Короли рая - Ричард Нелл

Верховная Жрица Кунла, дочь Астрид, префект дальнего Южного кольца. – Дала отсоединилась от Джучи и протянула руку своей хозяйке, но та просто кивнула и не спешилась.

– Хвала ее имени, – нараспев произнесла Кунла.

– Хвала ее имени, – сказали Дала и Джучи в унисон.

Взор Верховной Жрицы остановился и задержался на вожде.

– Я слышала о тебе, Айдэн из Хусавика. О твоем поединке с предшественником ходят легенды. Я признательна за твою поддержку.

Мужчина поклонился, но, как показалось Дале, не был тронут похвалой.

– Верен долгу, госпожа.

Кунла кивнула, словно и не ожидала большего, затем цокнула языком и поехала дальше к камням, оставив Далу выяснять детали.

– Все жрицы долины шепчутся о твоей госпоже, Сестра. – Джучи коснулась руки Далы, совсем как до того – предплечья Айдэна, будто теперь сговаривалась с ней. – Они с восторгом обсуждают, как она усмирила южан. Я и не подозревала, что она так молода! – Она повернула голову и приподняла бровь. – Не то чтобы я удивлена, разумеется, но ты сделала блестящий выбор.

Дала вежливо улыбнулась.

– Она впечатляющая женщина, и я многому научилась. – Она не упомянула все случаи, когда думала, что племенные распри могли грозить Кунле смертью. А твоя госпожа пренебрегла обычаем и воспитала из тебя воина, не сказала она, и помогла тебе стать уверенной и прекрасной.

– Это вождь Каро. – Дала жестом велела ему подойти, затем взглянула на Айдэна. Для убийцы с квадратным лицом, решила она, тот был довольно красив. – Следуй за ним и повинуйся его приказам. Мы ожидаем здесь не более чем демонстрации силы, но лучше быть готовыми.

Айдэн кивнул и встретился глазами с другим вождем. Теперь, когда они стояли рядом, Дала с удивлением увидела, что оба мужчины одного роста, хотя Айдэн, конечно, шире в костях и сухожилиях. Взор его из-под тяжелых век был, пожалуй, таким же скучающим, только менее рассеянным. Однако Айдэн казался человеком, который ждал момента большей славы, тогда как Каро просто чего-то ждал. Они протянули руки, пожали друг другу запястья и кивнули как равные, и без единого слова, смекнула Дала, между ними в один миг установилась иерархия. Как обычно, это напомнило ей поведение собак.

Воины Хусавика и Хальброна собрались вместе, но разграничили свои территории. Айдэн привел вдвое больше людей – около сорока воинов, и они выглядели так, будто пришли со всего Аскома только затем, чтобы служить ему. Они носили пеструю смесь оружия и доспехов: одни с голой грудью, а другие в полных кольчугах; из-за спин одних торчали рогатины длиной с человека, в то время как у других были щиты и ножны, в которых наверняка лежали более короткие, колющие клинки. Все были мускулисты и покрыты шрамами. Все щеголяли твердо сжатыми челюстями и гордыми, бесстрашными глазами. Это были не землепашцы с мечами. Это были чистокровные верховые жеребцы, рожденные и натасканные для насилия, и Дала заметила, что даже Убийцы при Кунле поглядывали на них, перемещаясь в толпе, вероятно, опасаясь собратьев-хищников. Люди Каро словно бы усохли рядом с ними.

«Но зачем они вообще нужны нам?» – снова задумалась Дала. Несмотря на то, что ее окружала почти сотня вооруженных людей, и кто знал, сколько еще просто стояли без дела в долине закона, она все равно ощутила укол страха.

За свою жизнь она уже много раз подвергалась опасности, и не раз в компании Кунлы в степях. Но Верховная Жрица вообще ни разу не испытывала тревоги. Дала посмотрела на наставницу и увидела волнение в том, как та сжимает поводья и как вымученно-спокоен ее взгляд.

Наконец Кунла спешилась на внешнем краю круга. Дюжина резных камней размером в три человеческих роста лежала в виде узора вокруг священной глыбы, и все они были покрыты древними рунами со времен до Гальдры – когда шаманы, прорицатели и вожди создавали законы или, по крайней мере, их толковали. Но Гальдра нашла и заложила последний, центральный камень, и только она и ее Законовещатели слышали словеса единого истинного бога.

– В глазах Нанот, Вещатель, я здесь. Где мой обвинитель?

Законовещатель Бодиль была костлявой каргой в священном одеянии. Ее копна белых, нечесаных волос свисала во все стороны с морщинистого скальпа. У нее осталось лишь несколько шатких зубов, таких же желтых, как белки ее глаз; тяжело опираясь на ясеневый сук, она стояла на глыбе закона. Она открыла рот, чтобы заговорить, но упустила этот шанс.

– Я здесь, Жрица.

Демон с горы Носса поднялся из-за стоячего камня. Его голос гремел раскатами грома, слова произносились четко, размеренно и ясно, подобно сказителю-барду. Черный плащ с капюшоном был надвинут на его глаза так, что лицо окутывал сумрак, а на подоле как будто были вышиты серебряные руны. Когда он двигался, Дала не слышала звон брони, но из-за его спины выглядывала рукоять двуручного меча, закрепленного внутри круглого щита.

– Готова ли ты предстать перед судом за свои поступки?

Когда он заговорил, болтовня в толпе стихла. Дала пыталась наблюдать за мужчинами, наблюдать за этим Букаягом, но в основном следила за своей госпожой.

Кунла воззрилась на лицо в капюшоне прищуренными глазами, затем презрительно усмехнулась.

– Нанот судит всех. Поглядим, кого сегодня. – Ее голос казался тихим в сравнении с его, но ведь она Верховная Жрица, она разумеет закон и ее окружают воины. Громкость и зрелищность не заменят подобное.

– По какому праву ты обвиняешь эту святую женщину? – рутинно спросила Законовещатель.

– По праву поступка, – сказал демон.

– Тогда назови свое имя и свои деяния, сын Имлера. – Бодиль отковыляла от священной глыбы, и человек в черном занял ее место.

Он ждал и осматривал толпу, словно пытаясь встретиться взглядом с каждым.

– Мое имя, – медленно произнес он, – Букаяг, сын Бэйлы – дочери Вишан.

Среди зрителей пронесся ропот. Кунла громко рассмеялась, а после закричала ему:

– Ложь! У Бэйлы, дочери Эгрит, был только один сын. Единственный сын. И его имя было Рока.

– И однако я здесь!

Крик демона эхом разнесся по камням, и все мужчины, женщины и дети в пределах слышимости выпрямились. Молчание затянулось, и хотя Кунла вовсе не выглядела оторопелой, она не проронила ни слова.

– Я Рунный Шаман, зовущийся Последним, хотя верно ли это, я не скажу. Но я нарисовал более четырех тысяч знаков бога на железе и дереве, и однако я до сих пор живу, чтобы нарисовать еще больше.

На сей раз толпа захихикала. Человек, говорящий о своих деяниях, почти обязан был хвастаться, но более четырех тысяч рун? Это уже явно чересчур.

Букаяг откинул капюшон. Его лысая голова была затемнена, возможно