Словен. Первый князь Новгородский - Василий Седугин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Садись, князь, за стол. Сейчас распоряжусь об угощении.
— Спасибо, я сыт, — ответил Словен, присаживаясь на табуретку.
— Как же, гость, и без угощения? — Она приказала слугам накрывать на стол.
Из-за занавеса, протирая глаза, вышел Довбуш.
— Я тут вздремнул после обеда, сморило что-то, — проговорил он, подавая руку Словену и присаживаясь рядом с ним. — Какими судьбами? Дело какое-то ко мне привело?
— Да нет, зашел просто так.
— Это хорошо. Люблю с тобой поболтать. Не то что другие, ты всегда и по каждому поводу имеешь свое мнение, мне интересно слушать тебя. Как идет охота?
— Потихоньку, — неопределенно ответил Словен.
— Он тут охотится совсем на другую дичь, — встряла Гудни.
— А мы столько настреляли зверя, что, наверно, скоро забьем все ледники, и мяса нам хватит до осени.
Словен знал, что бодричи рыли длинные, постепенно углубляющиеся погреба, которые уходили в землю в три человеческих роста, там царил холод. Затем загружали его колотым льдом, и этот лед сохранялся там до первых морозов. Продукты лежали длительное время и не портились.
Слуги между тем поставили на стол вареное мясо, жареные грибы, клубнику и в кувшинах медовый квас.
Довбуш разговор перевел с охоты на перестройку в работе Боярской думы и повышение роли и значения вече, которое открывало новые возможности в расширении народовластия в стране. Великий князь говорил много и охотно, приводил примеры, сравнивал свое правление с другими великими князьями, подчеркивал свою приверженность заветам великого Русса, доказывал, что его преобразования усилят могущество и процветание Руссинии.
Словен на этот раз слушал молча и не возражал. Отчасти потому, что и сам не был убежден в своих взглядах, считая, что действия Довбуша не укрепят великокняжескую власть, а, наоборот, ослабят ее, что в конечном итоге могло отразиться на судьбе всей страны.
Но главное, почему Словен плохо слушал Довбуша, было то, что его мысли были заняты Баженой. Он и сел так, чтобы краем глаза наблюдать за ней, как быстро и умело перебирает она пальчиками, как мелькают тонкие спицы, как струится нить; порой она дергала ее, и по полу катился серый клубок. Вот откуда-то выскочил белый котенок, стал гонять его, разматывая и запутывая нить. Бажена встала, шугнула котенка:
— Ах ты, негодный!
А сама украдкой глянула на него. Взгляд робкий, любящий, преданный, и от этого взгляда сладостное тепло разлилось в груди Словена. Посидев с часок, Словен стал прощаться с хозяевами.
— Ты заходи почаще, мне интересно с тобой беседовать, — приглашал его Довбуш. — Обсудим сегодняшнее положение в стране, наметим планы на будущее. Я ценю твои дельные советы.
И хотя Словен на сей раз не проронил ни слова, Довбуш остался доволен разговором с ним и проводил до выхода. «Если с ним молчать и давать возможность говорить, будешь при нем первым человеком!» — подумал Словен, выходя из шатра.
Следом за ним выскользнула Бажена.
Они не спеша пошли в лес, остановились под большим дубом. Солнце с трудом пробивалось сквозь густую листву, было тихо, даже птиц не было видно, одна желтоголовая овсянка прыгала между деревьями, выискивая червячков.
— Красота-то какая, — чуть слышно произнесла Бажена. — Век бы не ушла!
— Недаром охотники неделями пропадают в лесу.
— Как жаль, что я не мужчина. Я бы тоже из лесу не выходила…
— Просись в артели, там всегда поварихи нужны.
— Не очень-то берут, они и сами кашеварить умеют.
— Как соберусь на промысел, обязательно приглашу. Пойдешь?
— Не задумываясь!
— И не побоишься?
— С тобой мне ничего не страшно.
Словен помолчал и, немного поколебавшись, спросил:
— Я хотел у тебя узнать…
— Про Изяслава? — тотчас догадалась Бажена.
— Да, про него. Ты с ним… встречаешься?
— Я прогнала его.
— Как прогнала?
— А так. Он пришел в шатер великого князя, начал упрекать меня в недостойном поведении, что я позорю его перед всеми, а невеста должна вести себя… Ну и начал расписывать, какой я должна быть. А я ему возьми и брякни: «Я тебе уже не невеста и никогда за тебя замуж не пойду!» Он вскочил со стула, хотел, видно, кинуться на меня с кулаками, но рядом стояли Довбуш и Гудни, и он не решился. Покрутился на месте — и вон из шатра, только я его и видела!
— Но чем он пришелся тебе не по нраву? Воевода, красивый, сильный. За ним, я думаю, столько женщин бегает!
— Ну и пусть бегают! Только мне он противен.
— Вон как! Даже противен. Чем же это?
— Он как начнет волноваться или торопиться куда-то, то на краях губ у него белая пена выступает, а глаза становятся бешеными. Ненормальный какой-то! Я так пугалась его вида! А он еще в это время порой лез целоваться — с такими губами! Бр-р-р-р, как вспомню, жуть берет!
С этого дня они стали встречаться ежедневно, часто забредали далеко в лес. Рядом с Баженой ему было хорошо, на душе наступали мир и спокойствие. Приятно было видеть ее хрупкую фигурку, слышать негромкий голос, ощущать на себе ее ласковый, светлый взгляд. Он все больше и больше привязывался к ней.
Как-то Словен шел по становищу. Неожиданно из-за палатки вывернулся Изяслав, преградил ему дорогу. Проговорил хрипловатым басом:
— Вот ты мне, князь, и повстречался! Будешь отвечать за свое поведение?
— Мне не за что стыдиться. Я ничего плохого не сделал.
— Врешь! Нагло врешь! Кто обещал оставить в покое Бажену? Разве не ты? Не ты ли жал мне руку в знак мужской солидарности?
— Слово я сдержал. Пока вы были вместе, я к Бажене не подходил. Но она оставила тебя.
— Это не твоего ума дело! Бажена моя! И останется моей! Ты слышишь это, князь?
— Слышу, боярин. Но с кем ей быть, пусть решает сама. Только имей в виду, если она выберет меня, я не отступлюсь!
— Вот как?
— Да, так!
Они стояли друг перед другом, оба рослые, здоровенные. Только Словен был широкоплечим и узким в поясе, а Изяслав широкогрудым и с брюшком.
— Так знай, — боярин сузил глаза и ощерил крепкие, с желтоватым налетом зубы, — так тебе это не пройдет. Я тебя достану!
— Если успеешь. — Князь презрительно свел толстые, сухие губы в сторону, толкнул плечом в плечо своего соперника. — Мы тоже не лыком шиты.
— Это мы еще посмотрим, кто чем шит. Но я обиды не прощаю!
— Никакой обиды я тебе не чинил. Но если нарвешься, получишь сдачи.
Они разошлись.
III
В начале русальной седмицы, которая приходилась на первые числа червеня (июня), и когда почитались духи рек и источников — русалки, берегини, мавки, — было открыто давно не собиравшееся вече. За неделю до него было объявлено, что на народном собрании можно будет обсуждать все вопросы, касающиеся жизни страны, высказывать свое мнение по любому поводу и даже изливать обиды в отношении знатных людей и правителей, кроме великого князя, и за это никого не станут преследовать и наказывать.