впрочем, прошел он вполне благопристойно.

Позднее Кравченко «выбил» для В.С. Молдавана в гараже, с директором которого у него уже давно был тесный контакт, другую, лучшую служебную машину. В.В. Чикину, первому заместителю председателя Госкомиздата СССР, он помог с ремонтом квартиры.

Это только то, что известно мне.

Он быстро сумел вступить в неформальные дружеские отношения с начальником Управления руководящих кадров Кислицыным.

Он приглашал Молдавана, Кислицына и других руководящих комитетских лиц на издательские вечера с ужином в ресторане. Такие, например, как вечер в Доме архитектора.

Вечер этот был, среди прочего, ознаменован тем, что Молдаван во время танца с Фаиной Михайловной Шкловер, будучи в подпитии, уронил ее на пол и чуть не упал сам.

Любопытная деталь, характерная для нравов номенклатуры: Кислицын, уходя с вечера, оказался перед дверью рядом со мною и вдруг стал расспрашивать, а не обижает ли меня Кравченко. Скажите, мол, мы быстро его одернем. Не в моем стиле было ябедничать. Да и доверять Кислицыну я не мог, так что отказался от его «помощи». Убежден, что это была чистейшей воды мелкая провокация, инспирированная, возможно, самим Кравченко, хотя не исключаю, что до Кислицына дошли какие-то сведения о грубости Кравченко. Кстати, шедший рядом с Кислицыным Молдаван поддержал его: скажите, мол, мы не дадим вас в обиду. Трудно допустить, что Госкомиздат стремился защитить меня от Кравченко. Скорее это могло быть использовано, чтобы заменить меня другим человеком, более подходящим для руководства Госкомиздата и его Управления руководящих кадров.

«С чего вдруг такая внимательность и благожелательность?» – подумал я потом. А в ту минуту ответил только, что никто меня не обижает.