Пороховой погреб Европы - Александр Григорьевич Задохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это положение на 100 лет стало официальной программой русской дипломатии по отношению к австрийским притязаниям на Балканах. При этом, не желая ненужных для нее осложнений, Россия целенаправленно блокировала любые сербские авантюры, чреватые непредсказуемыми внешнеполитическими последствиями. Не вмешиваясь прямо в сербские дела, Петербург внимательно наблюдал за развитием внутриполитической ситуации в Сербии, ища и находя силы, на которые Россия могла бы опереться и которые могли бы стать опорой для русской дипломатии на Балканах.
В конце 1860-х годов при участии российской дипломатии был урегулирован сербско-албанский спор, и в начале 1868 года в Белграде был заключен договор о совместной войне сербов и вождей Северной Албании против турок. Под покровительством России правительства Сербии, Греции, Черногории и Румынии провели переговоры и подписали договоры о союзе и взаимной помощи. Так к 1868 году окончательно оформился Балканский союз. Русская дипломатия предполагала включить в состав союза и представителей Болгарии. Одновременно с этим, обратив внимание европейских держав на отсутствие в Европейской Турции реформ, обещанных Стамбулом, Петербург предложил свой проект решения Восточного вопроса, предусматривающий предоставление автономии угнетенным народам Европейской Турции. Англия и Франция этот проект не приняли.
Возникновение в конце 1860-х годов в центре Европы объединенной Германии и франко-германская война 1870 года, ознаменовавшая собой появление нового фактора силы в Европе, во многом стали переломными событиями. Соперничество великих держав неизбежно вело к переделу мира. В 1881 году Бисмарк добился создания под эгидой Берлина союза трех держав Германии, Австро-Венгрии и Италии, получившего название Тройственного союза. На протяжении почти сорока лет Тройственный союз оставался дипломатическим образованием, которое работало на войну, а не на мир. Создание этого союза, направленного в первую очередь против Франции, стало катализатором тех внешнеполитических действий и контрдействий европейских стран, цепь которых привела в итоге к мировой катастрофе 1914 года.
Восточный вопрос вплоть до Первой мировой войны оставался одной из болевых точек европейской политики. Владения ослабевшей, одряхлевшей, отсталой военно-феодальной Османской империи потенциально являлись одной из тех «шкур неубитого медведя», которые предстояло поделить между великими державами. Все хотели получить что-то за счет Турции — «больного человека на Босфоре», как называл ее Бисмарк.
Для внешней политики России на этом направлении ключевым вопросом был вопрос о черноморских проливах и выходе в Средиземное море. При этом стремление России открыть путь к Средиземному морю неизменно наталкивалось на противодействие Англии. Наличие на Балканском полуострове славянских народов и неславянских, исповедующих православие, облегчало России задачу и позволяло создать лояльную опору. На первых порах в Петербурге рассматривали в качестве такой опоры автономные, а затем независимые Сербию и Черногорию, а также Румынию и Грецию. Сербия и Черногория выглядели тем не менее предпочтительней, так как были населены славянами.
Сближение России с Сербией обостряло русско-австрийские отношения. Еще в первой половине XIX столетия австрийский канцлер Меттерних заявил: «Сербия должна быть либо турецкой, либо австрийской», недвусмысленно дав понять тем самым, что Вена считает Сербию сферой своих стратегических интересов. «Будущее Австро-Венгрии — на Балканах!» — любил повторять начальник Генерального штаба императорской армии фельдмаршал Конрад фон Гетцендорф. Балканы являлись важным рынком для австрийских промышленных товаров. «Экономическое освоение балканского плацдарма» являлось одной из внешнеполитических задач империи. Специально созданный в структуре МИДа Австро-Венгрии торгово-политический отдел занимался вопросами политического обеспечения и расширения австро-венгерской экономической деятельности на Балканах. Важное место в балканской политике Вены занимали вопрос о режиме международного судоходства по Дунаю и проблема торгового выхода Австрии через порт Салоники в Эгейское море и оттуда — на Ближний Восток.
В правящих кругах Вены и Будапешта существовало довольно влиятельное течение, выступавшие за расширение границ империи путем экспансии на юго-восток. Война, по мысли венских политиков, должна была открыть путь на Ближний и Средний Восток и в итоге обеспечить экономическое и политическое преобладание австро-германского блока над другими великими державами.
На пути этих планов стояла только одна страна: Сербия. И Сербию требовалось устранить с дороги, либо включив ее в сферу австрийского влияния, либо ликвидировав ее «как фактор силы на Балканах». Кроме того, победоносная война с Сербией должна была ослабить панславистские настроения среди славян Австро-Венгрии, что явилось бы средством спасения самой Австро-Венгрии — славянское национальное движение грозило распадом империи. Покончив с Сербией, монархия Габсбургов могла рассчитывать на свое укрепление.
Таким образом, в Восточном вопросе за внутрибалканскими противоречиями фактически скрывалась борьба за наследство Османской империи и за сферы влияния, в которой сталкивались интересы России, Австро-Венгрии, Италии, Германии, Англии и Франции. Наивысшей точкой этой борьбы стала русско-турецкая война 1877–1878 годов.
ВОСТОЧНЫЙ КРИЗИС (1875–1878)
В июне 1875 года в Герцеговине вспыхнуло стихийное массовое восстание, спровоцированное начавшейся массовой резней турками христианского населения. Все народы Балкан восприняли эту весть как свидетельство того, что пробил час освобождения. В Боснии, Болгарии, Албании, Македонии стремительно поднималась волна национально-освободительных движений. Балканский кризис грозил перерасти в общеевропейский.
Восстания на Балканах явились для всех без исключения европейских государств полной неожиданностью. В начале кризиса великие державы отрицательно смотрели на начавшиеся волнения на Балканах. Сообщения о турецких зверствах в Герцеговине и Болгарии, заполнявшие страницы европейской прессы, волновали больше общественное мнение, чем политиков. Лидеры европейских держав были склоны к сохранению Османской империи. Яркой иллюстрацией позиции Европы в отношении Балканского кризиса могут служить строки из письма английского посла в Стамбуле Г. Эллиота. Английская политика на Ближнем Востоке, писал Эллиот в Лондон, не должна изменяться в зависимости от того, будет ли убито 10 или 20 тысяч болгар. В задачу Англии по-прежнему должна входить поддержка Турции, так как ее неконтролируемый распад грозил для ближневосточной политики Англии непредсказуемыми последствиями. Стоя на этой позиции, Англия была склонна преуменьшать размах национально-освободительной борьбы на Балканах и приписывать его «подстрекательству» иностранных агентов.
Гораздо больше национально-освободительная борьба народов Балкан волновала Австро-Венгрию — ведь события развивались в непосредственной близости от ее границ. Австрийское правительство опасалось роста освободительных настроений у славянского населения империи — хорватов, чехов, поляков и др. Поэтому в Вене были заинтересованы в сохранении турецкого владычества над славянскими народами. Берлинская газета «Националь Цайтунг» писала в августе 1875 года, что венские националисты питают враждебность к «славянскому национальному элементу», а австрийская пресса «проповедует дикую ненависть к христианским народам Турции». Вместе с тем в правящих кругах Австрии существовало течение сторонников «триединой» империи, которое считало необходимым воспользоваться слабостью Османской империи и начавшимся восстанием славян для захвата этих территорий.
Франция на начальном этапе Восточного кризиса ставила
