Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

Не получив ответа на вопрос, Ван Айхен вздохнул и стал раздельно объяснять:

— Понимаете, мы обложили Соловьева со всех сторон. У нас есть человек в их группе, который докладывает о каждом его шаге и даже имеет некоторую возможность воздействовать на ситуацию. У нас есть свой человек в гостинице, который…

— Который вчера не смог ликвидировать Соловьева.

Терпеливо кивнув на это язвительное замечание, Ван Айхен продолжал:

— И который, тем не менее, крайне ценен для нас. И при всем этом я не могу поручиться, что мы справимся с ситуацией.

— Чего вы боитесь? И что предлагаете?

Остановившись, Ван Айхен сказал:

— Чего боюсь? Что мы не справимся с проблемой Соловьева здесь, и тогда будет сорвана поставка средств связи и оружия.

— Это скорее моя проблема.

— Да, но начнется скандал, и мой бизнес будет подорван. Да и вы станете искать виноватого. Простите, нолюбая спецслужба — обычная бюрократическая структура, не более того. И в случае провала вам потребуется козел отпущения.

Его собеседник с готовностью кивнул на последние слова, не вызвав особой радости у Ван Айхена. Затем он поинтересовался:

— Вы не сказали, что именно предлагаете.

— Я прошу разрешить отложить поставку в Россию, которую мы осуществляем для вас. Всего на три-четыре недели. Если транспорте оружием и средствами связи накроют…

Гость Ван Айхена встал и спокойно заключил:

— То вы ответите перед моей организацией. Поэтому вам имеет смысл тщательней готовить ваши акции в отношении Соловьева. Поставка состоится через десять дней. А Соловьева следует нейтрализовать немедленно.

* * *

Время приближается к десяти часам. Спать рано, идти куда-либо поздно. Остается пожертвовать себя на редкость тоскливому голландскому телевидению. Не успеваю занять место в кресле, которое неосторожно оставил канадец Дейв, как в холле, громко икая, появляется Азат. Плюхнувшись на ковер, он стеклянными глазами уставился в экран телевизора. Не лежится адвокату, вечер для него еще не закончен.

В телевизионной стоит громкий гвалт. Женская половина присутствующих требует возможности досмотреть очередной сериал, а мужчины норовят переключить телевизор на футбол. Чарли Левингстон из Уганды с удивительно правильной формы круглой бритой головой — сосед по гостинице, естественно, зовут его «доктор Левингстон», по ассоциации с известным исследователем Африки, — громко кричит, вращая глазами и размахивая руками:

— Вы тупеете от этих западных сериалов! Вам надо книги читать, развивать интеллект!

— Ты мужской шовинист!

Это уже пронзительно визжит черная, как смоль Синти из Кот Д’Ивуар. Она молодая, совсем девочка, высокая, с симпатичной курносой мордашкой, оттопыренной круглой попкой и на удивление длинными руками. Синти всем хороша, просто прелесть. Портит ее только то, что, когда смотрит телевизор, она смеется, как шакал, со странным подвыванием. Кроме того, Синти громко чмокает, когда ест, и хлюпает, когда пьет. Последний порок тем более досаден, что, как и многие соседи по гостинице, она имеет манеру приносить тарелку со своим душистым от пряностей ужином в телевизионную и поедать его прилюдно. Следует, правда, признать, что после еды Синти аккуратно облизывает пальцы.

Большинство присутствующих наслаждаются разгорающимся скандалом. Кто-то негромко смеется, Азат медленно водит головой, стараясь уследить за ходом перепалки.

Несмотря на тяжкое по нынешним временам обвинение, Левингстон мужественно пытается отстоять свои позиции.

— Я шовинист?! Я?! Шовинист тот, кто делает эти сериалы! Это дурман, отрава, это такая же гадость, как американская еда!

Левингстона басовито перебивает Соломон, до сих пор сосредоточенно изучавший телепрограмму:

— Черте ними, Чарли, пусть смотрят свой сопливый сериал! Главное для нас — вытурить их до двенадцати часов. В половину первого ночи будет передача «Тайный мир секса». Выгоним женщин, закроемся и посмотрим телевизор как люди.

Первым выражает восторг неожиданно очнувшийся Азат:

— Правильно, Соломон! Ух, как я люблю смотреть про секс! У нас, знаете, страна мусульманских традиций. Юноши и девушки живут практически раздельно до самой женитьбы. Отсюда недостаток опыта и жизненные драмы. Вот женишься, и в первую же брачную ночь опозоришься на всю жизнь. Хорошо, если еще жена не болтливая.

Не желая слушать эту дребедень в восемьдесят третий раз, мужчины в ожидании половины первого разбредаются по своим комнатам. Я сижу у себя в номере и пытаюсь читать.

Когда я, держа в руке банку пива, появляюсь в телевизионной, там стоит мертвая тишина. Азата нет, видно, заснул в своем номере. Присутствующие мрачно уставились на экран, где древняя старушка, шаркая, ведет оператора по коридору старого дома. Дойдя до ванной, она открывает дверь и, драматически заведя глаза, рассказывает:

— И вот тут хозяин подстерег меня и воспользовался своим положением…

Загробный голос за кадром дает пояснения:

— Эта женщина подверглась насилию со стороны хозяина дома, где работала горничной. Это случилось в 1925 году. В нашей программе мы хотим показать, что сексуальные домогательства со стороны нанимателей были серьезной проблемой уже много лет назад. Вот еще один пример.

На экране появляется еще более ветхая старушка и начинает рассказывать, как она нанялась работницей на отдаленную ферму вскоре после окончания Первой мировой войны и что из этого вышло.

Сзади раздается мрачный голос канадца Дейва:

— Кто ей сейчас поверит? Надо было делать передачу по свежим следам еще тогда, до Первой мировой. Лучше немое кино, чем эти жалобы, опоздавшие на семьдесят лет.

Плюнув на несостоявшуюся эротику, иду к себе в номер. Против обыкновения, спускаюсь той лестницей, которая ближе к выходу на первом этаже. Пора, пора, я могу опоздать. Быстро и по возможности бесшумно пробегаю к своему номеру и, не вставляя в замок ключа, распахиваю дверь. Как я и полагал, она не заперта. Вылетев на середину номера, оборачиваюсь. За дверью стоит Азат.

Это первый человек в этом деле, который смог так меня провести. Помешанный на сексе, бестолковый и смешливый, привязчивый и надоедливый, любопытный и безвредный пакистанец, где ты? Из полутьмы смотрит холодное и жестокое ЛИЦО, имя которому — смерть. Это не патетика, это констатация факта, ибо за этим адвокатом числится очень многое.

Не дожидаясь, пока зазевавшийся Азат вытащит нечто блестящее из кармана, прыгаю на своего недавнего собутыльника и товарища по ночным приключениям. Прыгаю с места без подготовки, но девяносто килограмм с расстояния в два метра — это много для не слишком массивного азиата. Азате кряканьем бьется о стену, вытаращивает глаза и вместе со мной обрушивается на пол и замираете растопыренными руками и сложенный втрое.

Оттолкнув ногой в сторону узкий нож, который Азат все-таки успел вытянуть из кармана, усаживаю пакистанца в кресло. Через несколько секунд его взгляд снова обретает живой и очень нехороший блеск.

— Если хочешь уйти живым, отвечай на вопросы.