Вариант «Бис»: Дебют. Миттельшпиль. Эндшпиль - Сергей Владимирович Анисимов

невыносимо медленным. Стоящие на мостиках кораблей офицеры, выспавшиеся за не обещавшую неожиданностей условную ночь, больше смотрели на свои мателоты[169], чем по сторонам. Сигнальщики были расписаны по секторам, и сигнальная вахта блюлась со всей строгостью.

Замеченный в небрежении матрос, может, и не получил бы биноклем по зубам, но ему искренне и с душой набили бы морду свои же ребята-матросы. Кореша, сатэры и братишки, которые весьма хотели жить. До более-менее родных вод, где их встретят эсминцы, оставались, пожалуй, лишь сутки с копейками пути, и помирать из-за разгильдяйства или усталости пропустившего перископ или блик на горизонте салаги нормальным морякам резону не было никакого.

Покрытые шрамами выгоревших очагов, окруженных истонченным кружевом искореженных железных конструкций, оба бронированных монстра выглядели донельзя мужественно. Особенно в этом отношении впечатлял линейный крейсер, на котором, казалось, не оставалось ни одного живого места.

Значительная часть верхней палубы представляла собой теперь ровные копченые грани какой-то причудливой пирамиды ацтеков или майя. Практически весь стальной мусор, захламивший ее после боев двадцать второго и двадцать третьего ноября, помноженный еще на бой с «Эссексом» и его эскортом, был за последний спокойный день срезан газосваркой и выкинут за борт, куда последовали и сотни две ведер осколков. Сэкономленные тонны радовали сердце любого, имеющего доступ к информации о расходе топлива.

Как-то нехорошо получилось, что смена вахт группы радиолокации на «Советском Союзе» задержалась на полчаса. Технику что-то не нравилось в электронном нутре многострадального прибора, два десятка цепей пришлось прозванивать, а затем вновь полностью откалибровать по проверочному блоку и засветками от «Кронштадта» и «Чапаева». Это заняло сразу две смены более чем на целый час.

Такого типа нерегламентные работы должны были, по инструкции, обеспечиваться усиленным режимом несения радиолокационной службы на мателотах. Но обеим станциям линейного крейсера давно пришла полная хана, а «чапаевская» была маломощной и ничего полезного до сих пор не совершила. В итоге, когда локатор поиска воздушных целей был наконец настроен, грубо откалиброван по мачтам, а командир БЧ с его просьбой погонять над эскадрой «як» был послан на хрен сначала Ивановым, а затем Осадченко, что-то такое удалось засечь.

Минут десять желтая вертикальная черта, переползающая из одного конца экрана в другой, вызывала недоумение и споры. Потом операторы все-таки решились доложить о возможной воздушной цели, но еще какое-то время ушло на прохождение информации с не слишком значительной степенью значимости через цепочку субординантов до мостика.

К общему удивлению, Левченко немедленно приказал поднять по тревоге дежурное звено перехватчиков с «Чапаева» и объявить на авианосце боевую тревогу. Артиллерийские корабли он решил пока не дергать. Иванов был на сто процентов уверен, что адмирал излишне перестраховывается, но это, во-первых, его не касалось, а во-вторых, лишний раз шугануть Осадченко, обленившегося на положении «белого слона», было весьма полезно. Не все коту масленица, изволь иногда и попрыгать для общей пользы и общего удовольствия.

На «Чапаеве» слишком хорошо помнили первый бой над эскадрой, когда только чудом удалось перехватить американцев достаточно далеко от кораблей, поэтому командир подтвердил приказание адмирала не жмотиться на топливо, а поднимать сразу четверку. Большого смысла в экономии бензина уже не было: до сих пор израсходовали лишь две с небольшим его «единицы», то есть полные заправки на всю авиагруппу, преимущественно в боях девятнадцатого числа. За две сотни километров от берега, если позволит погода, авиагруппа должна была оставить палубу и ангар пустыми, забрав с собой весь бензин до капли, чтобы уменьшить риск в прибрежных водах, регулярно посещаемых немецкими субмаринами.

Дежурное звено в хорошую погоду постоянно стояло изготовленное ко взлету. Четыре «яка», поставленные на колодки, были заправлены, вооружены, а их пилоты непрерывно находились в готовности номер два в кубрике на нижнем ярусе островной надстройки. Говорили, что в американской и британской морской авиации летчики не приписаны постоянно к определенным самолетам и обычно уходят в бой на той машине эскадрильи, какую им предоставил случай. В авиагруппе же «Чапаева», как и во всей советской морской авиации, каждый летчик сживался со своим самолетом и знал наизусть особенности его поведения в воздухе.

– Дежурному звену – взлет!

Голос командира авианосца в динамиках громкой связи оторвал группу летчиков от домино. Протиснувшись через узкий тамбур, они выскочили на полетную палубу и рысцой побежали к корме корабля, на ходу застегивая теплые куртки и закидывая за спины кожаную сбрую планшетов и пистолетных кобур. Ветер был умеренный, и дым от уже зажженной на полетной палубе шашки пологой спиралью поднимался косо влево – авианосец разворачивался на ветер.

– Так, мужики! – Покрышев уже успел спуститься из рубки и догнал пилотов, когда техники помогали им прилаживать на спину горбы парашютов. – Цель неясная: то ли фантом, то ли кто-то над эскадрой ходит. Скорее перестраховка, но это лучше, чем разведчика прошляпить, как в прошлый раз. Рации держать на прием все время, попробуем вас навести, но и сами смотрите в оба. – Он развел руками, не зная, что еще можно добавить. – Ну и… Будьте осторожны, головы… Вспомните, что с Гринбергом было.

Все помнили. Повезло парню, просто чудом повезло. Также шел в одиночку, и тоже четверку на него подняли – четыре истребителя на одного разведчика. Сбил одного и ушел, хотя ложка потом во рту о зубы звенела. Во как надо!

Первый из «яков», ревя мотором, отпустил тормоза, и машина, легко разгоняясь, понеслась по отполированной палубе, оставляя за собой тонкий след выхлопа. Сразу за ним рванулся вперед второй «як», потом замыкающая пара. Лидировал звено Алелюхин со Степаненко за плечом, третьим в звене шел Голубев, четвертым – Цоколаев. Обе пары были слетаны до максимума и, в принципе, могли разделаться со среднего класса звеном минут за пять. А с эскадрильей – за двадцать, если бы хватило боеприпасов.

Высоту набирали кругами, разглядывая корабли внизу. Сверху детали повреждений были видны четко, но ощущались с меньшей долей реализма. Ничего более впечатляющего, чем общую закопченность линкора и линейного крейсера выделить глазом при беглом осмотре не удавалось. Видно вообще было плохо: окрашенные темно-серым корабли почти сливались по цвету с поверхностью моря.

На полутора тысячах метров самолеты вошли в плотный облачный слой, который продолжался еще метров триста в высоту. Но, пробив его и сомкнув строй, звено оказалось не под открытым небом, а под еще одним облачным слоем, отделенным от нижнего значительным расстоянием. В обоих слоях имелись довольно крупные разрывы, а в пространстве между ними плавали отдельные не слишком крупные облака, затруднявшие обзор.

В общем-то, видимость была более-менее хорошей по меркам полярной осени, а облачность – весьма умеренной по атлантическим меркам. Несмотря