Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

Иначе сломаю тебе шею и выкину в коридор. Тебя видели пьяным, поверят, что упал.

Азат едва заметно кивает. Ничего он не скажет, он сейчас прикидывает, как вырваться отсюда. И понимает, скотина, что шума я поднимать не могу.

— Микрофон ты ставил?

Азат молчит, бросив косой взгляд на низ шкафа. Видимо, там уже стоит новое устройство, раз он так боится говорить.

— У Лиз ты искал карточку журналиста, к которому я обратился?

Этот вопрос не столь важен, так что, подумав, Азат кивает.

— Эрнесто ты прикончил? Отраву в бренди ты подлил? Ты получил команду на мою ликвидацию?

Азат только щурит темные глаза. Ответы ясны.

— Назови вашего человека в нашей конторе.

Азат впервые подает голос:

— Я его не знаю.

— Тебя ведь предупреждали — сверну шею.

— Правда, не знаю. И шею не свернешь.

Правок, не сверну. Сегодня, во всяком случае. И полиции не сдам: ни одной улики против него нет. Мало кто сейчас находится в большей безопасности, чем это тип. Ладно, даст Бог, свидимся и посчитаемся.

— Убирайся отсюда. Совсем. На сборы — десять минут. Молись, чтобы мы с тобой больше не встречались.

Напоследок Азат откровенничает:

— И ты молись. Тебе повезло: я был уверен, что услышу тебя в коридоре.

Поднявшись с кресла, Азат выходит из номера.

* * *

Азат попал в список подозреваемых сразу, как только выяснилось, что в гостинице есть чужой. Против него был ряд косвенных факторов, которые даже вкупе не давали повода для категорического заключения, но заставляли к нему присмотреться: он приехал из наркопроизводящего региона, так называемого «золотого полумесяца», он влез в нашу компанию, он носил исключительно удобную маску для нанесения неожиданного и смертельного удара, и он намертво прилип ко мне в последние два дня.

Эта самая прилипчивость наводила на нехорошие размышления. Скорее всего, он действительно получил команду на мою ликвидацию. Как раз в тот момент, когда я расслабился, полагая, что есть время для передышки.

Поутру Азата в его номере не оказалось. Он оставил записку о том, что вынужден поехать в Амстердам к своему другу и вернется через неделю.

Пока удалось отделаться от Азата, но не от его хозяина, а потому лучше всего на пару дней исчезнуть из города. Программа семинара дает такую возможность. Мы всей группой натри дня отправляемся на курортный остров. О программе и маршруте поездки нам довольно долго рассказывала Карин — младший куратор семинара. Я так был замучен жизнью, что толком не усвоил название места, куда мы едем. Впрочем, это и неважно: в этом слове несколько сочетаний «хр», что все равно делает его практически непроизносимым.

Некоторую пикантность поездке придавало то, что Джой смогла уговорить руководителей семинара разрешить ей присоединиться к нашей группе. При этом, как я понял, она в основном ссылалась на свое намерение писать диплом на экономическую тему. В итоге мне пришлось вытерпеть несколько бестактных шуток, зато поездка обрела новые краски.

На острове от причала парома нас везут на автобусе. Потом мы минут двадцать идем через небольшой городок, по-голландски чистенький и тихий. С его окраины открывается вид на пологие серо-зеленые холмы, поросшие редким кустарником и деревьями. В просветах между холмами видна ровная полоса дамбы, закрывающая горизонт. Я не страдаю неврастенией и чрезмерно развитым воображением, но мысль о том, что от несметных масс серой враждебной морской воды меня отделяет относительно узкая полоска земли и чуть-чуть бетона, угнетает.

Небольшой отель спрятался среди холмов в полукилометре от окраины городка, но кажется совершенно изолированным. Он состоит из двухэтажного дома для гостей под черепичной крышей и еще одного здания, в котором уместились ресторанчик, бар и зал для приемов.

Размешают нас в просторных комнатах вполне современного стиля. Мне достается номер на последнем этаже под островерхой крышей. Через врезанное в скат крыши окно видна часть двора и хмурое голландское небо.

На острове я впервые за последнее время чувствую себя относительно спокойно. Количество туристов, добирающихся сюда на пароме, ограничено. К тому же отель наш находится на отшибе, и каждый человек здесь на виду.

Вечером первого дня мы до полуночи засиживаемся в ресторане отеля. Основная тема застолья — рассказы о своих странах студентам, которые работают в баре и ресторане. Благодарные слушатели то и дело предлагают нам пиво и вино «за счет заведения». Когда мы выходим под необычно ясное звездное небо, Джой уверенно берет меня под руку. Даже обычно невозмутимая китаянка Шам Шан кротко улыбается. Молчит только Лиз: она все дуется за ту шутку, полностью меня игнорирует и Бог весть когда заговорит снова.

Мне остается только подчиниться судьбе и вытерпеть чинный переход до спального корпуса под руку с чужой женой под перекрестными взглядами, к счастью, отчасти скрытыми темнотой.

Войдя ко мне в номер, Джой захлопывает дверь и тесно прижимается ко мне всем телом.

— Мы так давно не были вдвоем, я ужасно соскучилась.

— Я тоже. Но слушай, душа моя, ты не боишься, что…

— Я ничего не боюсь.

И она закрывает мне рот поцелуем, от которого останавливается дыхание и остатки благонравия и благоразумия испаряются.

На утреннем семинаре Лиз предлагает общий поход в любое пристойное питейное заведение, какое только мы сможем найти. Идея получает общее и бурное одобрение, и вечером мы горластой толпой в пятнадцать человек врываемся в ближайший, он же единственный, городской паб.

Уличных фонарей в городке немного, и снаружи здание рассмотреть нам толком не удается. Внутри же высоченные потолки и закопченые своды наводят на мысль толи о замке, толи о ратуше. Ясно одно — это самое высокое и самое посещаемое здание в городке. Наша шумная компания вызывает общий интерес у обстоятельных и солидных посетителей паба, хотя по традиции провинций всех стран мира открыто нас не разглядывают.

Поначалу вечер проходит более или менее пристойно. Даже игры, принятые в нашей группе, не вызывают особого протеста со стороны публики. Самая шумная из них — так называемый «оркестр», которым обычно руководит филиппинец Питер.

В разгар веселья, когда все бурно приветствуют очередного исполнителя, я чувствую, как кожа на затылке у меня немеет. Это запоздалая от алкоголя реакция на чей-то слишком пристальный взгляд. Я поймал его секунду назад, и подсознание пытается дать сигнал тревоги, которому трудно пробиться через гудящие от вина извилины.

В таких случаях самое простое средство — выйти под тем или иным предлогом, что дает прекрасную возможность оглядеть весь в зал по дороге туда и обратно. Однако сейчас у меня нет желания покидать нашу компанию.