Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Нелегко объяснить, как подобная ситуация может сохраняться десятилетиями, даже веками. Но в реальности такое положение дел имеет свою логику — это одна из разновидностей порочного круга. Насилие и отсутствие достаточной степени централизации у государственных институтов на местах используются политиками на национальном уровне, при этом военизированные формирования предоставлены сами себе. Подобная модель стала особенно явной в двухтысячных годах.

В 2002 году на президентских выборах в Колумбии победил Альваро Урибе. У него было нечто общее с братьями Кастаньо — боевики ФАРК убили его отца. Урибе строил свою кампанию, отвергая попытки предшествующей администрации заключить мир с ФАРК. На избирательных участках, расположенных в районах, подконтрольных военизированным группировкам, за него было подано на 3 % больше голосов, чем в других районах. В 2006 году, когда Урибе баллотировался на второй срок (и был переизбран), в районах, находившихся под контролем боевиков, за него проголосовали уже на 11 % больше, чем в других районах. Если Манкузо и его соратники могли обеспечить голоса на выборах в Конгресс и Сенат, почему бы не сделать то же самое во время президентских выборов — особенно если кандидат разделяет ваши взгляды и, вероятно, собирается быть терпимым по отношению к вам? В сентябре 2005 года Хаиро Ангарита, заместитель Сальваторе Манкузо и один из лидеров «Объединенных сил самообороны», заявил, что «горд тем, что принял участие в работе по переизбранию лучшего президента из всех, что были у Колумбии».

Сенаторы и конгрессмены, избранные от военизированных группировок, послушно голосовали за все, чего хотел Урибе, — в частности, за изменение конституции таким образом, чтобы он мог выставить свою кандидатуру в 2006 году (какового права у него не было в 2002-м, в начале его первого срока). Взамен президент Урибе издал закон, который разрешал участникам военизированных формирований сложить оружие на весьма мягких условиях. Разоружение, впрочем, не означало прекращения деятельности группировки, а лишь легитимизировало эту деятельность в тех (весьма значительных) частях Колумбии и в тех государственных структурах, над которыми военизированные формирования уже установили контроль. Этот контроль им было разрешено сохранить.

С течением времени в Колумбии многие экономические и политические институты становились более инклюзивными. Но определенные (и принципиально важные) экстрактивные элементы сохранялись. Отсутствие законности и гарантий прав собственности стали системными особенностями во многих областях страны, и это было следствием дефицита государственного контроля, особой формой недостатка государственной централизации, характерной для Колумбии. Политические институты этой страны не поощряют политиков как можно лучше исполнять общественные функции и устанавливать закон и порядок на всей ее территории и не налагают на них достаточных ограничений, чтобы помешать им тайно или явно входить в сговор с бандами вооруженных головорезов.

El Corralito

В конце 2001 года Аргентина содрогалась в тисках экономического кризиса. В течение трех лет доходы падали, безработица росла, внешний долг достиг огромных размеров. Политические решения, которые впоследствии привели к подобному результату, были приняты еще в 1989 году правительством президента Карлоса Менема, пытавшимся обуздать гиперинфляцию и стабилизировать экономику. В течение некоторого времени эти решения, казалось, приведут к успешному результату.

В 1991 году Менем привязал аргентинский песо к американскому доллару: один песо отныне равнялся одному доллару, обменный курс был объявлен неизменным. Конец истории? Да, почти. Чтобы убедить население, что правительство намерено твердо придерживаться этого подхода, людей всячески поощряли открывать банковские счета в американских долларах. Долларами можно было расплачиваться в магазинах Буэнос-Айреса, их можно было снять в банкоматах по всему городу. Такая политика, пожалуй, помогла стабилизировать экономику, однако имела один большой недостаток: она сделала аргентинский экспорт очень дорогим, а импорт — очень дешевым. Тонкая струйка экспорта иссякла, импорт лился рекой. Единственным способом заплатить за него были заимствования на внешнем рынке.

Такое положение дел оказалось разрушительным. Чем больше недоверия вызывал песо, тем бо́льшую часть своего достояния люди отправляли на долларовые счета в банках. В конце концов, если правительство вдруг решит девальвировать национальную валюту, долларовые счета по-прежнему будут в полном порядке, не так ли? Аргентинцы совершенно справедливо не доверяли своему песо, но слишком доверяли своим долларовым счетам.

Первого декабря 2001 года правительство внезапно заморозило все банковские счета на 90 дней. Разрешалось снимать наличными лишь небольшую сумму еженедельно. Сначала это были 250 песо (то есть 250 долларов), затем 300 песо. Однако снимать наличные разрешалось только со счетов, открытых в песо. С долларовых счетов снимать наличные не давали — кроме тех случаев, когда владелец счета соглашался конвертировать доллары и получить на руки сумму в национальной валюте. Никто не хотел этого делать. Аргентинцы назвали эту ситуацию El Corralito — «загончик для скота»: вкладчики метались, словно коровы в загоне, не видя никакого выхода.

В январе была объявлена девальвация, и курс вместо одного песо за доллар вскоре установился на уровне четырех песо за доллар. Казалось, это должно подтвердить правоту тех, кто полагал, что все сбережения надо держать в долларах. Однако все оказалось не так, потому что вскоре правительство в принудительном порядке конвертировало все долларовые счета в песо — однако по старому курсу, один к одному! Итак, человек, накопивший тысячу долларов, неожиданно обнаруживал, что у него осталось только 250 долларов. Правительство экспроприировало три четверти сбережений граждан.

Аргентина — страна, которая постоянно приводит экономистов в замешательство. Рассуждая о том, как трудно понять Аргентину, лауреат Нобелевской премии экономист Саймон Кузнец однажды произнес знаменитый афоризм о том, что существует четыре вида стран: «развитые, развивающиеся, Япония и Аргентина». Кузнец напомнил, что накануне Первой мировой войны Аргентина была одной из богатейших стран мира. Затем начался неуклонный спад, все большее удаление от других богатых стран Западной Европы и Северной Америки, и этот процесс привел в 1970–1980 годах к полному упадку. На беглый взгляд экономическое развитие Аргентины кажется загадочным, но причины ее упадка становятся яснее, если взглянуть на них сквозь призму инклюзивных и экстрактивных институтов.