Саламандра - Полевка

я ее и купил, привел в дом. Да, готовить она умела. А от раненых нос воротила, мол, крови боится. Ну, думаю, ладно, обвыкнется и все наладится. А ночью в казарму когда шла, думала, ей там спать дадут. А она такая была кругленькая вся, как подушечка мягонькая, днем ходила, попой вертела, все на нее слюни пускали, а ночью ребята ее и попробовали по разу. Она все утро проревела, а потом, пока все обедали, она в саду на дереве повесилась, дурёха. Оказалось, ее отец продал, чтобы с долгами рассчитаться, думал попозже выкупить, а тут такое…

— Что тебе за это было? — Лекс нахмурился, — ну за то, что девушка того…

— Она не девушка была в этом доме, а рабыня, — Тиро недовольно нахмурился, — отец видел, кому продает, — Тиро грохнул кулаком по столу, — я по закону мог потребовать у того дурака деньги обратно, за то, что продал некачественный товар! Всего день — и сразу убыток! А я с тех пор покупаю девок из тех, что с пленными приводят. Они по дороге сюда уже всякого говна нахлебаются и поэтому легко ко всему относятся. И потом, у нас не бордель, в конце концов. Воины вначале раненые, за ними смотреть надо, а потом они выздоравливают и у них другие нужды появляются. Так что все понятно с самого начала, и нечего здесь нос морщить! — разозлился Франкенштейн. Лекс сразу примирительно руки поднял, чтобы здоровяк перестал злиться. — А теперь я спрошу. Что во дворце случилось, что ты с таким мертвым лицом пришел? Кирель расстарался или еще кто?

— И Кирель и не Кирель, — вздохнул Лекс, — ко мне король Тили-мили скоро приедет свататься. Кирель предупредил, что королям не отказывают. Поэтому я или с ним уеду, или могу пойти вторым младшим к императору Шарпу. Кирель меня давно соблазнял, чтобы я под него пошел, а сегодня появился весь в такой тоге полупрозрачной, а потом вообще сосок показал, — Лекс сглотнул слюну, — он у него, знаешь, такой красивый, как ягодка. Так бы и съел. Кирель и сам красивый, и член у него небольшой, и как человек он интересный…

Лекс замолчал и задумался. Казалось бы, Кирель действительно, самый лучший вариант из всех возможных. И умный, и обходительный, и на самом деле, красивый. Он был красив и прекрасно понимал, как его внешность влияет на окружающих людей. Он был стильным, сексуальным и умным. Действительно умным и дальновидным стратегом. Рядом с таким человеком было бы интересно жить. Только вот… если бы не Сканд, не его безумные поцелуи… Лекс никогда и никому бы не признался, что ради таких поцелуев был готов простить многое. И туповатость, и агрессивность, и, если быть до конца откровенным перед самим собой, то все это даже по-своему заводило. Хотелось сразу доказать, что он тоже так может, и даже лучше.

А поцелуи эти так вообще за гранью разумного. Стоило только Сканду к нему прикоснуться, как в голове случался небольшой взрыв и просто разжижение мозга. Ничего так не хотелось, как почувствовать этот жар и эйфорию, как первый прыжок с тарзанки, когда ты летишь вниз головой на камни и надеешься, что эта резиновая веревка не оборвётся под твоим весом. А ты падаешь и клянешь себя всеми матами, а потом, когда оказываешься у самого дна ущелья и чуешь носом запах застарелой мочи на камнях от предыдущих прыгунов, и тебя выдергивает вверх, в голове наступает такая блаженная сладость! Ты живой и даже не обоссался от страха! И хотелось прыгнуть опять! Потому что эта эйфория бурлила в крови как шампанское, и мир наполнялся яркими цветами и звуками, и все чувства обострялись до максимума. И ты чувствовал себя всемогущим!

Если бы он не был отравлен этими поцелуями, он, скорее всего, сразу бы согласился на Киреля и его условия. Хотя нет, он бы поторговался, отвоевывая себе место для маневров, но в конце концов все равно сделал бы то, что было бы наиболее выгодно и рационально. Но теперь, испив отравы из горящих губ тупого ящера, он как будто потерял возможность думать рационально. Если и целоваться с мужчиной, так только с тем, от которого просто крышу рвет на мелкие осколки! Лекс потрогал свои губы. О боги, только от одного воспоминания, как все было, дыхание перехватывало, а сердце начинало биться под ребрами, как колокол…

Но от воспоминаний его отвлек Тиро, который ждал ответа.

— Ну, я не понял, а ты-то что? Ну, с Кирелем? Ты с ним целовался что ли?

— Это он меня поцеловал, а я не смог, — Лекс чуть не проболтался, что после Сканда другие поцелуи его не вдохновляют. Но мысленно одернув себя, перевел разговор. — Я боюсь Киреля. На самом деле, у него власти больше, чем у Шарпа. Для начала, он священник, а значит, народ к нему скорее потянется, чем к императору. И монахи у него, это еще тот ларчик с секретом. — Лекс ухмыльнулся, а потом рассказал Тиро, что монахи творили по дороге. — И, самое главное их оружие, это, как ни странно, их обезличенность. Они так похожи один на другого, что ты не знаешь, кто из них боец, а кто просто погулять вышел, и поэтому начинаешь опасаться всякого в рясе и с капюшоном. И кроме этого, из-за того, что они похожи, никто не может их пересчитать, никто не знает, сколько их во дворце — сотня или тысяча? Понимаешь? — Тиро тяжело задумался, он, похоже, не обращал на это внимания, и теперь Лекс спросил, — но ты мне ответь лучше, почему яйцо вынесли тишком?

— Ну, так Сканду детей иметь нельзя, — пожал плечами Тиро, — ни официальных, ни байстрюков. Монахи за этим присматривают. В самом начале, когда только у Сканда дом появился, монахи объявили благоприятные дни и тогда несколько рабынь подошли к хозяину с просьбой отложить яйцо, чтобы выгреть по ребенку. Сканд разрешил. Теплую комнату прогрели, и рабыни там устроились, а через месяц в дом зашли монахи и вырезали всех малышей. Сканд и за оружие хватался, и орал, что это не его дети. Но с капюшонами спорить бесполезно. Вердикт простой: «в твоем доме детей не будет, и не надо пытаться обмануть, выдать своего за чужого».

С тех пор, когда приходит время, то девки рожают тишком, а я передаю яйца с лекарем верным людям. Плачу им деньги, конечно, чтобы налог заплатили «за лишний рот» и кормилицу наняли. А когда ребенок подрастает, то забираю его сюда. А