Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затворившись один в штурманской рубке, Шард сосредоточился на подсчетах: накинул лишнюю пару часов – пока арабы опомнятся, пока отыщут следы, да и в путь выдвинутся не сразу; если они уже установили орудия на бруствер, то им понадобятся все три часа; тогда, получается, арабы должны выехать в семь. Предположим, что верблюды идут двенадцать часов со скоростью семь узлов – тем самым за день они проходят восемьдесят четыре морских мили, а Шард, при скорости три узла с десяти до четырех и четыре узла в остальное время, преодолевает девяносто миль за сутки, то есть врагов он даже опережает. Но когда дошло до дела, ночью Шард не рискнул делать больше двух узлов, пока арабы оставались за пределами видимости, ибо совершенно справедливо считал, что двигаться по суше быстрее в темноте опасно, так что и он тоже проходил восемьдесят четыре мили за сутки.
Вот это была гонка так гонка! Я не потрудился проверить, ошибся ли Шард в своих подсчетах или недооценил скорость верблюдов, но, так или иначе, арабы постепенно его нагоняли: на четвертый день Дик Испанец, отойдя на пять миль назад, с так называемой шлюпки заметил на горизонте верблюдов и подал сигнал Шарду. Лошадей арабы с собою не взяли, как Шард и полагал. Ветер не стихал, у пиратов оставалось еще два вола (притом, если что, всегда можно было съесть шлюпку) и запас воды – достаточный, пусть и не безграничный. Но появление арабов явилось для Шарда тяжким ударом: стало ясно, что оторваться от врага не удастся, а более всего прочего Шард страшился пушек. С командой он своими опасениями не делился: напротив, шутил и смеялся, и уверял, что потопит всю шайку, не успеют они провоевать и получаса; однако ж он боялся, что, как только орудия подвезут на расстояние выстрела, пушечные залпы оборвут такелаж и выведут из строя рулевое управление – это только вопрос времени.
Но одно очко «Стреляный воробей» у арабов все-таки отыграл, к немалой своей пользе: враги не успели обнаружить корабль до темноты, и теперь Шард снова выслал вперед матроса с фонарем (чего не рискнул сделать в первую ночь, пока арабы были совсем близко) и благодаря этому ускорился до трех узлов. На ночь арабы встали лагерем, а «Стреляный воробей» прошел двадцать морских миль. Но на следующий вечер враги показались снова – и на сей раз заметили паруса «Стреляного воробья».
На шестой день арабы подошли совсем близко. На седьмой – еще ближе. И тут Шард увидел реку Нигер – прямо по курсу протянулась полоса зелени.
Знал ли Шард, что река эта на тысячу миль тянется через лес, знал ли про нее вообще; что у него были за планы или изо дня в день он жил так, как будто дни его сочтены, – этого капитан своим людям не рассказывал. Да и я, признаться, на сей счет остался в неведении – сколько бы ни прислушивался к разговорам подгулявших матросов в известной мне таверне. С каменным лицом, плотно сжав губы, Шард вел корабль проложенным курсом. Тем вечером пираты добрались до опушки леса, арабы разбили лагерь и стали ждать в десяти морских милях позади, и ветер слегка поутих.
На закате Шард встал там на якорь и не мешкая высадился на твердую землю. Сперва он разведал лес, немного походив по нему пешком. А затем послал за Диком Испанцем. Шлюпку подняли на борт несколько дней назад, когда поняли, что она за кораблем не поспевает. Ездить верхом Шард не умел, но он послал за Диком Испанцем и напросился к нему в пассажиры. Дик Испанец усадил его впереди седла, «перед мачтой – как простого матроса, стало быть», усмехнулся Шард, ведь к седлу по-прежнему крепилась мачта; и они галопом ускакали прочь. «Штормит», – отметил Шард, внимательно осматривая лес по пути, и в конце концов обнаружил место, где зеленая полоса сужалась до полумили: пожалуй, «Стреляный воробей» здесь прошел бы, если срубить два десятка деревьев. Шард сам пометил нужные, отослал Дика Испанца следить за арабами, а всю команду бросил на рубку этих двадцати стволов. Он подвергался страшной опасности: «Стреляный воробей» опустел, а враг ждал всего-то в десяти милях за кормой, но настало время для решительных действий, и Шард пошел на риск остаться без корабля в самом сердце Африки – во имя надежды на то, что им удастся-таки выбраться из пустыни живыми.
Всю ночь напролет трудились пираты, вырубая эти двадцать деревьев; те, кому не хватило топоров, высверливали шилом отверстия, закладывали туда порох и его взрывали, а затем сменяли тех, кто работал топором.
Неутомимый Шард переходил от дерева к дереву, дотошно объясняя, куда именно оно должно упасть и что с ним делать, когда упадет. Одни необходимо было срубить, потому что их ветки зацепятся за мачты, другие – потому что их стволы не дадут пройти колесам; в последнем случае пень следовало почти сровнять с землей, и в ход шли пилы; а порою требовалось отпилить и откатить в сторону кусок ствола. Пиратам пришлось здорово попотеть: все эти деревья были настоящие гиганты; с другой стороны, будь они поменьше, они бы росли куда гуще, и местами, на сотни и сотни ярдов, кораблю невозможно было бы войти в лес и выйти из него, не прорубив сперва себе доступ; и все это Шард принял в расчет, вот только время поджимало.
Небо посветлело, близился восход, казалось, пираты ничего не успевают. Но вот встало солнце – и оказалось, что осталось лишь одно, последнее дерево, вся тяжелая работа была выполнена под покровом ночи, а теперь по-быстрому доделали все по мелочи, вот только одно гигантское дерево еще стояло. И тут шлюпка подала сигнал: враги идут. На рассвете арабы помолились – и снялись с лагеря. Шард немедленно приказал подняться на борт всем, кроме тех десятерых матросов, которым поручил последнее дерево; но до «Стреляного воробья» надо было еще добежать, а арабы двинулись в наступление минут за десять до того, как пираты добрались до корабля. Шард погрузил на борт шлюпку – это заняло пять минут; поднял паруса, притом что рук не хватало – на это ушло еще пять минут, и медленно стронулся с места.
Ветер постепенно слабел, и к тому времени, как «Стреляный воробей» добрался до опушки той
