Мифология греков и римлян - Лосев Алексей Федорович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо указанных выше больших мифов у Софокла попадается еще указание на (Phil. 335) коварное убийство Ахилла Аполлоном и на (frg. 870) «древний сад Аполлона» на севере, куда Борей доставил похищенную им Орифию.
Из эпитетов одни указывают на охоту и стрельбу (О. С. 1091) — «Ловчий», (162) «Феб–Дальновержец», (Trach. 207) «Прекрасноколчан–ный», (О. R. 1096) «Иэий». Другие эпитеты — (О. R. 203, 912; Е1. 645, 655, 1379) «Ликейский» и (О. R. 402, 1102) «Локсий».
Таким образом, суровость образа Аполлона, намеченная еще у Гомера и прогрессирующая у Эсхила, становится у Софокла еще более выразительной. Аполлон здесь почти приравнивается судьбе. У Софокла нет никакого намека на легкомысленное поведение Аполлона, а единственное упоминание об игре на кифаре Свида (приводящий этот фрагмент) понимает мантически. Правда, это относится больше к сознательному намерению Софокла, чем к его творчеству. «Эдип–царь» вышел у Софокла не столько трагедией судьбы и Аполлона, ее оракула, сколько трагедией борьбы человека с этой судьбой. Другими словами, достижения цивилизации представлены у Софокла скорее отрицательно. Критику Аполлона и его оракула находим у Еврипида. Если в «Эдипе–царе» сомнения в правдивости аполлоновского оракула сурово подавляются, то Еврипид уже не боится никакой суровости Аполлона и выставляет все его отрицательные стороны на смех.
в) Еврипид, как везде, блещет и в мифологии Аполлона своим критицизмом, бытовизмом и психологизмом. Достаточно привести в пример хотя бы «Иона». Ион обвиняет Аполлона ни больше и ни меньше как в половой распущенности и в бесчестности (462—489). Сама Креу–са подробнейшим образом расписывает, как этот красавец, поэт и музыкант Аполлон заманил ее однажды в укромное место, как она отдалась ему и как он бросил потом и ее, и родившегося сына (940—991). Аполлон просто низкий обманщик, который завлекает людей своим красивым искусством. Креуса бранит Аполлона не раз (1023 и сл.; 1031). К этой ругани присоединяется и Старик (1044—1047), который рекомендует ей отомстить Аполлону, например сжечь его храм. Этому не помогает то, что Аполлон сберег своего сына Иона и через много лет свел его с матерью (1454—1481, 1686—1705), а потом предназначил ему быть вождем великого племени (1727—1738). И слова Афины (1750): «Боги медленны в решениях, все же воля их тверда» — не очень содействуют религиозному рвению к Аполлону.
Читатель так и остается с убеждением, что история Аполлона и Креусы в «Ионе» есть типичная бытовая история, где любовник оказался подлецом, а любовница — покинутой женщиной со всеми типичными для этого случая эмоциями и высказываниями.
Другая антиаполлоновская трагедия Еврипида — это «Андромаха». И это тем более выразительно, что данная трагедия, как известно, является в то же время и антиспартанской. Здесь тоже изображается коварство, злоба и мстительность Аполлона. Эти свойства дельфийского бога проявились здесь в его отношениях к Неоптолему, пришедшему к нему за помощью и со своими неотложными вопросами. Голос Аполлона натравливает здесь толпу дельфийцев на Неоптолема, и он становится жертвой такого же обмана, как и Ахилл, его отец, застреленный Парисом, а фактически все тем же Аполлоном. В следующих стихах (1147—1165, Анн. — Зел.) мы находим и описание этой жестокости Аполлона:
Но вот из глубины чертога голос, Вселяя в сердце ужас, зазвучал Угрозою — он пламенем дельфийцев Воинственным наполнил и на бой Их обратил… Тут пал и сын Пелида, Сраженный в бок железным острием. Дельфиец был его убийцей, только Он не один его убил… О нет… Простертого ж на землю кто отважный Иль камнем, иль мечом, иль подойдя, Иль издали, — кто мертвого не тронул? Ах, тело все прекрасное его Изрублено: одна сплошная рана. Близ алтаря лежащего они Его извергли из ограды храма. Мы, наскоро забрав его, тебе Для слез, старик, и воплей и убора Могильного приносим. Этот ужас Явил нам бог, который судит нас, Грядущее вещает, грех карает; Так поступил с Ахилла сыном он, Пришедшим к очагу его с повинной. Как человек, и злой, припомнил Феб Обиды старые… и это мудрость?О том, что здесь было убийство именно рукой Аполлона, об этом говорится и в других местах (1212, 1240— 1241). А то, что Аполлон уже много раз прибегал к убийству, и в частности внушил Оресту убить Клитемнестру, — об этом тоже говорится с глубочайшим осуждением и без всяких оговорок (1027—1036). Однако у Еврипида имеются трагедии, в которых отношение к Аполлону не столько отрицательное, сколько двойственное. Такова, например, «Электра». Здесь сначала Орест говорит (399— 400, Анн.):
…Ведь Феба речь Не прозвучит бесследно. Не гаданье Из праздных уст его глагол святой.Потом (971—987) в диалоге с Электрой он называет Аполлона невеждой и демоном под чуждой маской, и он считает его жалким рабом. В дальнейшем опять выражается уверенность в правильном руководстве Аполлона (1190—1196). И в конце, уже после убийства Клитемнестры, Кастор объявляет, что Аполлон должен принять на себя всю ответственность (1296—1297):
О да, Аполлон подъемлет вину И крови, и зла.Такое же чередование положительных и отрицательных мотивов и в «Оресте». Сначала Электра отказывается обвинять Аполлона в убийстве Клитемнестры (28— 30), но в дальнейшем она прямо считает его решение несправедливым (162—165). Орест, мучимый Эринниями, сначала обращается за помощью к Аполлону (268—272), но потом хор видит, что Орест испытывает только одни муки (328—331); дальше, в разговоре с Менелаем, Орест одновременно доверяет и не доверяет Аполлону (416— 420, Анн.):
Орест. Нет, я могу вину сложить на Феба. Мне Феб убить родимую велел. Μ е н е л а й. Он позабыл, что есть на свете правда! Орест. Бог — все же бог, а мы — его рабы. Менелай. И тот же Феб дает Оресту гибнуть. Орест. Все медлит он. Бессмертных нрав таков.А дальше — опять злоба на Аполлона и критика его указаний (591—599):
Нет, старец, нет, — чьим троном пуп земной Покрыт, того зовите нечестивым, А не меня. За Феба не ответчик, Я слов его ослушаться не смел. Или уж бог для вас так маловажен, Что ссылкою на Фебовы слова И скверны смыть с себя мне не удастся, Коль он теперь Ореста не спасет, Сам натолкнув его на это дело, То для людей вообще спасенья нет.В конце же трагедии появляется сам Аполлон, причем его появление, по–видимому, и вызвано полной неразберихой в чувствах и делах Ореста; и в конце концов Орест кончает все же примирительными аккордами (1666—1672).