Расследования Корсакова. Комплект из 3 книг - Игорь Евдокимов

полудницу в полях при имении Вышинских лет десять назад. Он живет где-то под Витебском, и я не слышал, чтобы он уезжал оттуда надолго.

– Интересный господин, – констатировал Жорж.

– Весьма, – кивнул Владимир. – Но обсудить его мы еще успеем. А пока мне надо выйти отсюда, срочно.

– Я приложу все усилия, jeune maître[102], – пообещал камердинер. – Я и приехал лишь убедиться, что вас действительно арестовали. Письмо вашей maman уже у меня, отсюда я отправляюсь к Михаилу Васильевичу. Насколько я помню, у него добрые отношения с господином губернатором. Правда, боюсь, что ваш случай сложный…

– Ты про то, что меня схватили рядом с трупом околоточного, не говоря уже о невесть какой жути, творящейся в соседней комнате? – ехидно уточнил Корсаков. – В таком случае это некоторое преуменьшение… Извини, Жорж, я все понимаю. Но каждая минута, проведенная мною здесь, может стоить чьей-то жизни!

– В таком случае я поспешу, jeune maître, – поклонился Верне и требовательно постучал в дверь. Неприятный охранник выпустил его, адресовал мерзкую усмешку Владимиру и вновь оставил Корсакова в одиночестве.

Отмерять время он мог исключительно по смещению солнечного луча по стене камеры. Летняя жара на улице смогла пробраться даже сквозь сырые и холодные стены тюрьмы. Воздух внутри раскалился, одежда намокла от пота, а влажные волосы неприятно липли к шее. Владимир с ужасом представил, как он будет выглядеть и пахнуть спустя пару дней в камере.

Пары дней, правда, ждать не потребовалось – от силы несколько часов, хотя для Корсакова и они показались вечностью. Замок и засов вновь заскрежетали, дверь открылась и в проеме показался уже не давешний тюремщик, а вполне солидный и опрятный господин в штатском.

«Начальство пожаловало», – безошибочно определил Владимир.

– Господин Корсаков? – осведомился вошедший. – Иванов, здешний распорядитель, так сказать. Хотел увидеть лично и принести извинения за те неудобства, что вы, должно быть, испытали в наших стенах. Вы свободны.

– Как, уже? – опешил Корсаков. Он действительно не ожидал такой оперативности. – Ходатайство губернатора?

– Самого Льва Павловича?[103] – удивился Иванов. – Нет, боюсь, что об этом мне ничего не известно. После вашего ареста была направлена телеграмма в Министерство внутренних дел, в столицу. И на нее удивительно быстро воспоследовал ответ на имя полицмейстера, в котором недвусмысленным тоном приказывалось прекратить дело против вас, так как вы являетесь сотрудником жандармского и не можете быть причастны к убийству Кудряшова.

«Полковник», – подумал Корсаков.

– Вам надлежит встретиться с коллегой из Петербурга завтра в полдень в Лопатинском саду, – закончил Иванов.

– И все? Так просто? – не удержался и задал глупый вопрос Владимир.

– Ну да… – замялся начальник тюрьмы. – И помимо этого… Понимаете, ночью произошло еще одно событие, к которому вы не могли иметь отношения, ведь вы уже, простите, гостили у нас. И… Не знаю, как сказать, право… Примите мои соболезнования.

Корсаков почувствовал, как его сердце сжали ледяные тиски.

* * *

Фехтовальный зал абсолютно не походил на комнату, в которой менее суток назад Владимир и Михаил сошлись в дружеской дуэли. Пол и стены были залиты кровью. На недавно блестевшем чистотой паркете лежала одинокая сабля да угадывались неровно начертанные царапинами защитные фигуры, которые дядя начал рисовать, но его прервали.

Владимир застыл на пороге, не в силах оторвать взгляд от жуткой картины, открывшейся ему. Кошмарные сны, терзавшие его который месяц, оказались вещими. Он действительно принес смерть в родной дом.

– Никто ничего не трогал, – подал голос Жорж, застывший за спиной. – Я не позволил. Возможно, вам удастся восстановить картину произошедшего?

– Она и без того ясна, – глухо отозвался Владимир. – Он отпустил слуг. Ждал меня. Караконджул проник в дом. Дядя попытался оказать ему сопротивление, но тщетно…

– Если выводы, которые вы сделали из рассказа Горегляда, верны, то нам стоит рассматривать вероятность, что…

– Что эта тварь теперь разгуливает под личиной дяди Михаила? – осведомился Корсаков. – Вряд ли. Смотри.

Он указал тростью на блеснувший в свете солнца предмет рядом с саблей. Это оказался амулет с пятиконечной звездой – точно такой же, что лежал в кармашке жилетки самого Владимира. Старинный оберег, защищающий своего владельца от одержимости.

– Вселиться в него караконджул не смог бы, а живым дядя бы ни за что не сдался. – Голос подвел, дрогнул, но Корсаков все же продолжил: – Нет, от этого унижения дядя избавлен…

– Grace a Dieu[104], — тихо произнес Верне.

– Хотя бы за это…

Корсаков развернулся и торопливо вышел из зала. Камердинер последовал за ним.

– Куда вы?

– В кабинет, – на ходу бросил Владимир. – Дядя намеревался составить небольшой список. Нужно понять, успел он это сделать или нет.

Кабинет Михаила Васильевича, увешанный охотничьими трофеями и парой обязательных сабель, находился в полном порядке. Похоже, убив дядю, караконджул не стал тратить время на осмотр особняка и сразу же его покинул. Корсаков бегло пробежался глазами по поверхности рабочего стола и без труда нашел адресованный ему лист бумаги. На нем аккуратным почерком Михаил вывел всего пять имен. Все они были Владимиру известны. Один книготорговец, специализирующийся на оккультной литературе. Коллекционер, собравший дома значительную коллекцию довольно жутковатых артефактов (что при этом абсолютно не мешало ему играть на публике респектабельнейшую роль предводителя дворянства). 90-летняя старуха-ведунья из расположенной рядом с городом деревни, к которой девки бегали гадать да избавляться от нежеланных детей. Ушедший в отставку востоковед из Московского университета.

И пятая фамилия. Без инициалов. Подчеркнутая. Перечеркнутая. Вновь обведенная. Отмеченная вопросительным знаком.

– Что-нибудь полезное, jeune maître? – поинтересовался оставшийся у входа в кабинет Жорж.

– Что? – встрепенулся Владимир. – О, прости, задумался… Нет, увы, ничего, что помогло бы понять, куда двигаться дальше.

– Жаль. Я надеялся, что Михаил Васильевич оставил нам какой-то намек или подсказку.

– Да, я тоже, – согласился Владимир. – Уедем отсюда, Жорж. Я не хочу тут оставаться…

– Домой, в усадьбу? – уточнил камердинер.

– Да, готовь коляску, я сейчас.

Жорж кивнул и вышел из кабинета. Владимир еще раз посмотрел на листок, оставленный дядей, и перечитал последнюю строку. Сомнений быть не могло. Фамилия, что вызвала у Михаила такие раздумья, горела в центре листа. Всего пять таких знакомых букв.

«Верне».

XIII

Болгария, ноябрь 1877 года

Кони сорвались в галоп, вылетев на замерзший луг за деревней, и устремились вверх, к скалам. Корсаков понимал, что скачут они на бой со смертельно опасным и непонятным до конца противником – и все равно не смог сдержать чувство первобытного восторга. Ветер свистел в ушах, заставлял слезиться глаза и норовил пробраться под шарф, намотанный на нижнюю часть лица, но все это было не важно. Важна была только гонка, охота