Цветы на камнях - Сергей Байбара

- Успеешь. А назад доставим вас с комфортом. Я думаю, старик тебя долго не задержит.

В этот момент калитка хлопнула и во двор вбежала очаровательная смуглая девчушка, лет десяти. Ее звали Анна, старшая дочь Начоса. Средней дочери – Кумпарсите, - было девять, а сыну, Хосе, - семь лет. За забором стояли подружки Анны и с любопытством глядели, что же происходит в саду. Они о чем-то переговаривались между собой и, время от времени тихое загадочное шептание перерастало в звонкий смех.

- А вот и моя красотка! – Рамон довольно улыбнулся, сказал ей что-то по-английски. Девочка подошла к гостям и, подобрав края платьица, присела в коротком поклоне.

- Доброе утро, господа! – прощебетал по-грузински тоненький голосочек. Потом, не будучи уверенной, что сказал правильно, девочка повторила то же по-английски.

- Здравствуйте, юная леди! – улыбнулся Тенгиз.

- Здравствуй, дочка, - отозвался Сергей.

- Здравствуйте, здравствуйте, - помахали девочки шляпками из-за забора.

- Девочки, заходите во двор! Хотите чаю? – позвал их Начос. Те только вертели головками и хихикали.

Девочка подбежала к отцу, что-то сказала ему на ухо. Тот кивнул головой, ответил ей по-английски. Довольная девочка чмокнула отца в щеку, забежала в дом. Спустя минуту вылетела во двор, держа в руках разноцветную картонную коробочку, и побежала к подружкам. Через минуту все это средоточие детской радости и веселья как ветром сдуло.

- Попросила цветные мелки, чтобы похвастаться перед подружками, - сказал счастливый отец. – Я ее кроме грузинского пробую еще английскому учить. Мой родной, испанский, ей вряд ли пригодится.

- Красавица! – сказал Тенгиз. – Погоди, папаша, пройдет немного времени, и будут к ней женихи ходить!

- No, no, no. Это моя жемчужина. Чтоб к ней посвататься, парень должен быть, по меньшей мере, носить на груди Пурпурное Сердце!

- А Орден Чести пойдет? – шутливо поинтересовался Тенгиз.

- Да уж сразу, Герой Советского Союза, - пробасил Сергей. Потом он спросил:

- Слушай, Рамон?

- What?

- А у меня, между прочим, сын подрастает, - вкрадчиво заметил Сергей, елейно улыбаясь, как святой угодник. – Договоримся, камрад?

- Так, хватит! – Рамон встал из-за стола, начал надевать китель, но засмеялся так, что не сразу попал рукой в рукав. – Come on, пошли на станцию, старые вы разбойники!

- Ну вот. Почему сразу старые?! – Сергей встал из-за стола, взял сумку.

Через полчаса интернациональная троица была на станции. Рядом гудел, шумел, мычал и визжал базар. По выщербленной лестнице они поднялись на платформу, держась за поломанные, ржавые перила.

- Серж, ты всегда с оружием ходишь? – спросил американец.

- В последнее время – да.

- Где поезд, а? Слушайте, я ничего не успею! – беспокоился Тенгиз.

Кроме них на платформе ожидали поезда еще человек пятнадцать. Несколько женщин с детьми, а так, в основном, зрелые, степенные мужчины, многие, как и Сергей, вооруженные.

Наконец, вдали раздался гудок и, спустя несколько минут к платформе подошел «экспресс». Он представлял собой электрическую дрезину, похожий на технические вагоны трамвая, которые Сергей видел раньше и Грузии, и в России. Грузовая платформа, оборудованная скамьями, находилась впереди кабины, от которой к проводам тянулся контактный рычаг. Кабина, судя по остаткам краски, когда-то была желто-красного цвета. В носовой части платформы размещался крупнокалиберный танковый пулемет Владимирова, за которым сидел пожилой стрелок в старой железнодорожной форме. Когда пассажиры уселись по местам между рядом прошел угрюмый одноногий старик на костылях. На груди у него висела жестяная коробка, куда пассажиры должны были положить плату за проезд, - по два патрона мужчины, по одному патрону женщины и дети. Когда «деньги» были собраны, кондуктор поковылял в сторону кабины. Через пару минут раздался гудок и поезд медленно тронулся с места, набирая скорость в сторону Хашури.

Гудение машины и стук колес нагонял на Тенгиза скорбные воспоминания. Если закрыть глаза, можно представить, что никакой войны не было, что ты сидишь в вагоне поезда, который везет тебя к морю, в веселый, зеленый Батуми. Или в галдящую, неспокойную столицу, расцвеченную огнями ярких витрин.

Тенгиз огляделся по сторонам. Остались позади развалины многоэтажного дома с черными глазницами окон, скрюченные, высохшие деревья, ржавеющий в скудной траве недалеко от путей грузовик. По левую сторону от дороги тянулось громадное кладбище с покосившимися надгробиями и полусгнившими крестами. «Хватит ли у нас сил когда-нибудь это вычистить, вымести эти памятники разрухи и скорби?» - подумал Тенгиз.

Поезд набирал скорость. Через час они будут в Хашури.

Спустя сорок минут электродрезина достигла центра Союза Выживших поселений Центральной Грузии. По обеим сторонам железной дороги тянулись промышленные здания и жилые дома. Половина их была заброшена, но в целом городок имел довольно ухоженный вид. По сравнению с остальными поселками. Здесь на улицах было чисто, спокойно, а в жилых домах по вечерам даже включали электричество!

До войны Хашури был довольно крупным транспортным узлом в центре страны. У железнодорожного депо встали когда-то на вечную стоянку грузовые составы и пассажирские поезда дальнего следования. Содержимое грузовых вагонов и цистерн было уже давно экспроприировано жителями города и использовано по назначению. Большая часть технических сооружений и корпусов были заброшены или наполовину разобраны. Неиспользуемые железнодорожные пути поросли травой и кустарником, в контейнерах на платформах были созданы склады, а в бывших поездах открылись торговые ряды. Правда, все ценное с вагонов было снято, часть окон была выбита и закрыта фанерными щитами, зато на среднем вагоне красовалась гордая табличка «SUPEЯMAЯKET». Видимо, у художника были проблемы с английской грамматикой, но получилось все равно солидно. На отшибе покрывался ржавчиной старинный паровоз, а неподалеку, на постаменте выделялся памятник-локомотив, который когда-то был ярко-зеленого цвета. Сейчас стекла в локомотиве были выбиты, а почти все мало-мальски пригодное для использование снято.

- Поезд дальше не идет, просьба покинуть вагон! – провозгласил машинист. Пассажиры вышли на платформу и начали расходиться кто куда.

Хотя большая часть города была заброшена, но по меркам их поселка, Хашури был весьма многолюден. У поблекшего, лишенного стекол здания вокзала и на станции туда-сюда сновали люди, в военной форме и в гражданской одежде.

В городе проживало около полутора тысячи человек. Большая часть многоэтажных домов была непригодна для жилья, но одноэтажные и двухэтажные дома типа имели ухоженный вид. По нынешним меркам это был настоящий мегалополис, где по вечерам на некоторых улицах даже зажигали электрические фонари!

Почти половина северной части города была нежилой. Там располагались только патрульные заставы в опустевших домах и трудились рабочие, что-то ремонтируя или разбирая. Когда-то город утопал в зелени, но сейчас живых деревьев в городе осталась едва ли половина. Почти все многоэтажки были заброшены и некоторые из них начали обрушаться. Речка Сурамули, протекавшая через город с севера на юг практически прекратила свое существование и превратилась в грязный ручеек, текущий между серыми унылыми бережками.

Южная часть между железной дорогой и Курой была более многолюдна. Здесь размещался Центральный штаб Совета, большая часть торговых лавок и магазинов, гостиницы и питейные заведения. В Хашури был даже свой театр!

Кое-где на улицах еще попадались облезлые корпуса брошенных автомобилей и сгоревшие останки военной техники, еще не отправленные на переплавку. Мимо иногда проносились спешащие куда-то всадники, трубя в рожки. Между прохожими чинно расхаживали вооруженные мужчины в натовской форме с белыми нарукавными повязками. Местные силы охраны порядка.

На одном из перекрестков друзья вздрогнули от пронзительного гудка автомобиля и рева могучей турбины. Этот забытые звуки из другого времени заставили недовольных прохожих отойти с проезжей части на разбитые тротуары. Мимо них медленно проехал камуфлированный «Хаммер», а за ним грохотал серый от пыли, видавший виды «Т-80». Грохочущие машины быстро скрылись из виду, однако на следующем перекрестке снова встали. Непреодолимым препятствием стало стадо овец, которое закупорило и без того неширокий проезд. Из «хаммера» с матюгами выскочил мужчина в американской военной форме и принялся громко выяснять отношения с чабаном. Английская речь перемежалась с крепкими картлийскими словечками, овечье блеяние, - с ревом танкового двигателя.

- Тенгиз! – засмеялся Сергей, указывая на столпотворение. – И тут пробки!

Тенгиз же решил не оставаться сторонним наблюдателем. Оставив товарищей, он направился к спорщикам и включился в дискуссию. Подбежали и двое охранников правопорядка. Мигом собралась шумная, многоголосая толпа зевак. Танкисты, вылезшие из люков, с интересом наблюдали за ходом диспута на тему «какого черта?!» и изредка вставляли свои замечания. В общем, пока американский офицер, Тенгиз, чабан, патрульные и Рамон с Сергеем загоняли перепуганных овец, ревущих как стадо драконов, в какой-то переулок, прошло еще полчаса. Рамон, отряхивая китель, просил что-то у пассажира «Хаммера», затем отдал ему честь и сказал товарищам: