Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени

ночь добирались до оазиса, наполняли бочку и катили ее обратно. Вот так всего в десяти милях от корабля Шард вскоре создал запас воды, какого не знали мучимые жаждой уроженцы Африки; из этого хранилища он мог спокойно пополнять свои судовые цистерны когда только вздумается. Он разрешил своим людям петь песни и даже зажигать костры – в пределах разумного, конечно. То-то весело было ночами, пока хватало рома; порою на чужаков с любопытством глазели газели, порою мимо крался лев – заслышав его громоподобный рев, пираты ощущали себя еще в большей безопасности на борту корабля; а повсюду вокруг, ровная, плоская и бескрайняя, раскинулась Сахара.

– Да уж тут всяко получше, чем в английской тюрьме, – заявлял капитан Шард.

А мертвый штиль все длился; в ночи даже пески не перешептывались с ветерками; когда же ром закончился и показалось, что быть беде, Шард напомнил пиратам, как мало пригодился им ром, когда ничего другого у них не было, а волы на него даже не взглянули.

Так текли дни – с песнями, а порою даже и танцами; а ночами вокруг потаенного костерка в песчаной лощине, выставив только одного часового, пираты травили морские байки. Какое это было облегчение после утомительных вахт и необходимости спать рядом с пушками – воистину отдых для глаз и для измотанных нервов; и, даже скучая по рому, все сходились на том, что для такого корабля, как у них, нет места лучше суши.

Там, на двадцати трех градусах северной широты и четырех градусах восточной долготы, как я уже говорил, прозвучал бортовой залп с корабля – в первый и последний раз. А вышло это так.

Пираты прожили там уже несколько недель и съели десяток волов, или, может, дюжину, и за все это время ветерок так ни разу и не подул, а в пустыне не видели ни души; но вот однажды утром около двух склянок, пока команда завтракала, впередсмотрящий сообщил, что слева по борту показались верховые всадники. Шард, который загодя обнес корабль заостренными кольями, скомандовал: «Всем на борт!», а молодой сигнальщик, очень гордый тем, как он быстро перенял обычаи суши, протрубил: «К атаке кавалерии готовьсь!» Шард послал нескольких человек с пиками к нижним орудийным портам, еще двоих с мушкетами – наверх, а остальных к орудиям, приказал заменить картечь, она же «дроб», которой на всякий случай были заряжены пушки, на ядра, очистить палубы, втянуть лестницы, и еще до того, как всадники оказались в пределах досягаемости огня, все было готово к их приходу. Волов не выпрягали – чтобы Шард мог в любой момент сманеврировать.

Когда всадников только заметили, они ехали рысью, но теперь перешли на неспешный галоп. Это были арабы – в белых одеждах, верхом на хороших конях. Шард прикинул, что их, должно быть, сотни две-три. С шести сотен ярдов Шард выпалил из первой пушки: он загодя приказал замерить дистанцию, но практиковаться не стал, чтобы в оазисе не услышали выстрелов; заряд прошел выше цели. Второй не долетел и срикошетировал над головами арабов. Вот теперь Шард пристрелялся, и к тому времени, как десяти оставшимся бортовым орудиям придали тот же прицел, что и второй пушке, арабы как раз доскакали до места, где упало второе ядро. Бортовой залп угодил в лошадей: ядра по большей части летели низко и рикошетировали между ними; одно ядро ударило в камень под лошадиными копытами, раздробило его, и осколки брызнули среди арабов с характерным визгом, который издают предметы, выведенные снарядами из состояния безобидной неподвижности; а пушечное ядро, гулко завывая, понеслось дальше – один только этот выстрел уложил троих.

– Недурно, – похвалил Шард, потирая подбородок. – Заряжайте картечью, – коротко бросил он.

Бортовой залп не остановил арабов: всадники даже скорости не сбавили, но просто сбились кучнее, словно чтобы держаться всем вместе в минуту опасности, – а вот этого делать ни в коем случае не следовало. Теперь до них оставалось четыре сотни ярдов, нет, уже триста пятьдесят, и тут заговорили мушкеты: двое матросов на марсовой площадке имели в своем распоряжении тридцать заряженных мушкетов и в придачу несколько пистолетов: мушкеты были расставлены наготове по кругу вдоль леерного ограждения; матросы хватали их один за другим и палили по врагу. Каждый выстрел попадал в цель, но арабы неуклонно приближались. Теперь они мчались галопом. А в тогдашние времена на то, чтобы перезарядить оружие, требовалось некоторое время. Три сотни ярдов, нет, уже двести пятьдесят; всадники падают на скаку; две сотни ярдов; у Старикана Фрэнка, при одном-то ухе, глаз был ужас до чего меткий; но вот все мушкеты оказались разряжены, и настал черед пистолетов; до врагов оставалось сто пятьдесят ярдов; Шард загодя разметил расстояние белыми камешками через каждые пятьдесят ярдов. Когда арабы поравнялись с отметкой «сто пятьдесят», Старикану Фрэнку и Душегубу Джеку стало наверху настолько не по себе, что оба промахнулись.

– Все готово? – спросил капитан Шард.

– Так точно, сэр, – ответствовал Смердрак.

– Пли! – приказал капитан Шард, поднимая палец.

Попасть под обстрел картечью (картечными снарядами, как говорим мы сейчас) на расстоянии ста пятидесяти ярдов – дело гиблое: канониры вряд ли промахнутся, а заряд успеет рассеяться. Шард впоследствии прикинул, что одним этим бортовым залпом уложил три десятка арабов и столько же лошадей.

В живых еще оставалось около двух сотен всадников; бортовой залп картечью внес немалое смятение в их ряды. Арабы обступили корабль – но, похоже, в толк не могли взять, что делать дальше. Они были вооружены мечами и кривыми саблями, у многих за спиной висели диковинные длинные мушкеты; кое-кто уже сдернул мушкет с плеча и принялся палить куда попало. Достать веселых молодцов Шарда своими мечами всадники не могли. Если бы не бортовой залп, удачно проредивший их строй, арабы, вероятно, спешились бы и захватили злодейский корабль просто за счет численного превосходства, но для этого потребовалось бы очень четко скоординировать действия, а бортовой залп все испортил. Теперь для них наилучшим решением было бы сосредоточить все свои усилия на том, чтобы поджечь корабль; однако арабы не стали и пытаться. Некоторые кружили вокруг корабля, потрясая мечами и тщетно высматривая вход; возможно, не будучи мореходами, они рассчитывали отыскать дверь; а вот предводители их со всей очевидностью задумали угнать волов, даже не подозревая, что у «Стреляного воробья» есть и другое средство передвижения. С волами арабы до какой-то степени преуспели. Они угнали десятка три, перерезав ремни упряжи, и двадцать зарубили на месте своими кривыми саблями: за это время в неприятеля успели дважды выстрелить