Свобода - Борис Ярне

перед Шоцким вырос целый, как показалось Ивану Владимировичу, взвод ОМОН. На него было наставлено дюжина стволов. Он стоял спиной к Акбашеву с опущенной рукой, в которой был зажат пистолет.

– Оставаться на месте!

– Вы из полиции?

– Осторожно!

– Товарищ полковник?

– Не двигаться!

– Бросить оружие!

– Держать на прицеле!

– Есть еще кто?

– Чисто!

– Это Акбашев? Это Акбашев? Я к вам обращаюсь!

Шоцкий кивнул.

Кравчук все слышал и видел на экране своего телефона.

– Бросьте пистолет!

– Вы из полиции?

Шоцкий хотел было кивнуть, но не стал.

– Вы… кто с вами… вы его сюда привезли?

– Тихо!

– Они тут!

– Всем быть наготове!

– Не стрелять без приказа!

Кричало, шептало, шуршало, лязгало…

– Кто это?

– Не знаю.

– У него бешеные глаза…

– Акбашев жив? Жив, я спрашиваю?

Шоцкий молчал.

– Отойдите и бросьте оружие!

– Вот, сука, тупой!

– Что делать?

– Ближе не подходить!

– Уже сообщили, скорая рядом.

– Он живой?

– Да что вам надо? Кто вы?

– Так, всем замолчать и не двигаться! – командир взял все на себя. – Всем, я сказал! Тихо! Не спускать с прицела.

Все затихло.

– Кто вы? – спокойно обратился он к Шоцкому.

– Я человек, – так же спокойно ответил Иван Владимирович.

– У вас все хорошо? Вы здоровы?

Шоцкий пожал плечами и улыбнулся. Он перевел взгляд немного в сторону и увидел тень, похожую на женский силуэт в плаще.

– Я дал бой, – тихо произнес Иван Владимирович. – Я дышу, это воздух…

– С кем вы говорите? – спросил командир.

– Я же говорю, он не в себе, – послышался шепот.

– Вы меня примите? – тихо спросил Шоцкий.

Тень не двигалась, но Иван Владимирович был уверен, что из-под черного капюшона на него смотрят грустные глаза. Она смотрела на него, но не знала, что сказать, как ответить. Иван Владимирович улыбнулся. Он перевел взгляд обратно, к командиру взвода. Тот продолжал:

– Бросьте оружие, и мы все решим, вы согласны?

Иван Владимирович помотал головой.

– Слушайте… Просто скажите тогда, что вам надо?

Шоцкий молчал.

– Скажите, – повторил командир, – чего вы хотите?

– Разбить лампу, – тихо произнес Иван Владимирович.

– Чего? – переспросил командир.

Шоцкий вскинул пистолет и подался всем телом вперед.

– Огонь!

Из всех стволов, направленных на Шоцкого, полетел горячий свинец. Он стоял, нагнувшись вперед, и принимал пули всем телом, не запрокидываясь назад. Пистолет выпал у него из рук. Командир поднял руку вверх. Стрельба прекратилась.

Шоцкий стоял на месте, он был весь изрешечен пулями, но стоял на месте. Кровь шла горлом. В глазах блуждал кровавый туман. Он шевелил окровавленным ртом, но был не в состоянии выговорить, ни слова:

– Теперь ты в безопасности, доченька, – перебрал он губами.

Омоновцы с ужасом смотрели на это кровавое месиво, стоящее на ногах.

– К Акбашеву, быстро!

– Есть!

– Что там?

– Мертв.

– Ясно.

Иван Владимирович еще мгновение продержался и рухнул на землю лицом вниз.

– И я не раб… – также перебрал он губами и испустил дух.

Кравчук отключил телефон и тут же начал по нему же звонить.

– Слушать внимательно! – заорал он. – Я знаю, где тело Акбашева! Ростовский ОМОН его уже нашел. Там же труп убийцы. Я знаю, кто его убил. А теперь установка: Акбашев попал в аварию и погиб. Чтоб все бойцы, что были там, вычеркнули у себя из памяти все, что они сегодня видели. Под страхом сам придумаешь чего. Чтоб не вышло наружу!.. Потому, что я знаю, кто убил Каму, твою мать! Его имени нигде не должно фигурировать. Его там не было. Его никто не знает и не видел. Да, так и донесите до их прекрасных голов. С Ростом… это уже не мы будем думать, как и с… все! Никаких репортеров. Кратко – автокатастрофа. Точка. Все! Выполнять!

Кравчук схватился за голову. Он взял стакан, поднес его ко рту, но тот оказался пустым. Тогда он размахнулся и разнес его об стену. Взял другой, налил и выпил. Закурив, он вышел на балкон.

– Ну, Иван Владимирович, дорогой, я тебе устрою пышные похороны, тварь ты такая… паскуда! Весь твой героический путь скрашу. Подохнешь ты у меня наикрасивейшем образом. Полковник Шоцкий провел сомнительно заслуженный отпуск за счет государства в одном из лучших отелей Анапы, ежедневно напивался вдрызг, вел себя крайне непристойно, позорил мундир и, в конце концов, будучи до безобразия пьян, утонул в двух метрах от берега. Вот тебе, сука!

Раздался звонок. Кравчук нехотя взял трубку, но услышав голос, так вскочил по стойке смирно, что чуть не сбил люстру.

– Слушаю! Никак нет! Так точно!

В его глазах застыл такой страх, что он стал похож на манекен.

Из микрофона доносился густой бас

– Виноват… Мой… были планы… округ… вернуть? Есть вернуть… Виноват…

Кравчук закашлялся.

– Виноват. Ее передали. Не могу знать, виноват. Он не сказал ничего конкретного. Виноват, ничего не сказал. Не могу знать. Двое, об остальных ничего… Виноват… Будет исполнено… О последствиях осведомлен… Есть! Так точно. Перерыть собственным носом всю страну, обнюхать границы, но найти беглецов… простите, найти этих сукиных детей. Есть. Виноват… виноват… виноват…

Кравчук плакал.

– Виноват… виноват… виноват…

Густой бас перестал доноситься из трубки, а он все еще держал телефон возле уха. Вдруг, уронив его, он бросился в туалет и припал к унитазу. Его рвало.

– Я дал бой, – тихо произносил Иван Владимирович. – Я дышу, мне хватает воздуха, и я не раб. И моя дочь теперь в безопасности.

– 61 –

Спокойствие, ознаменовавшее две недели, проведенные в Хабаровске, словно приручили Андрея с Оксаной, усыпили их размеренным образом жизни и вместе с этим привнесли сладостную гармонию в их отношения. Куда бы они ни ходили, где бы они не были, они всегда держались за руки; если случалось так, что во время сна их объятья размыкались, они продолжали держаться за руки.

– Как так происходит? – мечтательно спрашивала Оксана. – Первое впечатление, которое ты на меня произвел, конечно, не было отталкивающим, но и приятным его не назовешь. Признаюсь, когда возле меня остановилась черная блестящая иномарка, я ожидала увидеть жирную заросшую морду с маленькими похотливыми глазками. А я увидела тебя, и это меня несколько успокоило, но, не больше. И когда ты в этот самый первый раз вез меня, и после, когда мы несколько раз встречались, ты… меня почему-то раздражал. То ли потому, что ты был такой весь чистенький, у тебя была такая машина, квартира… я не знаю. Вряд ли это играло какую-то роль. Просто… я не могла сказать, понравился ты мне или нет. Да, я увидела твое лицо, когда ты впервые открыл дверь своей шикарной