Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

Иностранцы говорили о мистере де Морфэ, что это великий знаток хорошей кухни и вин. Рассказывали даже, что он лично наблюдает за изготовлением некоторых блюд. Старые товарищи Фриско посмеивались в кулак: Фриско всегда понимал толк в стряпне, а если теперь он откармливает всех этих франтов, как бойцовых петухов, — значит, что-нибудь у него на уме, вот и все. Мало кто из иностранцев и местных тузов, вынужденных временно пробавляться грубой и скудной пищей приисковых гостиниц, отказывался воздать должное изысканным обедам мистера де Морфэ.

И все же, невзирая на роскошный стол и обилие шампанского, некоторые золотопромышленники, знавшие Фриско еще до его поездки за границу, остерегались вести с ним дела. Зависть, несомненно, играла известную роль в их отношении к мистеру де Морфэ — они не могли простить ему, что он сумел добиться такого авторитета в финансовых кругах за границей. Волей-неволей им приходилось теперь считаться с ним. Мистер де Морфэ пользовался доверием весьма влиятельных кругов английских и французских вкладчиков, а для эксплуатации рудников нужен был капитал. Однако местные промышленники не забыли, что Фриско Джо в свое время был не особенно разборчив в средствах, когда дело шло о наживе.

Ходили тревожные слухи об истощении богатых окисленных руд в Лейк-Вью, Большом Боулдере и остальных боулдерских рудниках. Постоянное присутствие колчеданов на глубине от двухсот до трехсот футов не успокаивало директоров английских акционерных компаний. Они выписывали специалистов из Америки и Южной Африки для управления рудниками, но те, хотя и критиковали хищнические методы обработки руды, сами тоже не могли предложить ничего лучшего. Многие уже предсказывали неминуемый крах, когда на выручку пришли теллуриды.

Австралийский металлург Холройд опубликовал в 1896 году свое новое открытие — он нашел колчеданы, содержащие теллуристое золото, — а некто Октавиус Уоткинс заявил, что это открытие было сделано им, и притом еще год назад.

«Теллур полезен только для рекламы», — говорили некоторые горе-знатоки. Но Модест Марианский, польский геолог, только улыбался, слыша такие утверждения, и сулил долгие годы процветания всякому прииску, богатому теллуридами.

Мистер де Морфэ держал сторону Марианского и с жаром рекламировал теллуристые руды. Наличие теллуридов, утверждал он, неизменно указывает на богатство породы, а вместе с тем были случаи, когда руды, которые могли бы дать 13–14 унций золота на тонну, выбрасывались в отвалы как не имеющие никакой ценности. Золотопромышленники понимали, что доклады мистера де Морфэ своим хозяевам могут оказать огромное влияние на судьбу прииска.

Короче говоря, мистер де Морфэ, несмотря на свои грешки в прошлом, сделался теперь персоной, с которой нельзя было не считаться.

Фриско чувствовал свою силу; в делах он был так же крут и беспощаден, как любой из иностранных спекулянтов, но при этом всегда лучше осведомлен и куда более дальновиден. Во время своей поездки за границу он побывал на приисках Аляски и Южной Африки и с удовлетворением убедился, говорил он, что в Западной Австралии больше золота, чем в любой другой части света. Он неуклонно продолжал скупать рудники, в которых залежи золотоносных пород начинали истощаться, и создавал акционерные компании для эксплуатации этих рудников новейшими методами: ставил ультрасовременное оборудование, приглашал новых управляющих и оставался глух к предсказаниям маловеров, кричавших, что приискам грозит крах.

Олф и Лора не раз получали приглашения от мистера де Морфэ, и он, в свою очередь, иногда наведывался к ним. Салли была несколько удивлена, что Фриско не пришел проведать ее. Однако Лора рассказала ей, что мистер де Морфэ постоянно с большой теплотой справляется о миссис Гауг и всякий раз просит передать ей привет.

Салли чуть-чуть приподняла бровь:

— В самом деле?

— Почему ты не любишь его, Салли? — с досадой воскликнула Лора. — Вы с Олфом точно сговорились. Можно подумать, что вы просто завидуете мистеру де Морфэ из-за того, что он так пошел в гору и научился держаться, как истый джентльмен.

Салли внимательно поглядела на подругу; едва приметная лукавая улыбка скользнула по ее губам.

— Что же, может быть и так, — сказала она.

