Белая роза - Маке Огюст

Перкин приподнялся на локте, оглядел все вокруг, увидел арку, мрачную улицу, крыши домов в готическом стиле, раскинувшееся впереди пространство, словно нарезанное на части золотыми солнечными лучами.

— Нет, я ничего не узнаю, — спокойно ответил он.

И вновь разлегся в своих носилках.

— Давайте отвезем его прямо домой. Тут уж ничего не поделаешь. Счастье уже то, что мы доставили его живым. Если будем медлить, так он, не дай Бог, еще умрет у нас на руках.

После этих слов Жана караван продолжил путь, носилки переправили через мост, и кавалькада приблизилась к дому госпожи Уорбек как раз в тот момент, когда та уже была готова сесть на мула и поспешить навстречу своему сыну.

Открылись ворота, опустили носилки. Зэбе протянул Перкину руку и подставил плечо, чтобы помочь ему ступить на землю. Но тот отверг помощь старого еврея, легко выпрыгнул из носилок и стал очень внимательно и с удивлением рассматривать отчий дом.

Тем временем поднялась страшная суета, со всех сторон раздались радостные крики. Из прихожей выбежала женщина, прорвалась через толпу и словно обезумевшая, ничего не видя от слез и крови, из самого сердца прихлынувшей к ее глазам, бросилась вперед и раскрыла объятия прибывшему сыну. Все почтительно посторонились, пропуская вперед счастливую мать, а она вцепилась в молодого человека и потащила его в отгороженный занавесом внутренний двор.

Перкин мягко оттолкнул ее.

— Кто эта дама? — спросил он у Зэбе.

— Он не узнаёт свою мать! — воскликнул старик.

Зэбе уже находился в прихожей и рассказывал слугам о болезни молодого человека.

Потрясенная госпожа Уорбек отступила назад. Она вся дрожала, и в ее неподвижных глазах нарастало выражение настоящего безумия.

— Разве это Перкин?.. — прошептала она. — Разве вы мой сын?..

Но Перкин хранил молчание. Он стоял, рассматривал эту женщину, и в его глазах не было ни удивления, ни теплых чувств. Единственная эмоция, которую можно было прочитать в его умном и спокойном взгляде, напоминала скорее сострадание.

— У моего сына были черные волосы, — произнесла мать, которой, как казалось, начало передаваться безумие, ранее свойственное ее сыну. — А у вас-то волосы светлые. Ну ладно, цвет волос может измениться, но вот черты лица… У моего сына другие черты лица. Скажите же что-нибудь, сударь мой… Вы не узнаете свою мать?

— Нет, сударыня, — ответил Перкин тягучим и приятным голосом.

— Тогда зачем вы обманываете меня? — с непередаваемым отчаянием воскликнула саксонка. — Зачем вам этот обман?.. Это нехорошо…

— Я вовсе не в сговоре с этими людьми, — сказал Перкин. — Я с ними даже не знаком.

Все собравшиеся в прихожей наблюдали эту сцену, но никто не понимал смысла еле слышных слов, которыми с тяжелыми чувствами обменивались эти два чужих друг другу человека.

— Госпожа, — сказал Зэбе, подойдя к несчастной матери, — остерегитесь, вы слишком долго расспрашиваете его. От этого может усилиться его безумие.

Но саксонка не слушала Зэбе. Она уже потеряла терпение. Дрожащей рукой она схватила старика за отворот кафтана и, метнув на него дикий взгляд, сказала срывающимся голосом:

— Сначала скажи мне, кто ты такой?

— Зэбе, госпожа… вам это хорошо известно, — ответил опешивший еврей.

— Какой еще Зэбе?

— Управляющий товарным складом в Константинополе, госпожа.

"Похоже, все в этой семье сошли с ума", — подумал при этом Зэбе.

— А кто этот молодой человек?

У Зэбе от изумления глаза полезли на лоб.

"И она сошла с ума", — подумал он.

— Где ты его нашел? — продолжала засыпать его вопросами саксонка.

— В Константинополе. Там меня вызвал его отец. Я же вам писал.

— Я знаю, что ты мне писал. Но ты написал, что господин Уорбек поручил твоим заботам моего сына. Ты писал, что привезешь моего сына. Так вот, мерзавец, это не мой сын!

— Смилуйтесь! — закричал Зэбе, ломая руки. — Вы издеваетесь над бедным стариком, госпожа.

— Ты, подлый изменник, умрешь от моей руки, если сам не признаешь свое предательство и не вернешь мне дитя, которое я носила в своей утробе.

