Ниточка к сердцу - Эрик Фрэнк Рассел

Перевод К. Егоровой.

Свидетель

Ни один еще суд в истории не привлекал к себе такого внимания мировой общественности. Шесть телевизионных камер, медленно поворачиваясь, следовали за облаченными в красные и черные мантии светочами юридического мира, пока те с торжественным видом шествовали к своим местам. Десять микрофонов транслировали через национальные сети скрип ботинок и шелестение бумаг. Две сотни репортеров и специальных корреспондентов заполнили галерею, выделенную исключительно для них. Сорок деятелей культуры не сводили глаз с членов правительства и дипломатов, превосходивших их в два раза по численности и расположившихся в противоположной части зала суда, где они сидели с бесстрастными, ничего не выражающими лицами.

Привычная традиция не соблюдалась; подобный процесс не имел еще прецедента в юридической практике, ведь речь шла об уникальном случае, требовавшем особого рассмотрения. Для работы с неведомым и необыкновенным обвиняемым применялась специальная методика, в то время как нарочитая помпезность обстановки должна была еще больше подчеркнуть верховенство закона.

В зале присутствовало пять судей и ни одного присяжного, но миллиард зрителей, которые прильнули к экранам телевизоров или слушали радио у себя дома, должны были стать очевидцами беспристрастности проведения процесса. Представления о том, что именно подразумевалось под этой «беспристрастностью», были весьма разнообразны, как и сами невидимые зрители, большая часть которых руководствовалась не разумом, а эмоциями. Лишь немногие надеялись, что обвиняемому сохранят жизнь, основная же масса жаждала смертного приговора, однако были и менее решительно настроенные граждане, согласные на изгнание по решению суда, — все зависело от того, насколько тот или иной человек подвергся воздействию потока цветистой и агрессивной пропаганды, предшествовавшей этому событию.

Судьи заняли свои места с привычным равнодушием к публичному вниманию, как и надлежало умудренным жизнью патриархам. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших часов над их столом. Было десять часов утра 17 мая 1977 года. Микрофоны передавали тиканье по всему миру. Камеры показали судей, часы и, наконец, остановились на персоне, привлекавшей к себе всеобщее внимание: на существе, сидевшем на скамье подсудимых.

Шесть месяцев назад его появление стало сенсацией века, породившей ряд безумных надежд и множество еще более безумных страхов. С того момента, оно стало так часто фигурировать на экранах телевизоров, на страницах журналов и газет, что чувство всеобщего изумления притупилось, однако надежды и опасения остались. Совсем скоро его стали воспринимать как некую карикатуру, с презрением называли «Шипастиком» и описывали как нечто среднее между безнадежным уродцем-дегенератом и хитроумным посланником еще более хитроумного инопланетного врага. Такое фамильярное отношение породило отвращение, но недостаточно сильное, чтобы уничтожить страх.

Существо звали Мает, оно прилетело с какой-то планеты из системы звезды Процион. Три фута высотой, ярко-зеленого цвета, со ступнями, напоминавшими подушки, коротенькими ручками и ножками, унизанными присосками и жгутиками, и телом, которое покрывали острые, как шипы, отростки, придававшие ему сходство с разумным кактусом. И только глаза — огромные золотые глаза — смотрели на людей с наивной надеждой на милосердие, ведь оно никому не причинило вреда. Существо походило на жабу, печальную жабу, с драгоценными каменьями на голове.

Сотрудник суда, одетый во все черное, с важным видом объявил:

— Заседание особого суда, действующего в соответствии с международным соглашением и созванного по инициативе федерального правительства Соединенных Штатов Америки, объявляется открытым! Прошу тишины!

Судья, сидевший посередине, посмотрел на своих товарищей, поправил очки и с мрачным видом уставился на жабу, или кактус, или кем бы там ни было это создание.

— Мает с Проциона, нам сообщили, что вы не можете ни слышать, ни говорить, однако понимаете нас с помощью телепатии и способны передавать свой ответ в визуальной форме.

Камеры зафиксировали, как Мает поворачивается к доске за своей спиной и мелком выводит одно-единственное слово: «Да».

— Прежде всего, вы обвиняетесь, — продолжал судья, — в незаконном проникновении на нашу планету, известную под названием Земля, а в частности — в Соединенные Штаты Америки. Вы готовы признать свою вину?

«Как еще можно было попасть сюда?» — вопрос пришельца был выведен белыми печатными буквами.

Судья нахмурился.

— Будьте добры, отвечайте на мой вопрос.

«Не признаю вины».

— Вам предоставили адвоката. У вас нет возражений по поводу его кандидатуры?

«Да будет благословен миротворец».

Лишь немногие оценили эту шутку. Впечатление было такое, словно сам дьявол пытался цитировать Священное писание.

Перекрестившись, судья откинулся на спинку своего кресла и протер очки. Обвинитель расправил мантию на плечах и поднялся со своего места. Он был высоким, длиннолицым, с проницательным взглядом.

— Первый свидетель!

Худой, как тростинка, мужчина вышел из зала и занял свое место, ерзая и нервно перебирая пальцами.

— Ваше имя?

— Самуэль Нолл.

— Ваша ферма расположена неподалеку от Дэнсвилла?

— Да, сэр. Я…

— Не называйте меня «сэром». Просто отвечайте на вопросы. Это существо произвело посадку на территории вашей фермы?

— Ваша честь, я протестую! — Господин Защитник поднялся со своего места. Этот тучный краснолицый мужчина отличался необычайной для своего внешнего вида быстротой реакции. — Мой клиент — личность, а не существо. Поэтому вы должны обращаться к нему как к «обвиняемому».

— Возражение отклоняется, — резко бросил сидевший посередине судья. — Продолжайте, господин Обвинитель.

— Так это существо приземлилось на вашей ферме?

— Да, — ответил Самуэль Нолл, с гордым видом глядя в объективы камер. — Оно появилось откуда ни возьмись и…

— Не отклоняйтесь от сути вопроса. Его появление привело к серьезным разрушениям?

— Да.

— Насколько серьезным?

— Два сарая и часть посевов. Я потерял три тысячи долларов.

— А это существо выразило как-то свои сожаления?

— Нет. — Нолл обвел зал суда хмурым взглядом. — Вело себя так, словно ему и дела до этого нет.

Господин Обвинитель уселся и одарил толстяка-адвоката ехидной усмешкой.

— Можете задать ваши вопросы свидетелю.

Защитник встал, дружелюбно посмотрел на Нолла и поинтересовался:

— Эти ваши сараи — восьмиугольные башни со стенами, оснащенными подвижными решетками для вентиляции, а крыши оборудованы барометрическими датчиками?

Самуэль Нолл удивленно приподнял брови и слабым голосом пробормотал:

— Ч-что?

— Ничего особенного. Не обращайте внимания на мой предыдущий вопрос, лучше ответьте на следующий: ваш урожай состоял из дуриков и двухцветных меркинов?

В отчаянии Нолл ответил:

— Посевы только начали всходить.

— Боже мой! Только начали… вот чудно! А вы знаете, что такое дурики и меркины? Вы смогли бы их распознать, если бы увидели?

— Думаю, что нет, — с большой неохотой сознался фермер Нолл.

— Позвольте заметить, что вы, судя по всему, не отличаетесь особой сообразительностью, — язвительным тоном заметил господин Защитник. — Поверьте, мне вас действительно очень жаль. Вы ведь заметили сожаление на моем лице?

— Даже не знаю, — ответил Нолл, чувствуя, как в глазах тележурналистов его трон