Александра - Олег Ростов

class="p1">— Благословляю тебя, десятник Пётр, на подвиг воинский. Встань. — Начала крестить остальных. — И вас всех, воины русские, благословляю. Ибо вы есть щит и меч Святой Руси. — Увидела среди воинов бояр. Увидела, как ко мне шёл князь Воротынский, но остановился, не дойдя десятка шагов. И тоже стал креститься, как и все остальные. — С вами Бог и Богородица. Ибо вы есть возлюбленные чадо их. И кому многое дано, а вам дано всё с лихвой, и земля, самая прекрасная, что есть на всём белом свете, отчина пращуров ваших, кои стоят незримо за спинами вашими, поколение за поколением. И женщины, что краше их не найдёте ни где, которые любить могут до прикушенных губ и изнеможения. Счастье и радость полной мере и даже больше. Но тому, кому столько дано, с того многое спрашивается и тоже полной чашей. Боль и слёзы, страдания и лишения тоже с лихвой. Но именно этим вы и сильны. Ничего не бойтесь, ибо все мы, в итоге, предстанем перед Господом, кто раньше, кто позже и будем держать ответ перед ним. Задумайтесь над тем, что будете говорить у престола Всевышнего. Ведь там вы не скроете свои грехи. Там на одной чаше будет грешные дела и мысли, на другой дела праведные. Что из них перевесит. Но самый тяжкий и тяжёлый из грехов, это предательство. Его ничем нельзя перебить, никаким праведным делом. Ибо есть это один из самых тяжких и страшных грехов. Предатели обречены вечность страдать в самом последнем круге ада, неся там самое страшное и тяжкое наказание. Поэтому повторюсь, ничего не бойтесь. Вы самые сильные, самые храбрые, вы — чудо-богатыри, коим всё по плечу.

Я продолжала крестить их. И они крестились. Я видела, как они улыбались, слушая меня, светлыми улыбками. Как загорались их глаза.

Мне положили каши с мясом в деревянную миску. Протянули с улыбкой и поклоном. Я в ответ тоже улыбнулась и тоже поклонилась.

— Князь, пойдём ко мне в шатёр. Поговорим. Заодно потрапезничаем.

Фрося уже встала и навела в шатре порядок, убрав походное ложе. Кашу поставила на походный столик, что сделан был столяром Вяземских по моим указаниям, раскладывающийся. Тут же стояли и такие же раскладывающиеся стулья. Князь впервые был в моём шатре. До этого я ходила к нему. С любопытством огляделся. Заинтересованно посмотрел на стол и стулья. Я показала ему, как их складывать и раскладывать. Он ухмыльнулся, покачал головой.

— Эт, как придумано баско, царевна. Умна, ничего не скажешь. Надо будет и мне такие же заказать.

Мы сели с ним. Фрося ещё принесла нам еды, душистого, свежего хлеба, запечённого тетерева, дикого чеснока, яблоки и целое лукошко душистой земляники. Это вои мне послали. И где только взяли? Где набрать успели?

— Странно, — проговорил главный воевода, — но любят тебя воины, Александра. После вчерашней битвы, боготворят тебя, словно матушку родную. А скольким ты ещё жизнь спасла, врачуя их? Ты двужильная, царевна Александра?

— А мы бабы все двужильные. Иначе никак. И хозяйство вести, и вас, мужей, удоволить и детей вам рожать. Как тут не быть двужильной, княже? А то, что спасла многих, так не многих. Малую часть только. А вот как раз многих не спасла. Не хватило меня.

— То не твоя вина, Александра. Нельзя объять необъятное. Не кори себя.

— Всё равно буду. Но это ладно. Это моё, личное. Давай о другом поговорим, Иван Михайлович.

— О чём?

— Сколько взяли полона?

— Много. Даже не знаю сколько и что с ними делать.

— Раненых тоже много?

— Большая часть уже померла. Да и пёс с ними. Но есть те, кто ещё живой. Вот думаю на кой они нам? Добить их и вся недолга.

— Обожди с добиванием. Я отберу себе особо матёрых вояк. Настоящих волков.

— Зачем они тебе? Это же наёмники, поганый народ.

— Ничего, даже из поганого можно сделать человека. Верного человека. Но мне они в основном нужны для того, чтобы натаскивали моих кадетов на ведение войны в Европе. Пусть даже это будут калеки. Наоборот, даже лучше, так как увечному деваться некуда, будет служить не за страх, а за совесть, чтобы не остаться на улице, как бродяга бездомный. Таких в Европе и без них хватает.

— Что всех калечных заберёшь?

