Две дороги - Василий Ардаматский

Святость присяге его величеству! Измена присяге!

Лицемерие, коварство, подлость — вот чем был царь для Заимова.

Пусть подлости присягают подлецы.

Он присягал своему народу!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Младенову передали указание князя Кирилла не затягивать процесс и позаботиться о крепкой мотивировке приговора. В противном случае это может бросить тень на авторитет царя, от имени которого будет вынесен приговор.

Он ни минуты не сомневался, что все, от кого он зависел, ждут от него смертного приговора, и никакого другого. Это о Заимове, и это главное. Приговор остальным обвиняемым должен стать не больше как рамкой для главного. Тодор Прахов, которого охранка взять не сумела, осуждается заочно. Его тоже — к расстрелу[19]. По мнению Младенова, это отведет подозрение, что охота велась только на Заимова, и подтвердит, что генерал действовал не один, а вместе с опаснейшими для государства сообщниками. О мотивировке этой казни заботиться нечего — достаточно одного того, что обвиняемый скрылся. И предполагается, что суду все о нем известно... Попцвяткова и Белопитова можно оправдать за недостаточностью улик. Этому сильно помог Заимов, явно взявший на себя их вину[20]. Оправдание двух обвиняемых покажет всем объективность суда... Что же касается Чемширова[21], то по ходу суда Младенов понял, что охранка и немцы списали его со своих счетов и теперь, наверное, даже заинтересованы в том, чтобы он был убран с глаз людских. А он племянник Заимова, значит, по логике, из всех сообщников — самый близкий ему человек. Однако казнить его не следует, он давал суду полезные показания. Ему — пожизненное заключение. Это также подтвердит, что у Заимова была организация, были опасные сообщники. И в то же время покажет объективность суда, воздавшего каждому по заслугам.

«Да, все надо сделать именно так... Быть по сему», — думал Младенов, но покоя на душе у него не было.

Указание князя Кирилла о мотивированности приговора касается Заимова, и только Заимова.

И нужно форсировать процесс.

Вечером, после заседания, когда увели обвиняемых и зал опустел, а Младенов уже собрался ехать домой, к нему в кабинет вошел директор полиции Драголов.

— Ну, что скажете? — спросил у него Младенов.

— Да... Заимов — это серьезно, — ответил Драголов, опуская в кресло крупное, грузное тело.

— Вы же уверяли, что он сломлен, превратился в собственную тень, — не преминул напомнить Младенов.

— А сейчас он почуял, к чему идет дело, и бросил в бой последние резервы. Так бывает, — задумчиво и примирительно продолжал Драголов, раскрыв свои большие выпуклые глаза. Резко качнув массивной головой, он точно сбросил задумчивость и сказал, пряча усмешку: — Ни к чему, полковник, излишний драматизм. Вы получили, конечно, нелегкое дело, но все венчает приговор, а он вам, как и мне, известен. Так что, когда получите за него генеральские погоны, не забудьте устроить хороший ужин.

— Судебное следствие не может полностью заменить предварительное, — официальным тоном сказал Младенов, ему было не до шуток.

— По-моему, мы сделали все, что в наших силах, — сказал Драголов и положил пухлые ладони на подлокотники кресла, собираясь встать. Но он не встал и продолжал: — Мы поймали матерого волка, связали, вырвали у него зубы и положили его к вашим ногам. Вам остается только засвидетельствовать, что это действительно волк, и уничтожить его. Что вы, впрочем, и делаете.

— Я с удовольствием принял бы вашу аналогию, если бы она соответствовала действительности. Да, волк пойман, но он плохо связан, и зубы у него целы.

Драголов слушал не возражая.

— Улик, господин Драголов, улик — вот чего не хватает в деле! — воскликнул Младенов, которому нужно было выговорить все, что у него наболело. Тратить заряд на Драголова было и бесполезно и небезопасно, но он не мог остановиться. — Вы же видели сами — за что ни возьмись, все непрочно! Получал от советских деньги, от кого, конкретно? Неизвестно. Сколько получал? Снова неизвестно.

— Мы говорили об этом: вы назвали бы сами какую угодно сумму, и пусть он потом отрицает, ведь никто не сомневается, что для него русские денег не жалели.

Это «мы говорили» прозвучало многозначительно, и Младенов должен был сбавить тон. Тем более что он действительно мог назвать любую сумму, и она произвела бы впечатление, а отрицание Заимова не имело бы никакого значения.

Но Младенов все-таки не желал оборвать разговор, пока он в невыгодной позиции, у него есть одна беспроигрышная карта против тех, кто готовил это дело, и он выбрасывает ее на стол:

— Главная беда — отсутствие в деле показаний другой стороны. Я просто не могу понять, почему среди подсудимых нет Савченко? Его назвал сам Заимов.

Драголов недовольно поморщился.

— Если бы это зависело только от меня, Савченко сидел бы рядом с Заимовым. — Драголов знает — судья прав, но придется ему разъяснить, что разглагольствовать об этом не следует... Драголов грузно, всем телом повернулся к Младенову и продолжал: — В этом вопросе мы оказались в ловушке с тремя замками. Во-первых, мы не смогли взять Савченко на месте преступления. Он изворотлив как черт. Мы видели, как он шел на встречу с Заимовым, а он потом доказал, что в тот день не покидал посольства. Но это не главное... Самое высокое начальство... самое высокое... — многозначительно повторил он, — требовало от нас в отношении советских представителей гарантий, немыслимых в подобной операции. Даже господину Випперу не удалось пошатнуть это условие. Но это уже дело начальства, и нам с вами обсуждать его действия не следует. К тому же сам Заимов, не отрицая своих встреч с Савченко, говорит, что встречи эти были вызваны его давней дружбой с русскими, которую он ни от кого не скрывал. Скажите, как мы могли открыть эти три замка?

— Я понимаю, — согласился Младенов, но снова не смог остановиться. — У каждого возникает вопрос, почему Савченко не был взят во время его первой встречи с Флорианом на конспиративной квартире, ведь тогда все уже было ясно?

Драголов вздохнул.

— Повторяю: нам с вами обсуждать этого не следует. — Он помолчал, давая понять, что больше на эту тему говорить не собирается. — Ничего, все будет как надо. — Продолжил другим тоном: — У господина Виппера есть неплохое выражение: «главное обезвредить, а обезглавить, это уже техника». Последнее он поручил нам с вами.

— Если бы Заимов не был Заимовым, я был бы спокоен, — тихо произнес Младенов.