Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

А вскоре после этого еще пять человек были убиты взрывом на Северном. Мари всякий раз дрожала от страха, заслышав пронзительный гудок, возвещавший о катастрофе на рудниках. Жан все еще продолжал работать под землей, хотя кашель бил его с каждым днем все сильней, и Мари взяла с него слово, что, если только ему удастся устроиться с нового года на другую работу, он никогда больше не пойдет в забой.

Кому из жен рудокопов не было знакомо это щемящее чувство страха, заползавшее в сердце всякий раз, как гудок доносил с рудников весть о несчастном случае? Заслышав гудок, женщины бросались к воротам и с тревогой глядели на дорогу, на которой должна была показаться карета «скорой помощи». Замирая от страха, каждая из них ждала, что вот сейчас карета остановится у ее дома или товарищи мужа придут сообщить ей страшную весть.

Несчастные случаи на рудниках были как бы неотъемлемой частью повседневной жизни приисков. Они отбрасывали мрачную тень на все беседы, хотя женщины избегали упоминать о них, когда собирались вместе, чтобы поболтать и обменяться новостями.

В начале года немало толков вызвало убийство Мэй Уэйн. По обвинению в убийстве был арестован Джим Коннелли. Салли помнила его — он ходил к ней обедать одно время, — и ей казалось невероятным, чтобы Джим мог намеренно убить женщину.

Джим Коннелли хороший парень, добряк, говорили о нем старатели. Ну, правда, любит похвастать — какой он, дескать, меткий стрелок. Не раз случалось ему палить из револьвера, чтобы показать, как он бьет муху на лету. Мэй Уэйн держала нечто вроде павильончика с разными прохладительными напитками на Девяностой Миле. Джим и Роб Рейд были уже навеселе, когда завернули к ней как-то днем в субботу. Там они затеяли перебранку с афганцами. Афганцы нипочем не хотели отвести в сторону своих верблюдов, и Джим выстрелил раза два в воздух, чтобы заставить их убраться с дороги, а в эту минуту Мэй как раз появилась на пороге, и одна из пуль угодила прямо в нее. Все радовались, когда Джима оправдали, но он сам не захотел остаться на приисках. Хоть он и не нарочно застрелил Мэй, а все-таки, видно, совесть его мучила.

Вот когда в мечети в Кулгарди убили Таг Магомета, богатого купца-афганца, это было дело совсем другого сорта — хладнокровное, преднамеренное убийство. Таг Магомета заколол другой афганец рано поутру, когда он преклонил колени для молитвы. За что он его прикончил, так и не могли дознаться. Гоулам Магомет нисколько и не скрывал, что это его рук дело, и встретил смерть с гордо поднятой головой, как человек, отомстивший за свою честь.

Потом умер Хаджи Мула Мирбон, старик без малого ста лет, который был у афганцев чем-то вроде их религиозного вождя, и они собрались на его похороны со всех концов страны.

Почти в то же время происходили похороны одной японки-проститутки. Салли с удивлением наблюдала похоронную процессию, которая двигалась по пыльной дороге по направлению к кладбищу; гроб был ярко разукрашен, и японки в пестрых кимоно следовали за ним, как стая разноцветных бабочек. Моррис сказал, что покойницу нарядили, словно на бал: нарумянили, надели на нее лучшее платье и все ее украшения. Подруги провожали ее в могилу с пронзительным пением, под звон серебряных колокольчиков и пиликанье скрипок.

Вот оно — последнее напутствие, думала Салли. Завершение всей жизни — жалкой, убогой жизни, которую они влачат в домах терпимости позади главной улицы. Девушка-японка была убита в драке. Все началось с того, что француз — хозяин трех японок-проституток, которых он держал в лачуге на одном из отдаленных приисков, — повысил плату за посещение этого притона.

Друзья девушки перенесли ее тело в Кулгарди и похоронили по национальному обряду.

Но все эти зловещие события, говорившие о какой-то закулисной, полускрытой от взоров, стороне жизни общества, проходили, не оставляя после себя глубокого следа. Будущее рудников и судьба города — вот что занимало все умы, и уныние росло. Немало состоятельных людей, привыкших проводить жаркие месяцы у моря, не поехало в этом году на побережье: одни боялись оставить свои дела, другие были стеснены в средствах.

Лора говорила, что Олф обещал поехать с ней к морю, но теперь раздумал, решил не уезжать из Калгурли; состояние дел на руднике беспокоило его. Ехать без Олфа Лора не пожелала и ограничилась тем, что отправила на два месяца на юг Эми.

