Золотой человек - Филип Киндред Дик

Сун-у шайке чернокожих детишек, неотвязно следовавших за ним. – Я с вами побеседую.

Притихшие детишки, глядя под ноги, подошли ближе и обступили барда безмолвным кружком. Сун-у уселся наземь, положил рядом с собою портфель и ловко подогнул под себя ноги, приняв традиционную позу, описанную Эльроном в седьмой из книг наставлений.

– Я стану спрашивать, а вы отвечайте. С простейшим катехизисом вы, надеюсь, знакомы? – спросил он, окинув их всех строгим взглядом. – Кто знаком с малым катехизисом?

Над головами поднялась пара рук. Остальные, приуныв, отвели взгляды в сторону.

– Вопрос первый! – прорычал Сун-у. – Кто есть я? Ответ: я есть ничтожная частица вселенского замысла.

– Вопрос второй! Что есть я? Я есть всего лишь пылинка в системе столь необъятной, что ее не охватишь умом.

– Вопрос третий! В чем смысл жизни? В исполнении воли и замысла вселенских сил.

– Вопрос четвертый! Где пребываю я? На одной из ступеней лестницы мироздания.

– Вопрос пятый! Где пребывал я прежде? В пути по бессчетным ее ступеням, возносясь либо падая вниз с каждым оборотом Колеса.

– Вопрос шестой! От чего зависит, вознесусь я или паду по завершении сего оборота? Только от верного поведения в нынешнем воплощении.

– Вопрос седьмой! Что есть единственно верное поведение? Покорность предвечным вселенским силам, претворяющим в жизнь божественный замысел.

– Вопрос восьмой! Что есть страдание? Очищение души.

– Вопрос девятый! Что есть смерть? Освобождение человека от нынешнего воплощения, возможность вознестись ступенью выше.

– Вопрос десятый…

Но тут Сун-у осекся на полуслове. В его сторону шли двое… человекообразных. Огромные, бледнолицые, оба быстрым шагом двигались через пропеченные солнцем поля, мимо жидких рядов пшеницы, и направлялись прямо к нему.

Техно… встречают! По спине пробежал озноб. Евры… Бледная кожа идущих нездорово поблескивала, будто тельца ночных насекомых, что прячутся днем под камнями.

Одолев отвращение, Сун-у поднялся и приготовился приветствовать их.

– Да пребудет с вами Чистота! – сказал он.

Стоило еврам подойти и остановиться рядом, в ноздри ударила мускусная овечья вонь. Вылитые быки! Громадные, кожа влажная, липкая от пота, густые бороды, пышные нечесаные шевелюры, парусиновые штаны, сапоги, а волос-то, волос! Мохнатые, точно пеньковые циновки, груди, пучки волос под мышками, шерсть на предплечьях, запястьях и даже на тыльной части ладони… Разглядев все это, Сун-у похолодел от ужаса. Возможно, Сломанное Перо прав? Возможно, эти огромные, могучие белокурые бестии действительно ведут род от неандертальцев, первобытных псевдолюдей?

Казалось, сквозь их водянисто-голубые глаза за Сун-у исподтишка наблюдает пара горилл.

– Привет, – выдержав паузу, заговорил первый из европейцев. – Меня звать Джемисон.

– А я – Пит Феррис, – буркнул второй.

Ни единого из общепринятых знаков почтения! Изрядно задетый этакой бесцеремонностью, Сун-у с трудом сумел сохранить невозмутимый вид. Что это, намеренное плохо завуалированное оскорбление или же просто невежество? Трудно сказать: в низших слоях общества, как и предупреждал Чай, вправду бытуют крайне скверные настроения – затаенная зависть, недовольство, враждебность к вышестоящим.

– Я к вам с очередной инспекцией, – объяснил Сун-у. – Мне поручено оценить уровень рождаемости и смертности в сельских областях. Пробуду здесь несколько дней. Есть ли у вас где остановиться? Общинный постоялый двор, гостиница?

Быкообразные евры надолго умолкли.

– Зачем? – по-прежнему бесцеремонно спросил один.

