Свобода - Борис Ярне

Плевать вам на карьеру, я понял, он понял, ты понял, все понял и давно понял… но, успокойтесь вы! Задели ваше офицерское достоинство? Да бог с ней! С ним, черт побери! Это все так мелко! Вы боитесь за вашу дочь? Ну, да, да… Я видел ваш взгляд, и понял, что боитесь.

– Пока я жив, моя дочь в опасности, – незаметно прошептал Иван Владимирович.

– Это работа, – продолжал Кравчук, – мы, я должен использовать все рычаги воздействия на человека, на людей. Все люди так поступают вне зависимости от рода деятельности. Разница лишь в амплитуде. Да, вы наш, пока дочь… ну, вы поняли, а ваша дочь, ну, пока… вы…ну, вы меня поняли. Что мы, как дети малые! Что мы? И, вы видите, я ничего не скрываю! Все начистоту! Не молчите! Что вам надо? Вы меня утомляете, черт! Черт, Шоцкий!

Шоцкий молчал, кидая взгляд на часы.

– Что вы все смотрите на время? Беспокоитесь за меня? Да, у меня поздно! Иван Владимирович, ну, давайте дружить? Вы же, вы же человек системы, вы не сможете без нее жить, без устава, приказов… всей это хрени. Как и я! Нас потереть и мы вскакиваем по стойке смирно, ну, прямо, как Хоттаб… как там его, как раб лампы!

У Шоцкого екнуло внутри.

– Ну, разве не так? Мы все в зависимости у всех и у всех под контролем, под жесточайшим контролем! Мы, мы, мы! Я, ты, он, она, вместе целая тюрьма! Весь мир, поймите же вы, Иван Владимирович! И в этом мире так приятно самому крутить схемы и контролировать клочки жизни, клочки этой массы человечков. Пусть мной управляют и я сам зависим, но подо мной моя вотчина рабов… тьфу ты господи! Но, увольте, полковник, это так приятно! До оргазма, мать его! Мать его! А, полковник?

– Я слушаю вас, Анатолий Борисович, слушаю.

– Так, что вы творите? Вы так и не сказали. Это шантаж?

– Нет.

– А что? О, господи! – Кравчук плеснул водки и выпил еще полстакана. – Вы заразны, – серьезно и тихо проговорил он. – Я это давно заметил. Как прочел донос Кротова, я вам уже говорил. Вы с ними заодно, с вашими беглецами. И неужели вам неинтересно, кто нас всех контролирует? Кто нами крутит, как марионетками, чьи мы рабы? Ведь, если мы это поймем, заключим с ними союз, то черт его знает, во что все это выльется. Мы будем знать такие рычаги управления!.. И мы, мы… Ох, полковник, мы будем держать на цепях весь мир! – кричал Кравчук. – А то и не один. Вы еще не дошли до понимания сквозящих миров, это так увлекательно… простите, я, кажется, слегка пьян. Полковник? Мы с вами твари ползучие… все, миллиарды тварей… Никто не знает, как быть иначе. – Кравчук задумался, налил еще водки, выпил, отшвырнул бутылку в угол комнаты, подошел к холодильнику и достал вторую, откручивая крышку. – Нам или гнить всю жизнь, вечность, или смотреть как гниют остальные, указывая им, как это делать, пинать этих ничтожеств, этих людишек, как пинают сейчас нас. Это же выход! Мы окажемся там, наверху! И это прекрасно! Ну, неужели вы этого не понимаете?

Шоцкий молчал.

– Я вас не переубедил, Иван Владимирович? Я не очень надеялся, но шанс был. А вы у нас кто теперь будете? Робин Гуд? – Кравчук рассмеялся. – Вы еще помните про дочь? Помните… ох… к чему я? Да что вы на часы смотрите?

Шоцкий улыбнулся.

– А вам не приходило в голову разбить лампу? – вдруг спросил Иван Владимирович.

– Какую лампу? Вы о чем? О чем вы? – помотав головой, спросил Кравчук. – Ах, эту, господи! Мы с вами только благодаря ней и живем. – Сломать… смешной вы, полковник. Ну, допустим, вы сломали ее, что вы будете делать? Вы будете один, совсем один, никому ненужный, невидимый… Вы… будете умолять взять вас обратно в лампу, в систему, заковать себя узами зависимости и согреть себя светом контроля. Вы же не столь наивны, хоть и были подвержены этой чертовой заразе. – Кравчук выпил. – Несу я с тобой какую-то чушь несусветную, аж самому и смешно. Зараза! Придумали… Вернемся к деловому разговору. Итак, что вы хотите, в чем смысл вашего шантажа? Столь экстравагантного, совсем не в вашем стиле.

– Я хочу показать Вам, Анатолий Борисович, как ломается лампа, – сказал Шоцкий.

– Что? – переспросил Кравчук, подливая в стакан.

Иван Владимирович извлек из кобуры пистолет и подошел к Акбашеву. Тот смотрел ему прямо в глаза.

– Это все для любителей эффектов, – произнес Иван Владимирович.

– Стой! – Кравчук поперхнулся. – Не дури, полковник! Мы же все обсудили. Выкинь из головы эту чушь про лампу! Разломать лампу! Успокойся, прошу тебя, Иван Владимирович, мы все детально обсудим. Мать твою, полковник, уймись! Опусти ствол, живо, опусти! – орал Кравчук.

Акбашев, глядя в глаза Шоцкому, опустил веки. В этот самый момент полковник трижды выстрелил ему в грудь, отошел от Камы к телефону, чтоб Кравчук лучше его видел и улыбнулся.

– Ты… – Кравчук задыхался.

Шоцкий развернулся и выстрелил Акбашеву в голову. После он надел на него кепку и накинул на плечи легкую куртку.

– Ну, ты и дурак, – наконец, уже спокойно проговорил Кравчук. – Ты полный кретин. – Он сделал глоток, прикурил сигарету и заорал во все горло: – Это глупо, мать твою!.. Это ничего не решит… ничего не изменит! Что ты сейчас мне изобразил? А? Что это была за показательная казнь? Что это за хрень такая, а? А, Рубин Гуд хренов? Твоя дочь все равно в моих руках, понял ты! Или ты забыл, что я тебе говорил? Пока ты жив, ты за нее отвечаешь! И никуда ты не денешься… – Кравчук осекся. – Сука, ты чего задумал, а? Ты что хочешь сделать? Ты какого черта на часы смотришь? Отвечай, скотина!

– По моим расчетом ОМОН будет здесь через считанные минуты. Я сам позвонил им и сообщил о местонахождении Акбашева. На входе его лимузин, найдут быстро.

– Ну, дурак! Вот, дурак! Какой же ты… пакостник! Скотина! Гадина! Гнида! Вы с вашей… черт бы вас всех побрал! – во все горло орал Кравчук. Он остановился, и уже жестким хрипом продолжил: – Ну, что ты в ней нашел? Что она тебе обещала? Ты видел ее? Слышал? Ты знаешь, кто она такая, что она тебе может дать? А, смерть эту? Какая она щедрая! И все? Это все, что она тебе обещала? Вот дурак! Дурила! Чтоб вы… ваше…ваша… суки! Чтоб вы все передохли! Уж я постараюсь…

В этот момент словно из-под земли