Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

Бисмарк начеркал на полях презрительно: «Герлах? Виндтхорст! Бодельшвинг? Или Эвальд?»90 Он понял все, когда 31 октября 1872 года палата господ большинством голосов – 145 к 18 – отклонила законопроект об организации местного самоуправления. Как отметил Пфланце, «сообщество Шталя отвергло трансформацию Stndestaat[83] , имевшую в виду ликвидацию манориальных прав»91.

Реакция Бисмарка была, как всегда, болезненной. 16 ноября 1872 года Бухер писал Блейхрёйдеру:

...

«Вы знаете, как душевные переживания отражаются на физическом состоянии князя. Когда его нервируют и взвинчивают, он становится подверженным простудам и пренебрегает диетой. А когда у него начинается физическое недомогание, все его раздражает»92.

Бисмарк ответил на решение палаты господ в своей обычной гневной манере, написав 2 ноября в Варцине Promemoria[84] , явно находясь в состоянии аффекта:

...

«В свете той позиции, занятой костяком палаты господ в отношении и школьного надзора, и организации окружного управления, и по другим вопросам, реформа этого органа представляется мне более насущной, чем какие-либо изменения в местных структурах… От начала до конца надуманная позиция палаты наносит ущерб и дискредитирует двухпалатную систему и угрожает монархии…»

Он предложил ликвидировать палату господ и заменить ее «первой палатой, сенатом, который станет преимущественно органом защиты в Пруссии интересов правительства и монархии»93.

3 ноября состоялось заседание государственного министерства, без Бисмарка. Эйленбург воспользовался случаем для того, чтобы обсудить с коллегами и проект реорганизации местного самоуправления, и перспективы «пайршуба». Министр благоразумно не стал выносить на обсуждение «промеморию» об аннулировании палаты господ. Кабинет рассчитал: двадцати четырех новых пэров будет достаточно для того, чтобы сформировать большинство и подчинить своей воле остальных членов палаты. Хельма Брунк, чье великолепное исследование безмерно помогло мне разобраться в этой запутанной проблеме, считает, что главную роль сыграл кайзер. Эйленбург наделал ошибок, что он и признавал, но у него не было никаких причин для морального самобичевания. Брунк писала:

...

«Король тоже так думал. Он разгадал интриги, разглядел несправедливое отношение к Эйленбургу, которого постоянно отсутствующий Бисмарк довел до отчаяния, заставив его одного принимать удары и выдерживать бой за реорганизацию окружного самоуправления»94.

30 ноября 1872 года «пайршуб» был реализован. Король Вильгельм, оскорбленный оппозицией «своих юнкеров», назвал двадцать пять новых пэров в палату господ, и 9 декабря 1872 года уложение о местных органах власти благополучно выдержало испытание вотированием благодаря появлению этих новых двадцати пяти голосов95. Закон отменял патримониальную полицию и юнкерскую сельскую администрацию. Баронесса Шпитцемберг записала в дневнике, что кайзер унизил крайне правое юнкерство, поставив его в один ряд с «еврейскими магнатами и спекулянтами»: «Меня рассердило бы, если бы в палату господ попали nouveau riche, потому что я становлюсь настоящей тори, очень консервативной. Отец говорит – авторитарной и жестокой»96. 13 декабря король Вильгельм подписал и наложил печать на новый закон о местных органах самоуправления [85] .

Но на этом не закончились невзгоды прусского кабинета. Несколько министров пожаловались королю на нескончаемые отлучки Бисмарка. Министра земледелия фон Зельхова оскорбило то, что его не привлекли к обсуждению законопроекта о местных администрациях. Подумывали об отставке Роон и Иценплиц. Бисмарк не мог допустить, чтобы от него ушли «министры конфликта»: могли подумать, будто он затевает новый либеральный курс. В середине ноября Бисмарк мрачно писал Роону о своем очередном нездоровье:

...

«В последние дни я снова чувствую себя неважно, с позавчерашнего дня не поднимаюсь из постели и упал духом из-за этого, поскольку прежде мне стало заметно лучше. Да хранит Вас Бог, в жизни человека не так быстро все меняется к худшему, главное – не разлагаться»97.

Через день он написал Вильгельму I, извиняясь за то, что вследствие слабого здоровья не смог быть рядом с кайзером во время кризиса. Он пытался по просьбе Эйленбурга вмешаться на расстоянии, но это привело лишь к недоразумениям и еще больше расстроило его здоровье: «Поэтому я попросил Роона вызвать меня только в том случае, если понадоблюсь вашему величеству, и уведомил его о том, что не буду более поддерживать индивидуальную переписку с каждым из моих коллег»98. Эта версия искажает реальную ситуацию. Отказ вмешаться в процесс прохождения законопроекта, как и его длительное отсутствие в Берлине способствовали обострению и затягиванию кризиса. В данном случае Бисмарк по примеру Понтия Пилата просто-напросто умыл руки и ушел от ответственности.

В середине декабря Бисмарк получил известия о том, что Роон подал прошение об отставке, и решил поступить таким же образом. Отвечая «его превосходительству» 13 декабря, он написал о намерении обратиться к его величеству с просьбой разрешить ему «разделить функции, вверенные мне и предполагающие, что его величество желают и дальше видеть меня на службе… с тем чтобы оставить за собой руководство делами рейха, включая внешнюю политику»99. В частном же письме «дорогому Роону», отправленном в тот же день, Бисмарк сообщил: ситуация требует его скорейшего возвращения в Берлин «не потому, что я совершенно здоров, а потому что мне необходимо многое обсудить лично с его величеством и с Вами». Здесь же мы читаем занимательную сентенцию о «неслыханной аномалии, когда министр иностранных дел великой державы одновременно отвечает и за внутреннюю политику». Что мог подумать старый Роон, видевший, как Бисмарк наращивал свое всевластие? Еще интереснее его дальнейшие признания:

...

«В моем роде занятий аккумулируешь вокруг себя много врагов, не обретаешь новых друзей, а теряешь старых, если в продолжение всех десяти лет служишь своему делу честно и бесстрашно. Я в немилости у всех ( sic !) членов королевской семьи, и король стал доверять мне меньше. Даже у стен есть уши. В результате мне теперь труднее проводить внешнюю политику… Во внутренних делах я лишился приемлемой для меня поддержки из-за предательства консерваторов по проблеме католиков. В моем возрасте, когда осознаешь, что жить осталось недолго, потеря старых друзей и связей наводит на унылые размышления об этом ( sic !) мире и парализует. Болезнь жены, за последние месяцы еще более обострившаяся, добавляет мне тревог. Мои силы истощены перенапряжением. У короля, не вылезающего из седла, нет ни малейшего представления о том, что он уже загнал когда-то сильную лошадь. Ленивый живет дольше»100.