Обречённые. Том 1 - Павел Буркин

…Они ударили одновременно — огромный бомбардировщик и крохотный, по сравнению с ним, старенький гравиплан. Ярцев знал, такие машины имеют мощные установки энергоброни. Они способны отразить удар малой плазмопушки, даже если она стреляет длинным импульсом. Есть лишь один способ проломить неуязвимое поле — вложить в удар действительно всё.

…Предупреждающе взвыла сирена — но Ярцев отключил её, как прихлопнул надоедливого комара. Катапультироваться? И оставить ублюдков там, в ближнем космосе, торжествовать? Ну уж нет! К чёрту катапульту. Обесточить её. И антиграв — тоже, нужен лишь миг. Предупреждение об опасности отключения? На… его! И плазмострелы — толку-то от них сейчас! Нужна только плазмопушка, и то один длинный импульс, после которого и она сама, и половина гравиплана обратятся в пар. Надо лишь обойти систему защиты от перегрева…

…Они ударили одновременно. Огненный луч мгновенно покрыл семьсот километров — и ударил туда, где только что находился гравилёт. Но удар пришёлся в пустоту — вернее, в огненное облако, порождённое чудовищным выстрелом. Уклониться бомбардировщик не успел.

В тот самый миг под фюзеляж ударил другой огненный таран. И был он настолько могуч, что защита не выдержала. Не выдержала и дополнительная броня, что прикрывала антиграв. Пылающие обломки огнехвостой кометой пронеслись по ночному небу — и с ужасающим воем канули во мглу.

Ярцев, впрочем, этого уже не видел.

Интерлюдия 5. Последний дар

Мэтхен увидел, как мутант мешком оседает на землю. И хотя больше всего на свете хотелось последовать его примеру, он подхватил раненного на руки. Уродливая, почти безволосая голова, с одной стороны затылок покрыт спёкшейся кровью. Кровь сплошь пропитала комбинезон на плече и на правом бедре. Да как же он с такими ранами подобрался незаметно, да ещё стрелял?! И что теперь с ним делать? Мало светящейся Хухри и раненного Стася… А тут ещё один. Притом, что и сам он не оклемался до конца, а припасы на исходе.

…Им повезло: опасаясь засады, лезть в леса никто не стал. Там провели первые, самые мучительные несколько дней, в неразберихе штурма и избиения удалось затеряться. Нет, они не пытались партизанить, без Ярцеффа, осознавал Мэтхен, он мог только всех погубить. О чём речь, единственный самостоятельный опыт кончился гибелью отряда… Даже двух отрядов. А вокруг — только враги, живых подкуполян нет. То есть, может, кто-то и скрывается, но как на них выйти? Единственное, чего было в достатке — еды: после гибели отряда схрона с припасами хватало на пару недель. Тем более, что остальные великодушно отказались от армейских сухпайков в пользу крыс-мутантов. Разок, переборов себя, попробовал и Мэтхен. Жаль, костёр не разведёшь — тут же засекут эти. Да и шататься по окрестностям без большой нужды не стоит: Ярцефф успел рассказать про современную разведывательную технику. Оставалось сидеть в развалинах, не высовываясь без крайней нужды — и тянуть время.

Раны заживали быстрее, чем Мэтхен опасался, но медленнее, чем надеялся. К концу первой недели они только-только начали несмело подниматься, опасаясь новых приступов боли. Хуже всего было Стасю: в последний момент, уже когда парень ушёл во тьму, в тазобедренной кости засела пуля. Как он сумел пройти почти три километра с такой раной, когда каждый шаг причиняет адскую боль, да ещё потеряв немало крови, ни Мэтхен, ни сам Стась не могли понять. Хухре тоже мало не показалось — она пребывала между жизнью и смертью больше недели. Так и вышло, что самым боеспособным стал Мэтхен. Приходилось заставлять себя двигаться — оказывается, страх боли держит сильнее цепей. Приходилось заново учиться ходить.

Когда заканчивалась третья неделя, Мэтхен впервые смог выбраться наружу… Но только оттого, что сделал страшное открытие: оказывается, мешок с припасами почти пуст. Можно, конечно, прожить и на крысах, в которых метко кидали кирпичи Стась и Хухря. А что толку? Рано или поздно у оккупантов дойдут руки и до Алёшкинского леса, и тогда…

Наверное, можно было послать в разведку верную Хухрю, которая тоже поправлялась. Но подвергать её лишней опасности казалось свинством. Нет уж, лучше попытать счастья самому.

— Хухря, — сказал тогда Мэтхен. — Пойду посмотрю, что да как? Если что, я всё-таки человек, сразу стрелять не будут. А вы сидите здесь. Я вернусь, заодно посмотрю, что можно достать съестного.

Хухря кивнула, выдав пару тревожных сполохов лицом — одна из лап приглаживала светящуюся шерсть. Ей не нравилось, что Мэтхен решил прогуляться по кишащим врагами руинам — но делать нечего. Если не добыть припасов, чужакам и не понадобится их ловить.