— Небом клянусь, госпожа…

— Не богохульствуй, мерзавец. Этот молодой человек сам признался, что не знаком со мной.

— Но это от слабоумия… То же самое он твердил своему отцу.

— Он говорил то же самое господину Уорбеку?

— Откуда же мне знать? Сам господин Уорбек мне такого не говорил. Но все это результат ранения головы, которое произошло у него в детстве.

— Никогда у моего сына не было ранения головы.

— Ну как же, хозяйка, поглядите на шрам!

— Никогда у моего сына не было на голове шрама, — воскликнула мать и с ужасом оттолкнула Перкина. — Так, значит, это заговор, совершено преступление!.. У меня украли сына и пытаются подсунуть мне самозванца… Но у меня имеются друзья и защитники. Меня защитят, за меня отомстят. Но сначала ты, мерзкий старик, докажи-ка, что мой муж поручил твоим заботам этого молодого человека. А если не докажешь, передам тебя правосудию!

Под этим градом ругательств и обвинений, опасный смысл которых ему не был понятен, Зэбе так растерялся, что не сразу вспомнил о завещании Уорбека и ценностях, которые он с трудом сохранил во время путешествия. Он радостно хлопнул себя по лбу, вынул из-за пазухи пакет, весьма грязный даже для еврея XV века, и вручил потерявшей терпение хозяйке послание, которое велел передать умирающий Уорбек.

Саксонка сломала печать на тяжелом конверте. Из него вывалилась кипа банковских документов и векселей, которые разлетелись по всему двору. Миллионы золотом валялись на каменных плитах и плавали в фонтане.

Госпоже Уорбек наконец удалось отыскать письмо, написанное ее мужем. Она в одно мгновение прочитала его и внезапно, выйдя из себя, с красными от крови глазами и беспомощным выражением лица закричала.

— Мадам, мадам! — вопила она, протягивая руки к герцогине. — На помощь!

Маргарита спустилась во двор еще в начале этой ужасной сцены, как только она увидела у несчастной матери первые признаки помешательства. Она схватила саксонку в объятия. Та не могла выговорить ни слова. Зубы ее были крепко сжаты, на губах появилась пена, все тело было в оцепенении.

— Держитесь, я с вами, — сказала герцогиня. — Что произошло?

— Произошло то, — пробормотала несчастная, — что Уорбек отомстил мне и убил моего сына!

Произнеся эти слова, она воздела руки к небу, словно хотела проклясть того, кого уже не было в живых. С невыносимо потерянным видом она принялась искать вокруг себя своего дорогого сына, которого, казалось, она видела среди теней потустороннего мира, но неожиданно сердце ее разорвалось, изо рта полилась кровь. Вместо крика из ее рта вырвался последний вздох.

Все стоявшие вокруг люди содрогнулись от ужаса. Кэтрин бросилась в домашнюю часовню и опустилась на колени.

Тем временем Маргарита вынула письмо мужа из судорожно сжатых пальцев саксонки.

"Вы завели ребенка в моем доме, — писал Уорбек. — А я посылаю в ваш дом другого ребенка. Это тоже чей-то сын".

— Бедная женщина! — прошептала герцогиня, глядя, как плачущие слуги поднимают тело хозяйки.

В двух шагах от нее побледневший Перкин, весь дрожа и ничего не понимая, наблюдал за этой страшной катастрофой, причиной и свидетелем которой он оказался.

Маргарита подняла взгляд и стала рассматривать его бледное лицо и благородный лоб. Из глаз застывшего в ужасе Перкина выкатились слезы и потекли по щекам.

— Неужели этот молодой человек и вправду сумасшедший? — спросила принцесса. — Что-то не похоже. Посмотрите, Фрион, он все понимает, он плачет. Кто он на самом деле? Откуда он взялся?..

Фрион ничего не ответил. За него говорил его взгляд. Было видно, что он поглощен какой-то мыслью.

Приезд герцогини наделал много шума в Турне.

Бывшая государыня пользовалась большим уважением и ее по-прежнему побаивались. И хотя у этого города теперь был другой государь, герцогиня все еще могла рассчитывать на почтительное отношение к себе со стороны местных жителей, опасавшихся возврата к прежним временам. Поэтому члены городского совета и мэр города не заставили себя долго ждать и явились засвидетельствовать свое почтение герцогине. Они прибыли к дому госпожи Уорбек, уже осведомленные о странном событии, неожиданно погрузившем этот дом в траур.