Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Хотя демократия, развивающаяся в Латинской Америке, по идее диаметрально противоположна правлению элиты и на словах и на деле пытается перераспределить права и возможности, забрав их хотя бы у части элиты, все же она, безусловно, берет начало из экстрактивных режимов в двух смыслах. Во-первых, веками сохраняющееся при экстрактивных режимах неравноправие заставляет избирателей во вновь зарождающихся демократиях голосовать за политиков с экстремальными политическими установками. Дело не в том, что аргентинцы просто наивны и полагают, что Хуан Перон или более современные политики-перонисты, такие как Менем или Киршнеры, совершенно бескорыстны и заботятся об интересах избирателей; и не в том, что венесуэльцы в Чавесе видят свое спасение. Напротив, многие аргентинцы и венесуэльцы сознают, что все прочие политики и партии в течение долгого времени не могли дать им права голоса и обеспечить наличие самых базовых общественных услуг, таких как транспорт и образование, а также защитить от произвола местных элит. Многие венесуэльцы поддерживают сегодня политику Чавеса, даже при условии, что эта политика идет рука об руку с коррупцией и потерями, как многие аргентинцы поддерживали политику Перона в 40-х и 70-х годах ХХ века. Во-вторых, речь опять идет о лежащих в основе экстрактивных институтах, которые делают политическое поприще столь привлекательным и подходящим для авторитарных лидеров, как Перон и Чавес, а не для эффективной партийной системы, которая могла бы создать желаемые обществом альтернативы. Перон, Чавес и дюжины других авторитарных лидеров в Латинской Америке являют собой лишь еще одну грань железного закона олигархии, и, как видно из самого названия, корни этого железного закона растут из лежащих в его основании элитарных режимов.

Новый абсолютизм

В ноябре 2009 года правительство Северной Кореи провело денежную реформу. Частым поводом для таких реформ становятся затяжные периоды сильной инфляции. В 1960 году во Франции в результате денежной реформы появился новый франк, равный сотне старых франков. Старые франки оставались в обращении и даже использовались на ценниках, поскольку переход к новым франкам осуществлялся постепенно. Окончательно старые франки перестали быть платежным средством лишь в 2002 году, когда Франция перешла на евро.

На первый взгляд северокорейская реформа выглядела похоже. Как и французы в 1960-м, правительство Северной Кореи решило убрать два ноля со своих купюр. Сотня старых вон, национальной валюты Северной Кореи, отныне равнялась одной новой воне. Гражданам разрешалось обменять старые деньги на вновь напечатанные, правда, сделать это было нужно за неделю, а не за сорок два года, как в случае с Францией. Затем стало ясно, где скрывается подвох: правительство объявило, что можно обменять лишь сумму, не превышающую сто тысяч вон (потом, правда, сумму увеличили до пятисот тысяч). Сто тысяч вон на черном рынке стоили около сорока долларов. Одним махом правительство уничтожило огромную часть личных сбережений северокорейских граждан. Неизвестно точно, о какой именно сумме идет речь, но, вероятно, она больше, чем сумма, которую экспроприировало в 2002 году аргентинское правительство.

Режим Северной Кореи — это коммунистическая диктатура, отрицающая частную собственность и рыночные отношения. Однако черный рынок контролировать сложно, и на этом рынке все сделки совершаются в наличных. Конечно, на черном рынке КНДР используется и иностранная валюта, особенно китайская, но и воны в ходу. Целью валютной реформы было наказать тех, кто пользуется услугами черного рынка, и, более того, помешать им сделаться настолько богатыми и сильными, чтобы стать угрозой режиму. Безопаснее держать людей в бедности. Но дело не только в черном рынке: жители Северной Кореи держат свои сбережения в наличных вонах еще и потому, что в стране мало банков и все они государственные. Таким образом, правительство использовало валютную реформу для экспроприации большей части сбережений граждан.

Хотя правительство и утверждает, что свободный рынок — это зло, однако северокорейская элита весьма любит блага, которые может предоставить этот рынок. В распоряжении лидера КНДР Ким Чен Ына имеется семиэтажный дворец развлечений, оборудованный баром с системой караоке и мини-кинотеатром. На первом этаже располагается огромный бассейн с волновой установкой, где Ким любит плавать на доске, снабженной маленьким мотором. Когда в 2006 году Соединенные Штаты ввели санкции против Северной Кореи, целью этих санкций было как можно больнее ударить элиту. Было запрещено экспортировать в Северную Корею более шестидесяти категорий предметов роскоши, включая яхты, гидроциклы, гоночные автомобили, мотоциклы, DVD-плееры и телевизоры с диагональю более 29 дюймов. Больше никаких шелковых шарфов, дизайнерских авторучек, мехов и кожаных чемоданов. А именно эти вещи особенно любили Ким и элита его коммунистической партии. Согласно статистике продаж французской компании Hennessy, до введения санкций коньячный бюджет Кима мог составлять до 800 тысяч долларов в год.

Невозможно понять происходящее сегодня во многих беднейших регионах мира без понимания коммунизма — этого нового абсолютизма XX столетия. Идеи Маркса помогли создать систему, которая должна была принести человечеству благосостояние, гуманность и всеобщее равенство. Ленин и его коммунистическая партия вдохновлялись идеями Маркса, однако практика оказалась радикально непохожей на теорию. Большевистская революция 1917 году была кровавой драмой, лишенной малейших признаков гуманности. Равенство также было забыто, поскольку первое, что сделали Ленин и его окружение, — это создали новую элиту, во главе с партией большевиков. Они репрессировали и убивали не только политических противников коммунизма, но и других коммунистов, которые могли нести угрозу власти большевистской элиты. А еще более страшные трагедии были впереди, и они пришли сначала с гражданской войной, затем со сталинской коллективизацией и массовым террором, в ходе которого погибло до сорока миллионов человек.

Российский коммунизм был жестоким, репрессивным и кровавым, но не уникальным. Экономическая разруха и небывалые человеческие страдания были вполне типичны и для других коммунистических стран, например для Кампучии при красных кхмерах в 1970-е годы, для Китая и Северной Кореи. Во всех случаях коммунизм приводил к страшной диктатуре и повсеместному нарушению прав человека. Помимо бедствий и массовых убийств, все коммунистические режимы порождали различные виды экстрактивных институтов. Экономические институты, будь то с элементами рынка или без них, создавались для изъятия ресурсов у населения, прокламировали лютую ненависть к праву собственности и обычно приносили нищету вместо процветания. В случае с Советским Союзом, как мы видели в главе 5, коммунистическая система сначала способствовала быстрому росту, а затем дрогнула и привела к стагнации. В Китае при Мао и в Камбодже при красных кхмерах последствия оказались гораздо более разрушительными — там коммунистические экономические институты привели к экономическому краху и голоду.