Неужели Фриско опять явится сюда, думала Салли, и снова между ними начнется борьба? Впрочем, может быть, он и не придет. Уж верно, там, за границей, ему встретилось немало женщин, с которыми можно было завести интрижку. Среди друзей лорда Перси нашлись, конечно, молодые женщины, которые не остались равнодушны к такому блестящему и богатому поклоннику. Понятно, что мистер де Морфэ, совершенно так же как она, хочет забыть нелепый эпизод, о котором просто совестно вспоминать, твердила себе Салли, ибо проходил месяц за месяцем, а Фриско не делал никаких попыток увидеться с ней.

В то же время Салли постоянно слышала о нем то от миссис Моллой, то от Мари. Тереза рассказывала:

— Убей меня бог, не понимаю, что это вдруг нашло на Фриско: подкатывает к нашему домику в своей шикарной коляске, кличет ребят и велит перво-наперво тащить целый ящик яблок из-под сиденья. — Фриско зашел в дом, посидел, выпил чашку чая, поболтал с миссис Моллой о прежних временах, расспросил, как поживает тот да как поживает этот. — Уж так любезничал, пуще прежнего, — заявила Тереза.

«А как здоровье миссис Гауг?» — спрашивает он, будто невзначай. Признаться вам, душечка, я ведь всегда примечала, как он поглядывал на вас, и, уж конечно, мне это было не по нутру. Ну, думаю, если ты опять хочешь приняться за старое, так я тебе сейчас докажу, что ты, голубчик, только зря время теряешь.

«Благодаря вам так и цветет, — говорю я ему. — Моррис-то ведь вернулся, и у них теперь свой дом».

«И даже, кажется, двое ребят?» — спрашивает он и смеется.

«Да и третий не заставит себя долго ждать», — говорю.

— Ох, миссис Моллой! — Салли залилась румянцем, она была очень смущена и взволнована тем, что ее семейная жизнь подверглась такому обсуждению с Фриско.

— Нечего краснеть, голубка! — отрезала миссис Моллой. — Вот уже месяц, а то и больше, как всякому дураку видно, что вы брюхаты. И Тому, слава богу, уже год скоро…

— Все равно, это слишком уж часто, — возразила Салли. — Я совсем не хотела ребенка так скоро.

— Ну, моя дорогая, мы всегда хотим одного, а на деле получается совсем другое, — глубокомысленно изрекла миссис Моллой.

Мари тоже рассказывала Салли о Фриско, о том, что он по-прежнему слывет добрым малым в кругу своих старых друзей и неотразимым сердцеедом в кругу приисковых дам.

— Но что касается меня, дорогая, — рассмеялась Мари, — то я не принадлежу к числу его поклонниц. Тем не менее он очень мил. Приносит иногда Жану бутылочку хорошего вина и любит посидеть с нами, поболтать по-французски. Но что за язык, бог мой! Смесь французского с калгурлийским!

Мари уже стала заправской портнихой. Жены управляющих рудниками отдавали ей шить и переделывать свои платья, а заодно не прочь были и посплетничать, и, таким образом, она была в курсе всех скандальных слухов, которые ходили о Фриско и его многочисленных победах.

Большинство мужчин, как установила Мари, предостерегали своих жен против мистера де Морфэ, утверждая, что он авантюрист и прохвост. Но жены в ответ на это заявляли, что зато он самый красивый мужчина в городе, а если и прохвост, то на редкость обаятельный. Мало у кого из дам хватало духу отсылать обратно виноград или персики — особенно если эти фрукты появлялись у них в самую жару — и отклонять бесчисленные мелкие услуги, которые Фриско умел оказывать с такой изысканной любезностью. В конце концов это весьма льстило женщинам, тем более что у их мужей не было ни времени, ни охоты окружать своих жен таким галантным вниманием. Золото, рудники и биржа — вот чем были заполнены все их дни и ночи. Предполагалось, что женщины должны жить интересами своих мужей и мириться с отсутствием удобств и однообразием приисковой жизни. Так оно, в сущности, и было, но все же некоторые из приисковых дам находили ухаживания мистера де Морфэ довольно приятным развлечением в их скучной супружеской жизни.

Одной из таких дам, к немалому удивлению Салли, была, как говорили, Лора; впрочем, Салли не хотела верить сплетням, — просто Лоре льстило, что знаменитый де Морфэ возит ее кататься и присылает ей фрукты и цветы.

Моррис говорил Салли, что Фриско не раз приглашал их к себе обедать, но он отказывался. Принимать покровительство мистера де Морфэ — нет уж, увольте! Моррис сказал ему, что Салли не может оставить детей, а он сам нигде без нее не бывает.

Фриско расхохотался, услышав это объяснение, и потащил Морриса в ресторан распить бутылочку; там он окончательно взбесил Морриса, представив его каким-то английским дельцам как «его высокородие Морриса Фитц-Моррис Гауга, более известного, впрочем, на приисках как Морри Гауг».