Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

Учебник, о котором идет речь, начал готовиться в 1948–1949 гг., а редактировать его взялся П. Г. Богатырев. Весь историографический отдел был закреплен за М. К. «Сейчас меня всего одолевает целиком Учебник, – писал М. К. в сентябре 1949 г. В. Ю. Крупянской (почт. штемпель: Ленинград 19.9.49). – Даже ничего не читаю – единственный отдых и развлечение – пасьянс, как и полагается старцу на седьмом десятке».

Прочитав разделы, предложенные М. К. в качестве отдельных глав будущего учебника, Богатырев сделал к ним ряд частных замечаний[40]. Учпедгиз же, изучив рукопись, выдвинул требование дополнить историографическую часть главой о революционных демократах. «…Я предложил Учпедгизу, – сообщает Петр Григорьевич 23 ноября 1949 г., – просить Вас написать его (раздел „Революционные демократы“. – К. А.). Не знаю, как этот вопрос решится» (58–37; 47). И хотя шельмование М. К. в печати еще продолжалось, издательство принимает предложение Богатырева. Соглашается, с учетом всех обстоятельств, и М. К. и уже в первые месяцы 1950 г. начинает готовить дополнительную главу. «Очень рад, что Вы принялись за написание раздела о революционных демократах», – пишет ему Богатырев 17 февраля 1950 г. (58–37; 52 об.). Работа подвигалась медленно, результаты не удовлетворяли М. К., при том что он старался не повторять своих прежних статей о Добролюбове и Чернышевском, добавил несколько страниц о взглядах на народное творчество Герцена и Огарева и т. д. Похоже, что его же собственная концепция о роли «революционных демократов» стала вызывать у него сомнения. Скептически воспринимал М. К. и судьбу учебника. Приведем выдержки из его писем к В. Ю. Крупянской:

Я никак не мог думать, что глава о рев<олюционных> дем<ократах> так затянется. Она меня прямо измучила и нарушила все мои планы. Из-за нее я оторвался от работы над Арсеньевым… (29 марта 1950 г.)

Я закончил свою главу о революционных демократах, превысив в полтора раза (если не больше) отведенные мне размеры[41], но все еще не отсылаю П<етру> Гр<игорьеви>чу, ибо читаю, перечитываю, снова читаю, опять перечитываю – и все мне не нравится и не нравится. А как сделать лучше – не знаю (14 апреля 1950 г.).

Вчера я отправил статьи для учебника Петру Гр<игорьевичу>. <…> В успех и завершение учебника плохо верю. Слишком уязвима его общая позиция. Да и одно из двух: либо отмена программы В<асиленка> и С<идельникова>, либо учебник Бог<атыре>ва. Сосуществование – немыслимо (21 апреля 1950 г.).

Осенью 1950 г. главы учебника были направлены в московский Институт этнографии и поступили на рецензию В. Ю. Крупянской. В письме к ней от 3 (?) сентября 1950 г. М. К. радовался такому совпадению («Но как это хорошо, что сия многострадальная рукопись попала именно к Вам…») и одновременно давал оценку написанному им разделу о революционных демократах:

Ведь, как-никак, это первый опыт сделать выводы из оценки Герцена Лениным на фольклорист<ическом> материале. Никто этого не касался, никто об этом не думал. <…> За последнее время близкую моей оценку – но также вскользь – делал Мордовченко[42] по отношению к Белинскому. Об Огареве же никто никогда и не думал. Впервые также дана в этой статье, в сжатой и довольно лапидарной форме, характеристика сущности славянофильского понимания фольклористики. Ведь о славянофильской фольклористике, по существу, ровно ничего нет, – а то, что есть, по б<ольшей> ч<асти> смесь вздорных вымыслов. Славянофилов смешивают с мифологами, которых они не выносили; с представителями офиц<иальной> народности и т. п. А цитаты из них, вообще, приводились в таком виде, что было непонятно, в чем же их реакционность.

С 1951 г. редактором учебника была назначена Н. И. Муравьева[43] (М. К. был знаком с ее сестрой Ириной[44] и братом Владимиром[45]). К рецензированию учебника были привлечены А. М. Астахова и И. Н. Розанов. К лету 1951 г. их отзывы поступили в издательство, причем в рецензии Розанова очерки М. К. признавались «наиболее удачной частью пособия»[46]. Называя его «единственным крупным» у нас в настоящее время (после смерти Ю. М. Соколова) фольклористом и «лучшим эрудитом» в вопросах историографии, Розанов упоминает о «большой работе» М. К., которую ученый закончил еще до окончания войны, но не успел издать. «Такой монографии по данному вопросу у нас еще никогда не было», – сказано в его рецензии; и хотя в учебнике представлена не вся работа М. К., а лишь ее часть, но она тем не менее «слишком важна для данного сборника» (81–5; 11).

Что касается второй рецензии, то в письме к Богатыреву, почти целиком посвященном учебнику, М. К. отозвался о ней следующим образом: «Замечания Астаховой о книге в целом очень, конечно, подробны и тщательны, но удивительно мелки и неглубоки» (письмо от 22 сентября 1951 г.).

Ознакомившись с обеими рецензиями, издательство сделало свои выводы. «К Вам просьба и от меня, и от редакции Учпедгиза, – просит П. Г. Богатырев 8 июня 1951 г., – дополнить Вашу историографию, а именно довести ее до советского периода, т. е. дать обзор собирательской деятельности Ончукова, Маркова, Григорьева, Зеленина и братьев Соколовых (Песни и сказки Белозерского края). Достижениям советской фольклористики будет отведено несколько страниц в моем вступлении» (58–37; 64).

Так в течение нескольких лет продолжалась работа над учебником. Наконец, в августе 1951 г. редакция Учпедиза предложила М. К. просмотреть готовый том целиком, что и было им выполнено. «Ваша работа по рецензированию учебного пособия будет оплачена Учпедгизом… – заверяла его 15 сентября Н. И. Муравьева. – <…> Работа по Вашим замечаниям уже началась…» (67–19; 18).

М. К. внимательно прочитал все статьи, составляющие учебник, и общая его оценка была в целом одобрительной. «Я имел возможность ознакомиться, помимо самого сборника, и с двумя рецензиями, составленными А. М. Астаховой и И. Н. Розановым, и должен сказать, что вполне разделяю ту положительную оценку, которую дают оба рецензента сборнику в целом» (6–2; 9). С этих слов начинается отзыв М. К., направленный в издательство (далее следовал ряд критических замечаний).

Впрочем, 23 сентября 1951 г. он писал Крупянской в ином тоне:

Учебник, скажу Вам по совести, производит на меня грустное и мрачное впечатление (эти строки только для Вас!). Редакторской руки не чувствуется! Полнейшая разномыслица: люди разных культур, разного отношения к науке, разной эрудиции, разных стилей.

Помимо «разномыслицы», вызывавшей у М. К. понятное раздражение, М. К. был не удовлетворен и собственным текстом. Ученый не мог не видеть, что отдельные главы его масштабного и