Сломленный бог - Гарет Ханрахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем же Прадедушке от меня это скрывать? Я – Избранник дракона.
– Затем, что он не собирается брать вас с собой, – ответила Эладора. – Прадедушка намерен вас бросить.
Глава 46
Последний день жизни Карильон Тай с рассвета выдался ярким и почти безоблачным. Городские фабрики остановили работу, и ветры с моря развеяли смог.
Пришел Раск и разверз ее застенок. Бастон Хедансон, нагнувшись, грубо выдернул из могилы. И повел по хорошо знакомым улицам Нового города.
Шли в молчании. Из окон глядели хмурые лица: на Кари – с жалостью, на Гхирдану – с обидой, ненавистью. Здесь тлело сопротивление – даже под божественным покровительством Раска охранники-эшданцы сильно нервничали, проходя по извилистым улочкам. В небе кружили драконы, солнце бликовало на очках Избранных всадников. Раск приветственно им помахал.
Шествие приблизилось к волнолому, каменному утесу, который защищал ту часть города, что выдавалась в залив. Кари вспоминала, с каким ощущением камень встречал волну, как вода набегала и всасывалась в отводы и трещины, незримые кишки сливов и труб, остатков прежнего квартала Алхимиков. Но этим утром она была сама по себе, отрезанная от Шпата и города. Никаких голосов в голове.
Внизу на приколе ожидало «Лунное Дитя». Волны подталкивали корабль к берегу, постукивали о камень стальным корпусом. На уровне моря там выступала узкая кромка, дорожка вдоль подножия волнолома. Даже с этого расстояния Кари различала отдельные фигуры на палубе: вот Ама, ближе к носу, вот Рен – стоит позади, опекает. Длинный тощага Дол Мартайн – нижние боги, было радостно повидать этого негодяя хоть издали. И все остальные, те, кого она увезла с Ильбарина. Наобещала лучшую жизнь, а взамен им досталось вот это. Кари выбранилась, пытаясь вырваться, пытаясь сделать хоть что-то, но Бастон обхватил, сцепил вокруг нее руки, и был он слишком силен. Заставил присмиреть – двинул сзади под колено, так умело, что боль пронзила позвоночник.
Но, отпуская, мазнул пальцами по ее плечу и подал знак Братства, означавший «верь мне».
Раск смотрел, как далеко внизу с «Лунного Дитяти» высаживают пассажиров. Стражники Эшданы выстраивали ильбаринских беженцев на кромке у волнолома, спинами к мрамору Нового города, приговоренных, в ожидании расстрельной команды. Жертвенных козлят, беззащитных у каменной загородки.
Чуть дальше виднелся корабль Ворца. Вне границ сверхъестественного восприятия, поэтому Раск не ощущал его так, как «Лунное Дитя». Не знал, на борту ли сам Ворц, как и не мог подслушать Дантиста, пока тот находился в море. Интересно, удалил ли Ворц очередной Прадедушкин зуб, чтобы смастерить новый кинжал?
На боку Раска висели пустые ножны.
Он поплотнее закутался в плащ, позаимствованный у Бастона. От плаща пахло потом и гарью, кожей и алхимической перегонкой.
Пахло Гвердоном.
Корабль Ворца пока не покинул воды Лириксианской Оккупационной Зоны. За ее рубежом рыскали канонерки дозора – эфирные прожекторы, а не огоньки сальников, но связывало их то же Перемирие. Они не могли пересечь оговоренных границ, не могли вмешаться. Были бессильны предотвратить забой жертв.
Источенный дырами мир порождает свои печали. Гвердон – город торговый. По записям счетных книг с площади Мужества, обмен захвата Ишмирой на загнивание в уступках и взятках окупался с прибытком. Раск явился в город, считая себя пиратским князем, Избранником дракона. Сейчас же он отравлен божественностью. Из окон пялятся недружелюбные лица. Камень доносит озлобленный шепот. Имя его стало здесь бранным словом.
Он считал, что прибыл сюда воевать. Разить как дракон – стремительный огненный всполох, крылатый ураган, прицельное стихийное бедствие. Но оказалось иначе. Он был горелкой, источником тепла для алхимической реакции и значил ничуть не более обычного инструмента.
Раск искоса поглядел на Бастона, мрачную тень, идущую в двух шагах позади. По лицу Бастона ничего не прочесть. В кармане у него пузырьки со свежей тинктурой, подготовить Раска к очередному – и финальному – чуду. Бастон тащил за собой Карильон Тай. Бледную, вялую от ран и кровопотери.
Прадедушка ожидал их в конце улицы Семи Раковин. Солнце играло на его багряных чешуйках, на золотом подбрюшье. Шрамы войны затянулись, и дракон сиял доблестью и великолепием. Клыки и когти Прадедушки – само воплощение гнева, и вид дракона, зная, что это – твой родич, по-прежнему возжигал в сердце Раска гордость.
Облик дракона напугал даже Бастона. Карильон вырывалась все отчаянней, но Бастон не ослаблял хватки, пока ее подтаскивал.
– Раск, – проурчал дракон. Затем его змеиный взор вперился в Кари: – Ворюга.
– Подонок.
Дракон вытянул шею, подводя морду к лицу Карильон. Жар его дыхания способен опалить девушке кожу.
– Ворц объяснил мне, что тебя сотворили нарочно. Чтобы пробудить и обуздать Черных Железных Богов. Я тоже был сотворен. В далеком прошлом лириксианские боги создали меня и мое племя, чтобы бичевать грешников. Я божественен, а у тебя предо мною грех. Ни один бог тебе его не отпустит. Ты прошла долгий путь к своей гибели, Карильон Тай.
Показалось еще одно шествие, его предваряли голосистые горны и охранные гимны. Жрецы Ишмиры по специальному разрешению майора Эставо перешли границу оккупационной зоны. Несмотря на духовную обработку и ритуальное усмирение, двигались они роскошно и величаво. Святые Дымного Искусника наворожили лилово-красные знамена. Жрец Благословенного Бола, бога богатства, ухмылялся, устроившись на сплошном шаре из золота, что катился сам по себе. Служители Кракена и Матери Облаков выставляли напоказ свои регалии. В паланкине ехал святой Верховного Умура, Владыки Правосудия. Рядом куталась в серое жрица Ткача Судеб.
За ними, ведомый послушниками, следовал человек в головном уборе в виде львиной пасти с самоцветами. К его обмякшей руке был примотан меч, голова безвольно крутилась. Некогда могучий, ныне пожухлый торс язвила сотня отметин, полученных в ходе прежних побед. Облезлый мех на плечах и шее обсела бледная парша. Прежде он был святым Пеш, Царицы Львов, богини войны. Святой, прикованный к мертвому божеству, – цена этому очевидна всем, кто имеет глаза.
Вперед выступил и поклонился святой Дымного Искусника. Лицо этого существа скрыто под маской татуировок, тело нелепо вытянуто и перекручено, зато прекрасные в своем изяществе пальцы сотворили из золотистого дыма арфу и потянули за струны. Инструмент заиграл привязчивую музыку, одновременно поющую человечьим голосом.
– Славься, Тэрас, древнейшее из бедствий, отец всея Гхирданы. Договор заключен. Праведное Царство не воспрепятствует твоим здешним свершениям. – Длинные пальцы, источая щупальца дыма, указали на ярко блиставшую гавань: – В обмен на злодейку. – Удовлетворение ишмирца от сделки было прямо осязаемым. Из всех враждующих участников
