Франкский демон - Александр Зиновьевич Колин

потому и молчит, что его план провалился? Ведь в прошлый раз получилось всё наоборот. Его хитроумный манёвр привёл к результатам прямо противоположным ожидаемым.

Он надеялся, что франки вконец поссорятся, а они сплотились воедино, как в старые времена.

Так что же, самолюбие не позволяет великому шпиону явиться на глаза повелителю? А если нет? Если он переметнулся и служит теперь своим соплеменникам? Как угадать?

Люди, скрывавшиеся за ширмами и драпировками, в доли мгновения среагируют и бросятся на того, кто вознамерится выхватить из складок одежды спрятанный, утаённый от всевидящих глаз стоявших снаружи стражников, кинжал. Сколь бы ловок ни оказался злоумышленник, сколь бы стремительно ни действовал он, ему не позволят нанести роковой удар.

Но как могут верные слуги угадать тайные движения невидимой руки, сжимающей невидимый кинжал предательства? Здесь никто не поможет правителю, ибо это — его работа, на то он и властелин, чтобы разбираться в скрытых от взора простого смертного движениях души подданных. Никто? Да, никто не поможет. Разве что Аллах.

Во вторник, в 21-й день месяца раби-ас-сани, сомнения кончились. Улу наконец появился и, как уверял сам, принёс самые благоприятные вести.

— Но то, что ты говоришь, — начал Салах ед-Дин, едва соглядатай закончил краткий рассказ, — во многом противоречит донесениям других... других гонцов.

— Правильно, повелитель, — согласился Улу. — Ведь они докладывают только о том, что видели или слышали.

— А разве не в том и состоит задача соглядатая?

— Часть задачи, господин, — уточнил шпион. — Потому-то с ней может справиться любой или почти любой. Пастух может пересчитать проехавших мимо всадников так же, как он считает своих овец. Купец может достоверно поведать о качестве вооружения солдат неприятеля, ведь в конечном итоге оно — товар, а торговец на то и торговец, чтобы знать цену товару. Подкупленный придворный или стражник расскажет о слухах, которые бродят во дворце, а за ними порой кроется очень многое. Блудливая жена государственного мужа проболтается в постели любовнику о решении, принятом на собрании пэров. Сребролюбивая подруга графа или князя доложит о его тайных помыслах.

Поскольку он умолк, словно бы на полуслове, султан, подождав секунду-другую, поинтересовался:

— Разве этого мало? Каждому из них достаточно просто как можно точнее передать свой рассказ, и мы будем знать правду о том, что творится в стане неприятеля, не хуже, а то и лучше, чем он сам.

— Не спешите, государь, — покачал головой Улу. — Я ведь ещё не закончил.

Как бы вкрадчиво ни звучала речь шпиона, всё равно, султан чувствовал, сколь мало в действительности присутствует в ней истинного почтения.

— Ты, верно, считаешь иначе? Хочешь сказать, будто ведаешь тайное? То, о чём не подозревают и сами франки? — спросил Салах ед-Дин. — Отчего же тогда всё вышло не по-твоему? Вместо того чтобы начать резаться друг с другом, они объединились? Ведь ты уверял меня, что если послать мамелюков прогуляться по Галилее, послы, узнав об этом, окончательно объявят Рамона, эмира Табарии, предателем, и мутамелек эль-Кудса пойдёт на него войной, не так ли? А что получилось? Выходит, ты просчитался?

Великий соглядатай прикусил губу. Ни разу за много-много лет не чувствовал он себя так, как сегодня.

— Вы, безусловно, правы, мой государь, — со смирением проговорил Улу, не без труда подавив обиду. — На всё воля Аллаха. Бывает, что, как ни скрупулёзен, как ни тщателен расчёт человека, Всевышний решает по-своему. Кто бы мог поверить, что сто пятьдесят конников атакуют семь тысяч? Такое, конечно, случалось, но очень-очень давно, в те времена воинственный пыл рыцарей значительно превосходил боевой дух правоверных.

— Очень удачно, что ты завёл речь о боевом духе. Как отовсюду доносят мне, именно дух рыцарей теперь особенно силён. Но, что самое плохое, они снова вместе, все, как один. И сплотиться им помогло безумство фанатика. Теперь узы дружбы, связывающие вчерашних недругов, крепки как никогда.

— Прекрасно сказано, мой повелитель! Но да будет известно вам, что если безумства фанатиков оказалось достаточно, чтобы сплотить франков, его хватит и на то, чтобы разорвать любые, самые крепкие узы, которые, как на первый взгляд может показаться, связывают теперь баронов земли и всех латинских рыцарей! Всевышний не зря пощадил того, кто смешал мои карты, то, что фанатик жив, вселяет в меня не просто надежду, а уверенность в победе правоверных.

Султану неожиданно захотелось задать подручнику вопрос: «А кого ты называешь правоверными, мой верный Улу?», но вместо этого он негромко воскликнул:

— Вот как?! Отчего же?

Прежде чем ответить, Улу помедлил немного, а потом спросил:

— Позволите ли вы мне дать вам один совет, государь?

Салах ед-Дин кивнул, и лучший из его шпионов, благодарно поклонившись, продолжал:

— Не повторяйте ошибки прошлых лет. Я поясню. Три с половиной года назад вы перешли Нахр аль-Урдун с большой силой и имели все шансы победить франков, которых тогда собралось меньше, чем ныне. Но они не приняли боя. Так может случиться и в этот раз, если только... Если только вы не поступите иначе. Вместо того чтобы просто разбить лагерь, опустошить окрестности и ждать, пока франки сами придут к вам, подтолкните их.

«Но как?! Как?!» — хотелось спросить султану, однако он терпеливо молчал.

— Эмир Рамон и четверо его пасынков в Акконе, но жена Эскива осталась дома. Отделите часть ваших людей, добровольцев, которые особенно жаждут сражения, и прикажите захватить Табарию, но только нижний замок. Не велите воинам под страхом смерти врываться в цитадель, даже если сделать это окажется проще простого. Франки ничего не поймут, объясняя всё глупостью врагов. Так вы убьёте двух зайцев. Во-первых, выпустите пар из самых ретивых, во-вторых, что важнее, превратите столицу Галилеи в приманку. Поверьте мне, я хорошо знаю рыцарей, они не останутся безучастными к судьбе дамы, особенно если гонец, которого она, конечно, отправит в Аккон просить помощи, распишет, сколь безнадёжно, сколь безвыходно положение осаждённых.

— Это правда?! — вскричал Салах ед-Дин. — Никто не говорил мне о жене эмира Рамона! Но пойдут ли франки выручать её, если он потребует от них этого?!

Ответ Улу поразил султана:

— Как раз потому и пойдут, что не потребует!

— Вот как? — Султану стоило немалого труда скрыть своё удивление.

— А что ему жена, великий государь?

— Но... она у него одна?

— Ну и что с того? Разве она мать его детей? Да и потом! Что может случиться с ней