– Э-э… что значит «зачем»? – опешил Сун-у.

– Зачем инспекции? Нужны данные, так мы предоставим.

Сун-у не поверил собственным ушам.

– Вы что, не видите, с кем разговариваете? Я – бард! Как вы, принадлежащие к низшей из десяти каст, смеете…

Поперхнувшись от ярости, он умолк. Похоже, в этих сельских районах техно совершенно забыли свое место! Куда, спрашивается, смотрят здешние барды? Как они-то подобное допустили? Чем заняты, пока общество рассыпается на куски?!

Одна мысль о том, что случится, если техно, смешавшись с хлеборобами и предпринимателями, начнут заключать межкастовые браки, есть и пить в одних и тех же местах, повергала в дрожь. Здание общества рухнет в одночасье, так что и оглянуться никто не успеет! Чтобы все ездили в одних и тех же повозках, справляли нужду в одних и тех же отхожих местах… подобное просто не укладывалось в голове! Внезапно перед мысленным взором Сун-у возникла картина, достойная ночного кошмара. Техно, живущие, спаривающиеся с женщинами из каст поэтов и бардов… нет, нет, горизонтальная общественная структура, один уровень для всех – это просто ужасно! Это идет вразрез с самой природой, с основами мироздания. Это же новые Времена Безумия во всей красе!

– Где управляющий этим районом? – с трудом сохраняя твердость голоса, осведомился он. – Проводите меня к нему, я решу дело непосредственно с ним.

Евры, не ответив ни слова, развернулись и направились туда, откуда пришли. Вновь охваченный яростью, Сун-у двинулся следом за ними.

Вскоре иссыхающие поля сменились голыми, изъеденными ветром холмами, где не росло ни былинки. Развалины попадались все чаще и чаще. Вдоль края города вытянулись цепочкой скромные, крохотные поселения – покосившиеся, обветшавшие дощатые хижины, грязные, пыльные улочки… От поселений густо несло омерзительной вонью – тухлятиной, мертвечиной.

У хижин, в тени, спали псы, среди груд гниющих отбросов резвились дети. На крылечках сидело с полдюжины стариков – взгляды пустые, безучастные, глаза потускнели. В отбросах стайками рылись куры, за курами наблюдали тощие кошки, вокруг неторопливо бродили свиньи… и всюду, всюду высились неизменные груды ржавого оплавленного металла, порой футов по тридцать в высоту. Теперь подобные башни из грязно-рыжего спекшегося шлака украшали весь мир.

Ну а за кольцом поселений начиналось царство руин, бессчетные мили разрухи и запустения, скелеты высотных зданий, голые бетонные стены, расколотые ванны и искореженные трубы, перевернутые, изъеденные ржавчиной остовы древних автомобилей… Все это – память о Временах Безумия, десятилетии, ставшем достойным финалом прискорбнейшей из глав истории человечества. Тех пяти сотен лет повального помрачения умов и нестроения, именуемых ныне Эпохой Ереси, когда род человеческий, восстав против божественного замысла, взял свою участь в собственные руки.

Следуя за провожатыми, Сун-у подошел к хижине чуть побольше других, к деревянной постройке высотой в целых два этажа. Евры, подойдя к лестнице, взобрались наверх. Прогнившие, растрескавшиеся ступени заскрипели, угрожающе прогибаясь под их тяжелыми сапогами. Не без опаски поднявшись за ними, Сун-у оказался на крыльце вроде открытого балкона.

Посреди этого балкона сидел в шатком кресле бронзоволицый, невероятно жирный чиновник. Не сходящиеся на брюхе бриджи расстегнуты, глянцевито-черные волосы собраны на красном, бугристом затылке и затянуты узлом вокруг кости какого-то зверя, огромный нос выдается далеко вперед, плоское, широкоскулое лицо обрамлено внизу множеством подбородков… Попивая сок лайма из жестяной кружки, чиновник безучастно разглядывал грязную улицу, ведущую к лестнице, но стоило провожатым Сун-у подойти к нему, слегка привстал – что, очевидно, стоило ему умопомрачительного напряжения сил.

– Вот этот, – объявил