Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов

Ван Айхен никак не реагировал на слова Януса. Он молча смотрел перед собой, потом медленно повернулся к окну. Его слова прозвучали устало и неожиданно равнодушно:

— Соловьев начал собирать информацию через местных журналистов. Напустить на нас журналистов — это умно. Насколько мне известно, пока он не успел от них ничего получить. Но это вопрос времени.

Янус безразлично сказал:

— Боюсь, это наша последняя встреча. Я это чувствую.

Ван Айхен продолжал:

— Это вопрос времени. Но несколько дней у нас есть. Мы можем использовать их по-разному.

Впервые Янус проявил интерес к словам собеседника. Он вопросительно посмотрел на Ван Айхена, и тот неторопливо пояснил:

— Есть только один способ решить наши проблемы. И я вам говорил о нём с самого начала.

Он замолчал, предоставляя Янусу возможность остановить его, возразить, заставить изменить решение. Но тот соединил кончики пальцев и, застыв, ждал продолжения. Ван Айхен был достаточно опытным человеком, чтобы поставить деловой интерес выше удовлетворения от доказанной правоты. Он понимал: сейчас рушились пути, по которым Янус еще мог надеяться вернуться в тот прежний мир, где он не был предателем. Каждая секунда молчания была наполнена отчаянием безнадежности, уносила Януса в иную реальность.

И в каждую секунду можно было ждать срыва. Поэтому Ван Айхен не стал больше ни в чем убеждать собеседника. Он только сказал:

— Собственно, обсуждать теперь нечего, механизм запущен. Я отдал приказ о ликвидации Соловьева.

* * *

Тем не менее главное, что я на правильном пути. Пути, ведущем прямиком в пекло. Радует одно: я знаю тех, кто дружески ведет меня по нему под руки. Как мне кажется, знаю.

Прежде всего следует сделать то, до чего в последние дни не доходили руки, — еще раз внимательно осмотреть номер. Я окружен любопытными людьми, а со времени моего приезда в Гаагу многие могли попытаться удовлетворить свою любознательность. Поэтому прежде всего занимаюсь тщательной проверкой секреток, которые установил после приезда из Амстердама и с тех пор сохранял со всем тщанием. Результаты осмотра самые обескураживающие: кто-то совершенно очевидно копался в моих вещах. Волоски на ящиках письменного стола и шкафа сорваны, свернутые особым образом деньги в нагрудном кармане пиджака теперь уложены немного по-другому. Однако ничего не пропало. Фотоаппарат со сменными объективами и пластиковые банковские карточки на месте.

Осмотр розеток и ламп показывает, что они по-прежнему пусты. Итак, теперь искомое — микрофон с автономным источником питания. Он больше по размерам, зато может быть прикреплен к чему угодно, но наиболее вероятные места относительно нетрудно вычислить.

Задумчиво оглядываю свое скромное прибежище. Кровать, нижнюю сторону столешницы письменного стола, раковину и подоконник стоит отвергнуть с самого начала: слишком велика вероятность того, что хозяин номера сунется туда за чем-нибудь конкретным или просто при уборке. А вот дно шкафа заслуживает внимания. Поэтому ложусь на пол и просовываю руку под шкаф.

Приятно чувствовать себя умным. Почти сразу рука натыкается на коробочку размером с пачку сигарет, прикрепленную снизу к днищу шкафа. Я пытаюсь разглядеть прибор, который по-научному называется «устройством для снятия звуковой информации», но расстояние до пола слишком мало. И в тот момент, когда я подсунул нос почти к самому подслушивающему устройству, ладонь срывается и скользит по нижнему краю шкафа, собирая мелкие и крупные занозы.

— Ах, чтоб тебя!..

Вскакиваю на ноги и зажигаю лампу у раковины, чтобы обработать руку. Вытаскивая третью и четвертую занозу, снова чертыхаюсь. Надо же! И что бы мне не остановиться после того, как я нашел это проклятое устройство! Так нет, полез разглядывать, идиот! В тот момент, когда я чертыхался, мое лицо только что не было прижато к микрофону.

Между тем это устройство поставлено не для красоты. Оно передает снимаемую информацию на магнитофон, который должен быть расположен где-нибудь по соседству. В зависимости от мощности сии мающего устройства, это расстояние может достигать несколько десятков метров. Обычно магнитофон включается автоматически при первом звуке в помещении.

Нужно быть идиотом, чтобы не понять по характеру звука, что первое мое восклицание было вызвано обнаружением микрофона и в непосредственной близости от него. А может быть, более того, в этот момент там еще сидел оператор, который проверял, действует ли подслушивающее устройство. То-то он удивился моей ругани в микрофон!

Н-да, легко ловить на ошибках других. Трудно самому избежать просчетов.

Ладно, что сделано, то сделано. Кроме того, вполне вероятно, такая односторонняя связь с теми, кто установил технику в номере, может оказаться весьма полезной в самый неожиданный момент. А уж если хорошо подготовиться и отнестись к делу с фантазией…

Опустившись в кресло, наливаю в стакан немного бренди и глубоко задумываюсь. Насколько я знаю, Мария, сестра-хозяйка гостиницы, держит у себя в каморке дубликаты ключей от всех комнат. Это нормальная практика всех постоялых дворов мира. Однако я не очень представляю Марию копающейся в моих вещах. То есть я знал людей, одержимых страстью рыться в чужом барахле из чистого любопытства. Но человек, страдающий подобным пороком, недолю продержался бы на должности, которую Мария занимает.

Надолго номер открытым я обычно не оставляю. Даже выходя в душевую или туалет, я обязательно запираю дверь. Исключение составляют случаи, когда я заглядываю к Биллу в номер напротив. Правда, пару раз, заболтавшись, я бросал комнату нараспашку минут на десять-пятнадцать. Этого вполне достаточно, чтобы обшарить номер.

Мои мрачные размышления прерываются приглушенными криками и бормотанием за стеной, в номере Лиз. Прийти на помощь женщине — мой долг, особенно когда эта женщина сердита на меня, и тем самым можно добиться хотя бы некоторого смягчения своей участи.

Так и не пригубив бренди, без промедления выскакиваю в коридор и после короткого стука распахиваю дверь номера Лиз. Однако как раз она-то в помощи совершенно очевидно не нуждается. Лиз стоит, как говорили в старину в России, «фертом», то есть уперев руки в бока, и шипящим голосом кричит на филиппинца Питера:

— Мне плевать на то, брал ты что-нибудь или нет! Тебя уже не один раз предупреждали — не шляйся по номерам и не копайся в чужих вещах! До сих пор тебе везло, потому что ты не сталкивался со мной. Еще раз увижу тебя рядом с моей комнатой — горько пожалеешь. Ты у меня узнаешь, что значит иметь дело с африканкой!

Маленький толстоватый Питер, съежившись, забился в угол у шкафа и подавленно молчит. Он опустил голову, так что видны только макушка, толстенькие уши и приплюснутый нос. Питер действительно грешит интересом к