Глядя на Боулдерский кряж, Салли нередко задумывалась над тем, какую власть имеют рудники над жизнью людей. Неясные контуры копров и надшахтных строений расплывались в знойном мареве. Салли смотрела на открытые выработки, сараи для машин, рудодробилки, приземистые конторские здания, крытые гофрированным железом, прилепившиеся к голой красной земле. Крез, Мидас, Железный Герцог, Гайнаулт, Калгурли, Австралия, Большой Боулдер, Объединенный, Упорный, Айвенго, Золотая Подкова, Лейк-Вью и Звезда. В них было что-то колдовское — в этих названиях. Это они создали Калгурли! Словно огромные допотопные чудовища, расползлись рудники по склону хребта; они зарываются под землю, выплевывают руду, дробят ее, крошат, добывают золото. Золото! Оно приносит богатство владельцам рудников и ничего не дает тем, кто глубоко под землей, в темных тесных забоях, добывает его кайлом.

Просто удивительно! — думала Салли. В угоду этим рудникам выросли и раскинулись по равнине у подножия хребта город Калгурли и новый поселок Боулдер. Тонны золота выбрасывают рудники, на миллионы фунтов стерлингов. А те, кто своими руками добывает все это богатство, дающее людям неограниченную власть, — в каких роскошных зданиях должны бы они жить, в каких прекрасных городах! Но только лес копров да унылые покосившиеся лачуги указывали на то, что здесь, под землей, скрыты сокровища. Казалось, какой-то затравленный нуждой неудачник сколотил эти хибарки наспех, зная, что первый же ураган может смести их с лица земли, но надеясь на авось.

Рудники были центром, вокруг которого кипела жизнь города Калгурли. Существование тысяч людей зависело от той опасной, изнурительной работы, которая происходила под землей. Впрочем, добыча россыпного золота по-прежнему немало содействовала благосостоянию города. Право старателей на разработку россыпей давно уже стало поперек горла владельцам рудников, и по мере того как слухи об истощении богатых руд в некоторых крупных рудниках становились все упорней, старателям все чаще приходилось выступать на защиту своих прав.

Когда приисковый инспектор Хейр вынес решение, что управляющий рудником Айвенго имел право запретить старателям столбить на отводе участки под россыпное золото, старатели созвали митинг протеста. Страх перед надвигающимся кризисом заставлял рудокопов и старателей особенно настороженно относиться ко всяким посягательствам на их старательские права.

Но с приближением рождественских праздников мрачные предчувствия были на время забыты. Все предвкушали наступление двух-трех веселых праздничных дней. По традиции, установившейся с первого празднования рождества в Кулгарди, население прииска из года в год веселилось в эти дни напропалую: устраивались большие спортивные состязания, в ресторанах все угощали друг друга, вино лилось рекой, и праздник заканчивался общественным балом, на котором плясали всю ночь напролет, а под утро выходили плясать на улицу.

Салли так захлопоталась, стряпая пироги, пудинги и прочие праздничные угощенья на всех мужчин, столовавшихся у нее, что ей, казалось, и подумать некогда было ни о чем другом. И все же нет-нет да и мелькнет беспокойная мысль: а что, если в самом деле кризис обрушится на Калгурли? И что же это будет, если у старателей отнимут их права на россыпное золото?

ГЛАВА XLVII

Один-два раза в неделю Мари удавалось уговорить Салли отлучиться на часок из дому, оставив ребятишек на попечение Калгурлы.

Подруги отправлялись в город — посмотреть, не привезли ли поездом с побережья свежих овощей и фруктов. Эти прогулки были целым событием для Салли и Мари. Принарядившись, подруги пускались в путь в длинных белых накрахмаленных платьях, аккуратно стянутых в талии цветным кушаком, и крошечных пестрых шляпках, посаженных на самую макушку. Эти шляпки были в моде еще в тот год, когда Салли и Мари впервые приехали в Калгурли. Нитяные перчатки и зонтик дополняли туалет, а плетеные кошелки должны были свидетельствовать о том, что их обладательницы — вполне солидные молодые матроны, несмотря на свой девический вид. Салли и Мари обычно уже заранее предвкушали, как приятно будет после пыльной, утомительной дороги выпить стакан холодного лимонада в одной из фруктовых лавчонок; это всегда было самым захватывающим моментом в их путешествии.

В тот день, когда Салли и Мари отправились в город за праздничными покупками, Фриско в элегантной коляске, запряженной рысаками, прокатил мимо них по дороге на рудник. Рядом с Фриско сидел тучный иностранец в легком чесучовом костюме и черном цилиндре.