Ад в очень маленьком месте - Бернард Б. Фолл

чтобы должным образом их идентифицировать, как того требуют Женевские конвенции. В остальном их работа продолжалась, как будто ничего не изменилось.

Позже Гровен вспоминал, что его последним раненым на хирургическом столе перед окончанием боевых действий, был капитан Ле Будек из 6-го колониального парашютного батальона, которого днем перетащили через реку. Ле Будек лежал под наркозом на операционном столе, когда в госпиталь вошли первые солдаты Вьетминя. Услышав шум, он внезапно проснулся и сонно спросил:

- Идет ли наше подкрепление?

Ему никто не ответил.

На центральном командном пункте, теперь одновременно происходили два события. В своем личном блиндаже подполковник Сеген-Паззис в 16.30 начал лично связываться со всеми опорными пунктами, чтобы сообщить им о предстоящем прекращении огня и терпеливо дожидаясь в каждом случае полного подтверждения:

«По приказу командующего, прекращение огня вступит в силу с 17.00. Все имущество и склады должны быть уничтожены».

В некоторых случаях, особенно в отношении «Клодин», он позже отчетливо помнил, что добавил фразу, формально запрещающую поднимать белые флаги. Тон, использованный начальником штаба в его последнем сообщении, был намеренно кратким и резким. Это был единственный способ, которым он мог общаться, не позволяя своему слушателю понять, что он плачет.

По секретному ультракоротковолновому передатчику Z.13 де Кастр сейчас вел последний разговор с Ханоем. Сначала он разговаривал с генералом Боде, затем с Боде вместе с генералом Коньи, и наконец, с одним Коньи. В Дьенбьенфу свидетелями разговора были полковник Лангле, который слушал по второму наушнику и собственный радист де Кастра, сержант Милльян.

Сначала де Кастр дал Боде полную картину ситуации в Дьенбьенфу по состоянию на 17.00:

- Мы смяты. Три опорных пункта к востоку от Нам-Юм теперь пали. Я больше не знаю где мои раненые и командиры моих частей толпятся вокруг меня, спрашивая что делать дальше. Сейчас мы находимся под огнем «сталинских органов». Мои люди – просто автоматы, разваливающиеся от недосыпания.

Затем генерал Боде ответил:

- Пусть битва «умрет» и Лаланд попытается осуществить «Альбатрос». Мы вас не бросим. Спасибо за прекрасную оборону.

На другой стороне воцарилась тишина, а затем снова затрещали радиоволны, и де Кастр сказал, вспоминая дни 1940 года, когда он несколько раз бежал от своих немецких захватчиков:

- Можно сбежать и от Вьетминя.

Затем де Кастр объяснил, что в 17.30 он свяжется с врагом и сообщит тому, что завтра прибудет самолет Красного креста с грузом для раненых.

Вероятно, в связи с предложением де Кастра послать кого-нибудь к Вьетминю в 17.30 под тем, что очевидно, должно было быть белым флагом перемирия, разговор между Коньи и де Кастром обратился к теме не поднимать белый флаг. Ввиду расхождения существующих записей, только совместное заявление всех свидетелей разговора с обеих сторон могло бы установить окончательную достоверность того, что именно было сказано.

Согласно официальному сообщению агентства «Франс Пресс» от 8 мая 1954 года, генерал Коньи должен был сказать:

- Ты будешь сражаться до конца. Не может быть и речи о том, чтобы поднять белый флаг над Дьенбьенфу после вашего героического сопротивления.

Согласно информации, полученной французским писателем Жюлем Руа лично от генерала Коньи, та же самая фраза (хотя она якобы вырезана из официальной магнитной ленты с записью разговора) гласила следующее:

- Не испорти (свою великолепную оборону), подняв белый флаг. Вы будете смяты, но никакой капитуляции, никакого белого флага.

По словам майора Пуже, который был адъютантом генерала Наварра и получил от него стенограмму, сделанную генералом Боде, разговор шел следующим образом:

- Скажи мне, старина, это, конечно, должно сейчас закончиться, но не в форме капитуляции. Это нам запрещено. Не может быть поднятия белого флага, огонь должен стихнуть сам по себе, но не капитулируйте. Это испортило бы все, что ты великолепно делал до сих пор.

- Хорошо, генерал. Я только хотел спасти раненых.

- Да, однако у меня есть листок бумаги. Я не имею права разрешить вам капитулировать. Что же, вы сделаете все, что в ваших силах, но это не должно закончиться белым флагом. То, что вы сделали, слишком прекрасно для этого. Ты понял, старина?

Генерал де Кастр понял. Существует несколько версий относительно самых последних слов официального радиообмена между Дьенбьенфу и внешним миром. Как сообщает агентство «Франс Пресс», беседа завершилась вдохновляющими словами:

- Передатчик должен быть уничтожен в 17.30. Мы будем сражаться до конца. Прощайте, генерал. Да здравствует Франция!

Но оно же дает последний краткий обмен словами точно в 17.30, в ходе которого де Кастр сказал:

- Я взрываю все строения. Склады боеприпасов уже взрываются. Прощайте.

В журнале штаб-квартиры есть указание на то, что короткий разговор такого рода вполне мог состояться в 17.30. Все остальные источники, похоже сходились во мнении, что разговор закончился банальным:

- Ну что же, прощай, старина.

Это был генерал Рене Коньи, французский главнокомандующий в Северном Вьетнаме, который произнес эти банальные слова в качестве подходящей эпитафии умирающему укрепрайону.

Но через несколько мгновений после 17.30 собравшиеся генералы и другие наблюдатели в Ханое услышали незнакомый им голос. Это был голос сержанта Милльяна, человека, который после семи месяцев полной анонимности, теперь подписался и таким образом вошел в историю:

- Через пять минут тут все взлетит на воздух. Вьеты показались всего в нескольких метрах отсюда. Всем наилучших пожеланий.

И фоновое потрескивание передатчика прекратилось. В штабной комнате в Ханое стояла удушающая жара, и это было к счастью, потому что невозможно было отличить пот от слез, которые текли у всех на виду. Один из присутствующих американцев, Дэвид Шенбрунн, который был пристальным наблюдателем французской драмы почти десять дет и который встречался с Хо Ши Мином незадолго до начала войны в Индокитае, отчетливо чувствовал, что то, что он наблюдал здесь, когда день 7 мая превращался в сумерки, было концом французской авантюры в Индокитае, концом Французской империи. Но так или иначе, это было не последнее сообщение, пришедшее из Дьенбьенфу. Прозаично, саперы передавали свои сообщения до последней минуты. Согласно записям, это было в 17.50, или через восемнадцать минут после последнего сообщения с передатчика де Кастра, когда 9-DMO отключился с тихим:

- Мы все взрываем. Прощайте.

Сумерки

При известии о том, что боевые действия должны прекратиться в 17.30, настоящая оргия разрушения охватила оставшихся на ногах членов гарнизона. Из каждого тщательно обслуженного пехотного оружия стреляли со стволом воткнутым в землю, таким образом разрывая его. Экипаж танка «Ауэрштедт» слил масло из двигателя танка, а затем гонял его, пока тот не умер, его внутренности были разрушены без