Журнал «Вокруг Света» №09 за 1988 год - Вокруг Света

На обратном пути к вертолету Гунг разъяснил: одна такая лаборатория может в год переработать тонн шестьдесят, а то и больше, если регулярно подвозят сырец. Урожай мака собирают два раза в год. Но нужно его надежно укрыть, сберечь от полицейской облавы или бандитского налета. Возможны в неожиданности во время транспортировки. Хотя наркотический бизнес стал более рискованным, его объем увеличивается: годовой урожай «Золотого треугольника» после конечной реализации оценивается в 140—160 миллиардов долларов.

Найти лаборатории чрезвычайно трудно. Тем более, что в последние годы они стали мобильными. Как только полиция нападает на след, оборудование демонтируют, навьючивают на мулов, и караван исчезает в горах. А через два-три дня лаборатория вновь изготовляет дьявольский порошок. Контрабандисты подкупают служащих пограничных застав и полицейских участков. Кроме того, синдикаты «Золотого треугольника» многими тайными нитями связаны со множеством помощников, легально живущих и работающих в провинции Чиангмай, в Бангкоке и за границей.

Еще труднее, по словам Гунга, перехватить наркотик, уже вывезенный с гор.

Существует бесчисленное множество способов его транспортировки. И постоянно изобретаются все новые. Можно, конечно, на всех дорогах, ведущих с севера на юг, установить контрольные посты. Но на несколько десятков километров впереди грузовика с наркотиками идут другие машины, с рациями. По сигналу опасности грузовик останавливается и пережидает. День, два, вообще сколько потребуется. А то и вовсе свернет куда-нибудь в потайное место. Там груз распределят по легковым автомобилям, у которых, к примеру, бензобаки с двойным дном. И чем тщательнее осмотр, тем длиннее колонна ожидающих проезда. Назавтра хозяева идут с жалобами в департамент, к министру, к премьеру. Кто уплатит неустойку за опоздание груза, за несоблюдение контракта?

Крупные партии захватывают только в результате информации от соперничающей банды, от человека, которого обидели, обошли, от внедрившихся агентов. Но последние, как правило, долго не живут, и охотников идти в логово мало. В основном попадаются дилетанты. Из Западной Европы, Австралии, Америки. Прилетит такой в Бангкок (некоторые и до Чинграя добираются), осмотрится немного, найдет выход на местных продавцов героина, закупит, сколько может, и ломает голову, как «похитрее» его спрятать. Двойное дно в чемоданах, сумках уже редко встречается — слишком известно. Обматывает чем-нибудь тело, а в обмотке — порошок в пакетиках. Или в полой картинной раме, в ручках медицинских инструментов, в бюстгальтерах из двойной материи. Набивают «сосиски» с оболочкой из тонкой резины и глотают. И невдомек любителям поживиться, что их уже ждут. Потому что тот, кто сбыл наркотик и получил деньги, сразу же сообщает «своему» полицейскому, который оберегает продавца. За пойманного преступника страж закона получает высокое вознаграждение. Начальник рапортует, и его тоже хвалят. Статистика подобных «раскрытий» превосходная. А тонны героина продолжают уплывать за океан.

Почему же наркотик не уничтожают, что называется, на корню? Почему маковому зернышку дают прорасти, а белому цветку расцвести и превратиться в коробочку? Ведь, казалось бы, проще уничтожить маковое поле, чем потом вылавливать его урожай. Подполковнику эти вопросы пришлись не по душе. «Истреблением мака на полях мало что добьешься,— сказал он.— Его начнут сеять на расчищенных от зарослей полосах по склонам гор, на маленьких лужайках. Такие места обнаружить еще труднее. Полиции только прибавится работы. Да и небезопасно идти по пути уничтожения того, что веками выращивали здешние племена. Они ведь это делают не для наживы, а для того, чтобы выжить. И если отнять средство существования и не дать ничего взамен, начнется война. Горцы — народ простой и тихий. Но стрелки все — и мужчины, и женщины — отменные. И оружия столько, что каждый дом может стать крепостью. Поэтому о том, как быть с полями и с людьми, которые с этих полей кормятся, пусть думает правительство».