— Не всех. Сказала же, матёрых волчар, которые с Георгом ни одну кампанию и войну прошли. Он и сам увечный, кстати.

— Заберёшь его?

— Заберу. Этого обязательно, если выживет. Полон отправляй в Москву, княже. Здесь держать смысла нет. И здоровых в холопы определят. Тех, кто заплатить выкуп не сможет. Ну а с родовитыми сам знаешь, что делать, не мне тебя учить. — Воротынский кивнул. — Надо здесь дела срочно заканчивать и двигаться в район Невеля и Великих Лук.

— Я знаю, что туда ляхи с литвинами начали поход.

— Да. Государю доложили, что там порядка 30 тысяч.

— Сколько? Тридцать тыщ? Господи спаси и помилуй. — Князь перекрестился. — Ещё больше, чем у имперцев?

— Подожди, Иван Васильевич. Не торопись. Я думаю, что у страха глаза велики. Навряд ли у них там именно тридцать тысяч. Слишком огромная армия. Ей нужны припасы и много. И кто наёмникам платить будет? Это сколько золота с серебром надо? Причём, наёмникам не интересна оплата в перспективе. Она им нужна сразу. Поэтому, я считаю, что там далеко не 30 тысяч, а меньше. Хорошо если тысяч 15 они набрали.

— Александра, да даже и пятнадцать. Это всё равно больше, чем нас.

— Но у нас есть преимущество. Артиллерия, это раз. И второе, но не менее важное, воины вкусили вкус крови пополам с победой. Они на подъёме. Сам же слышал, как говорят, что такую силищу одолели.

— С божьей помощью одолели.

— Конечно с божьей. А ещё с помощью артиллерии и новой тактики ведения боя с превосходящими силами противника. И поверь, княже, роль артиллерии будет только возрастать. Чем дальнобойнее она будет становится, чем скорострельнее, тем больше урона противнику она будет наносить. А ещё прибавь ручницы, которые так же будут становится легче, скорострельнее и точнее. И вот что я тебе скажу, княже, наступит такое время, когда один воин, имея скорострельную пищаль, сможет наносить урон такой, какой наносят десяток и даже сотня воинов сейчас.

— Один?

— Один, княже.

— Ну ты и скажешь, Александра!

— Я понимаю, что сейчас это кажется нереальным. Но такое время обязательно наступит. Будущее за огнестрельным оружием, а не за саблями, мечами и копьями.

— Ну-ну, царевна. Но что-то слабо в это верится. Наши пращуры воевали так из покон века. Нам ли менять правила?

— А кому? Если не мы сейчас, то придется это делать нашим детям, внукам, вот только они заплатят за это гораздо большую цену, Иван Васильевич. Скажи, воевода, в чем заключается воинское искусство стратига, полководца?

— И в чём?

— В том, чтобы меньшими силами одержать победу над заведомо сильным и более многочисленным противником. Это, князь, называется наука побеждать.

— Как мудрёно. Да только, чай и мы не лаптем щи хлебаем, царевна. — Он усмехнулся. Я ему тоже.

— Знаю, Иван Васильевич. Поэтому и попросила Государя тебя назначить главным воеводой. Ты талантливый полководец. У тебя пытливый ум. Ты не боишься брать на себя ответственность. И это хорошо, князь. Новой Руси, которая сейчас рождается, нужны именно такие воеводы.

— Ну ты уж меня захвалила, Александра свет Вячеславовна. Но спасибо. Лестно слышать это. Скажи, царевна, ты когда в Ливонию в набег ходила чей замок брала?

— Ульриха фон Деница. Ландсгерра Восточной Ливонии.

Услышав имя, князь засмеялся.

— Ты чего это хохочешь, Иван Васильевич?

— Значит он тебе тогда в полон попал?

— Попал, княже. А что?

— Да вот, Александра, опять не повезло немцу сему. Опять он в полон попал. — Воротынский засмеялся. Я замерла.

— Он здесь?

— Здесь. Где же ему быть то? Живой и даже не шибко побитый. Коня под ним убило. А он и соскочить не смог. Доспех слишком тяжёлый оказался. Вот конь то и придавил его. Перелом ноги. Но ему уже лубки наложили.

— Что же ты молчал-то? — Я вскочила. Князь поморщился.

— Чего подхватилась?

— Как чего? Я хочу его увидеть.

— Увидишь. Но бежать к нему, задрав подол, не надо. Всё, Александра, с вежеством делать нужно. Посидим, поснедаем. Ещё не хватало из-за немца какого-то бегать.

Пришлось опустить зад назад на стул. Посидели, поснедали. Но у меня шило было в заднице. В конце концов, князь сказал: