Том 12. Из Автобиографии. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма - Марк Твен

Коротко говоря, такова жизнь. В первую половину ее вы способны ею наслаждаться, но не имеете возможности; во вторую половину у вас есть возможность наслаждаться, но вы на это уже не способны.

Множество признаков предостерегает меня, что безжалостное время не остановится ради меня. Я приближаюсь к порогу старости; в 1977 году мне стукнет сто сорок два. Довольно порхать по белу свету. Пора мне расстаться с непоседливой юностью и усвоить достоинство, солидность и медлительность, подобающие почтенной дряхлости, ибо она приближается и ее, как уже сказано, не миновать.

Вы собираетесь отметить годовщину великого памятного события. Вы по праву гордитесь успехами славного штата Миссури — и я как сын этого штата почел бы за большую честь присутствовать на празднестве и разделить ваше торжество; но вынужден отказать себе в этом, и могу лишь от души поблагодарить вас за столь лестное приглашение.

Искренне преданный вам

С. Л. Клеменс

71

ДЖ. Х. ТВИЧЕЛУ

Эмперсэнд, штат Нью-Йорк, 28 июля 1901 г.

Дорогой Джо,

вы правы, эхо неосуществимо, — для меня во всяком случае. Мне поддержать обращение к этому конгрессу лжецов и воров, присваивающих чужие земли, значило бы только навлечь насмешки на эту затею; а подписать воззвание о сборе средств, которые попадут в руки тамошних миссионеров любого толка, будь то католики или протестанты, мне и вовсе невозможно. Они не притронутся к деньгам, которые я оскверню своим прикосновением, да я и не доверю им деньги. Я знаю, эти деньги они обратят на помощь страждущим, да только страждущих изберут из числа новообращенных христиан. В отношении всех прочих миссионеры не проявляют ни малейшего сочувствия, а лишь вражду и ненависть. И это естественно: они находятся там наперекор священному писанию, ремесло их беззаконное, вот и характеры у них соответственные... Но ладно, хватит, не могу говорить об этом без злости.

Позднее. — Заново перечитал письмо Юн У-ина. Быть может, он ослеплен своими симпатиями, а может быть, и нет. Может быть, есть и другие причины, побуждающие миссионеров молчать о двухлетнем голоде и людоедстве в Шаньси. Может быть, там так мало обращенных в протестантскую веру, что миссионеры имеют возможность о них позаботиться. А что их мало занимает судьба обращенных в католическую веру и всех прочих, это, я думаю, вполне естественно.

Я просто поражаюсь: какая великолепная наивность обратиться к нынешнему правительству с призывом о помощи в таком деле, которое не сулит пи барыша, ни политических выгод. Неужели Юн У-ин нас до сих пор не раскусил? Впрочем, с 96-го или 97-го года его здесь не было. С тех пор мы превратились черт знает во что. Если б Кошуту теперь пришлось выступить со своим волнующим рассказом о мадьярских событиях, он не получил бы от конгресса и тридцати центов.

Я сижу на нижней террасе, она же — главная палуба нашего прелестного кукольного домика. Дом стоит на самом краю озера Нижний Саранак, так что мне с террасы даже не виден берег, а только вода, вся и рябинках от дождя, — сейчас страшный ливень. Это чудесно — словно сидишь, уютно устроясь, на палубе корабля, а вокруг расстилается безбрежное море, но только еще куда приятнее, потому что море в дождь наводит уныние, а тут ощущаешь глубокий покой и довольство. С трех сторон нас обступает лесная чаща, никаких соседей у нас нет. Всюду дерзко скачут прелестные смуглые белочки. В пять часов они пьют чай (без приглашения) за столом в лесу, где Джин перепечатывает мои рукописи, и одна до того расхрабрилась, что уселась завтракать к Джин на колени, подняв торчком пушистый хвост. В семь часов они являются обедать (без приглашения). Все они носят одно и то же имя — Бленнерхаст, в честь друга Берра, но отзываются на него, только когда голодны.

Мы живем здесь с 21 июня. На нашу долю выпало нисколько жарких дней, как уверяет мое семейство, — меня-то это не беспокоило. Вообще же погода для этих мест обычная и вам хорошо знакомая: прохладные дни и прохладные ночи. Каждую среду еженедельная газета сообщает нам, что вокруг стоит страшная жара, - ежедневные газеты в нашу мирную жизнь не допускаются. На прошлой неделе ту же новость привезли нам гости — единственные, кто у нас побывал, - доктор Рут и Джон Гоуэлс.

Mы каждый день плещемся в озере; и вся компания, включая прислугу (но только не меня), много катается на лодках, иногда с лодочником, а иногда и самостоятельно: Джин и Клара неплохие гребцы. Если будем живы, надеюсь, мы и будущее лето проведем в этом домике.

Мы сняли на год, начиная с 1 октября и с правом оставить ее за собою еще на год, усадьбу Эплтонов в Ривердейле, на 6epeгу Гудзона, в двадцати пяти минутах езды от Большого центрального вокзала. Эти год-два нам необходимо жить поближе к Нью-Йорку.

Третьего августа я отправляюсь на две недели в плаванье на яхте длиною в двести двадцать пять футов и со скоростью в двадцать узлов; компанию мне составят хозяин яхты мистер Роджерс, Том Рид, доктор Райе, полковник Э. Дж. Пейн и еще двое или трое. Хотел поехать судья Хауленд, но его не пускают дела; хотел поехать профессор Слоун, но заболел. Хотите присоединиться к нам? Если можете поехать, черкните для меня открытку на имя Г. Г. Роджерса, Бродвей, 26. Перед отплытием я на день-другой приеду в Нью-Йорк — 31 июля или, скорее, 1 августа — и, вероятно, остановлюсь в отеле «Гровепор», на углу Десятой ул. и Пятой авеню.

Все мы шлем вам, Хармони и детям кучу самых сердечных приветов.

Марк.

72

ДЖ. Т. ГУДМЕНУ

Ривердейл-на-Гудзоне, 13 июня 1002 г.

Дорогой Джо,

я восхищен безмерно и преисполнен почтения! Вот уже двадцать четыре часа я пытаюсь успокоиться и хладнокровно оценить эту поразительную энергию, трудолюбие, упорство, отвагу, аналитический гений, проницательность, все это громовое и огнедышащее великолепие, каким изумила нас мирная, покрытая цветами и зеленью гора, в которой никто и не подозревал спящего вулкана, — пытаюсь успокоиться — и не могу. Вчера я прочитал половину вашей книги и не понял ни слова, но все приводило меня в восторг: ведь это просто чудо! Какая научная глубина, эрудиция, какой неимоверный труд в это вложен! А сколько скромности и достоинства, как величественна избранная вами область, бесконечно далекая от всего низменного, убогого и нечистого! И еще я в восторге от того, каким прекрасным, прозрачным, непревзойденным по чистоте и изяществу языком написана эта книга. Наука всегда величава и достойна поклонения, но нередко она предстает перед нами в грубой дерюге, вы же облекли ее в прекрасные одежды, подобающие ее величию.

Вы думаете, что вам досталась «жалкая награда» за двадцать лет труда? Нет, нет! Вы жили в высоком царстве разума, а самая малая радость его недоступна для самой тугой мошны, какая найдется в христианском мире; днем и ночью вы были свободны и независимы от земного рабства и грубой корысти. Вы получали за свои труды плату большую, чем кто-либо другой в нашей стране. Вы жили ослепительной мечтой - и она сбылась, и ныне вы не могли бы обменяться судьбою даже с другим ученым: ведь он должен разделить свои трофеи с коллегами, мир же, открытый вами, принадлежит только вам одному и вашим останется.

Все это просто великолепно, Джо! И нет на свете человека, который был бы за вас так рад и горд, как неизменно преданный вам

Марк.

73

БРАНДЕРУ МЭТЬЮЗУ

Нью-Йорк-Сити, 4 мая 1903 г.

Дорогой Брандер,

Целый месяц я не вставал с постели, но зато я много читал, и мне пришло в голову попросить вас вот о чем: сядьте-ка за письменный стол, когда у вас найдется месяцев восемь-девять свободных, и набросайте для меня ответы на кое-какие вопросы из области литературы, дабы расширить мой кругозор. Ваше время не будет потрачено напрасно, ведь потом на досуге, пользуясь уже сделанным, вы можете составить курс лекций для ваших студентов и этим окажете им большую услугу.

1) Есть ли в романах сэра Вальтера Скотта страницы, написанные хорошим английским языком не путаным и не небрежным?

2) Есть ли у него страницы, написанные не слишком убогим, бесцветным, стертым языком, а приличной прозой?

3) Есть ли у него страницы, которые горели бы настоящим пламенем, а не тлели негреющим, обманчивым светом гнилушки?

4) Есть ли у него герои и героини, которые не были бы негодяями и негодяйками?

5) Есть ли в его романах персонажи, чьи слова и поступки не противоречили бы характерам, какими они обладают по уверениям автора?

6) Есть ли у него герои и героини, которыми читатель восхищался бы и при этом сам понимал бы, почему восхищается?

7) Есть ли в его романах комические персонажи, которые и вправду забавны, и юмористические места, не лишенные юмора?

8) Случается ли ему когда-нибудь увлечь читателя так, что тому не хотелось бы отложить книгу?

9) Есть ли у него страницы, где он перестает принимать неестествеппые позы, перестает восхищаться безмятежным разливом собственного водянистого красноречия, отказывается от вычур и притворства и на время, хотя бы ненадолго, становится сколько-нибудь искренним и серьезным?