Обедать решено было в Мейсалонге. Мне повезло. Прежде Гунг не намеревался куда-либо залетать. Очевидно, осмотр лаборатории и разговор с пограничниками не прояснил, кто же ее хозяин. В треугольнике было несколько группировок. Но властвовали с переменным успехом три: гоминьдановцы, «армия», которой руководил Кхун Са, и шанские «армии». Последние не забирались в края, над которыми мы летали. Значит, лаборатория могла принадлежать либо Кхун Са, либо гоминьдановцам. Определить, кому именно, имело принципиальное значение. Таиландским правительством Кхун Са поставлен вне закона. В опубликованном американским конгрессом списке он числился среди самых опасных главарей наркобизнеса. За его голову обещана награда в 100 тысяч долларов. С гоминьдановцами же у таиландских властей, как и у ЦРУ, особые отношения.

И вот сейчас мы летим в Мейсалонг — штаб-квартиру так называемой пятой дивизии. В 1963 году 93-я гоминьдановская дивизия раскололась на две части. Главари обеих сохранили название «дивизия». Только одна часть во главе с генералом Ли Венхуаном стала «третьей дивизией» и разместилась в деревне Тамнгоб провинции Чиангмай. А другая под номером «пять» — ею командует генерал Туан Шивен — сделала своим оплотом деревню Мейсалонг в провинции Чианграй.

В течение двух десятков лет 93-я, а потом 3-я и 5-я дивизии оказывали немало услуг Бангкоку и ЦРУ: передавали шпионскую информацию о КНР, Бирме, Лаосе, служили заслоном от «коммунистического проникновения» в северной части таиландской границы, участвовали в рейдах против патриотических сил Таиланда, охраняли строительство автомагистрали стратегического назначения. Но в 1970 году тайские власти приняли решение поставить гоминьдановцев под свой контроль. Им было предложено сдать оружие, покончить с торговлей наркотиками, провести перепись, заняться возделыванием земель, уплачивать налоги, организовать систему обучения тайскому языку. За осуществлением этой программы «таизации» поручили следить отряду из войск специального назначения, а подконтрольную территорию выделили в военный округ 04. Китайцы сочли благоразумным подчиниться, но, как показали последующие годы, сделали это только внешне.

«Сувениры» от «триад»

Когда спала полуденная жара, сотрудники американского посольства в Бангкоке вышли на волейбольную площадку. Увитый зеленью высокий забор отделял ее от дома, где располагался кабинет посла. Иногда мяч залетал на лужайку перед кабинетом, и служанка бросала его обратно. И в этот раз, когда что-то круглое покатилось по газону, она направилась к забору. Вдруг с воплем ужаса бросилась назад, к стоявшему на посту у входа морскому пехотинцу. Указывая рукой на лужайку, она лепетала: «Там... там...» Часовой нажал кнопку на пульте, примчался дежурный наряд морских пехотинцев с автоматами на изготовку. Через несколько минут офицер вернулся с лужайки и приказал часовому вызвать резиденцию посла.

Приехавшему вскоре послу доложили о происшествии, и он, в свою очередь, вызвал двух советников. Уже полчаса они обсуждали случившееся, когда дежурный по спецсвязи доложил послу, что с ним хочет говорить премьер-министр.

— Хорошо, что вы позвонили,— сказал посол, поприветствовав премьера.— Мне на лужайку подбросили отрубленную голову. Только что установили: она принадлежала одному из э-э... наших друзей в Чайнатауне. Уже само по себе неприятно, что кто-то с кем-то сводит счеты и при этом бросает тень на нас. Но данный случай, видимо, имеет особое значение?

— Несомненно. Тем более, что час назад я лично обнаружил у себя в ванной комнате отрубленную голову. Мне доложили, что убитым оказался офицер, отвечающий за оперативную связь с военным округом 04.

— Вы полагаете, что убийства организовали китайцы из Чиангмая?

— Думаю, что это — ответ на нашу политику таизации. Генералы из пятой и третьей дивизий — члены тайных обществ. А эти головы — типичная работа «триад».

На следующий день утром к послу явился советник — резидент ЦРУ.

— Взгляните,— сказал он,— протягивая прозрачную пластмассовую коробочку для ювелирных украшений. Внутри, на черной бархатной подушечке, лежал неправильной формы шарик, словно бы сделанный из матового стекла с зеленым круглым пятном.

— Что это? Искусственный глаз? — спросил посол.

— Да, это глаз. Только не искусственный, а настоящий. И принадлежал он нашему лучшему агенту, владельцу французского ресторана на Сукхумвит-роуд, сотрудничавшему с нами еще со второй мировой войны. Тогда он потерял один глаз. А вчера его лишили второго. Правда, вместе с глазом на этот раз он потерял и голову. Заодно ухлопали и его молоденькую жену, чтобы не болтала. Этот француз имел хорошие контакты с боссами из «триад». Они догадывались, что он работал на нас.