Тщательно выбирая место, куда поставить ногу, вслушиваясь в любой шум, Мэтхен пробирался по развалинам. Когда-то тут, наверное, был жилой район, в руинах ещё угадывались многоэтажные дома. Мэтхен знал: ещё в прошлом веке такие считались элитными новостройками. Только когда был открыт «холодный» термоядерный синтез, фирма «Зедко» навострилась выпускать компактные генераторы, способные десятилетиями обеспечивать небольшой дом светом и теплом, когда сами крыши домов стали мини-электростанциями, всё поменялось. По-настоящему элитными стали одно- и двухэтажные виллы в предместьях, окружённые участками своей земли, на которых специально выращивали деревья. По мере того, как насаждения превращались в настоящий, только без крупных зверей, лес, цена на виллы взлетала в заоблачные выси. Да и не собирались их продавать те, кто жил там поколениями.

А цена на квартиры в многоэтажках неуклонно падала — некогда привилегия высших менеджеров и чиновников, они стали достоянием среднего класса, потом и «самых богатых среди бедных». К середине двадцать второго века жить в древних небоскрёбах что в Старом Свете, что в Новом, стало равноценно клейму лузера. Самое же смешное, что здесь таковых просто не было. В Подкуполье каждый обитал в собственной хижине, сам добывал себе еду и, если нужно и можно — свет. Выходит, тут любой алкаш жил, как высший свет в Забарьерье? От такой мысли Мэтхену даже стало весело, кружащая голову слабость ненадолго отступила.

Веселье вскоре прошло: руины были безжизненны. Не то что мутантов или, тем паче, солдат, у которых мог найтись сухпай, не было даже вездесущих крыс. Только ядовитая, пропахшая химией слизь да бесконечные груды камня, будто обломки окаменевшего от старости, да так и развалившегося, неописуемо громадного монстра. И сыплющаяся со свинцового неба маслянистая отрава, которую и водой-то не назовёшь. Нет тут ничего съедобного, и быть не может. Всё-таки Мэтхен продолжал бродить по развалинам, рискуя переломать ноги в хаосе раскрошившегося бетона и ржавых крючьев арматуры, не давая отдыха истомлённому телу. Голова кружилась, ноги дрожали и болезненно ныли при каждом шаге, даже автомат, казалось, весил не четыре килограмма, а все двадцать, он властно гнул к земле ноющие руки. Как будет стрелять из своего оружия, Мэтхен не представлял. Но остальным было хуже, Хухря едва оправилась от ранений — идти следовало ему. Только у него оставались силы.

…Шорох за спиной он услышал слишком поздно: прав был капитан, стократ прав. Находясь на территории противника — а таковая теперь повсюду, кроме, быть может, подземелий, — ни на миг нельзя расслабляться. Мэтхен только начал оборачиваться, когда на голову обрушился тяжёлый удар.

Он пришёл в чувство на окраине руин, у самых чёрных кустов. Место тихое, закрытое со всех сторон, на много километров никого живого. Как ни кричи — не докричишься. Да и нельзя. Где-то совсем неподалёку — раненые друзья. С них станется броситься на выручку — и нарваться на лучи раскалённой плазмы в упор. Остаётся лежать, как лежал — изображая мёртвого. И осторожно, из-под чуть приоткрытых век, пытаться понять, к кому он попал в плен.

Первое, что он увидел — возвышающуюся, как башня, фигуру в скафандре. В руках человек предусмотрительно держал плазмострел. Вообще-то это ни о чём не говорило. Он и сам ещё недавно щеголял в снятом с покойника скафандре. Нормальное для человека число рук и ног — тоже не показатель: если был Ярцефф, нет, теперь и навсегда именно Ярцев, могли быть и другие люди, сражающиеся на стороне подкуполян. И среди мутантов попадались такие, кто мог влезть в боевые скафандры забарьерцев. И всё-таки Мэтхен зажмурился, надеясь, что не заметили, стараясь немного продлить жалкую, обречённую игру. Увы, враги оказались наблюдательными. Стоило дрогнуть векам — и маска из бронестекла, за которой угадывалось лицо, склонилась.

— Name? Rank? Intention? — услышал Мэтхен короткие, будто рубленные вопросы. «Имя? Звание? Задачи?» — машинально переводило в мозгу. Кто бы мог подумать, он и думать-то стал по-подкупольски… то есть по-русски. Именно эти простые слова окончательно убедили его, что случилось самое страшное. Он в руках врага. Мутанты могли добыть оружие и скафандры, но едва ли они сумели бы за месяц научиться говорить по-английски без акцента. Оставалась надежда, что они, как и он — сражающиеся за Подкуполье изгнанники… Только он никогда не обратился бы по-английски к одетому в изодранный комбинезон.