Неделя безумств - Стефания Эш

– Прости. – Амелия прошлась языком по всей длине пениса, затем взяла головку в рот, чуть пососала его и выпустила. – Ну как, все боишься меня? – спросила она.

На сей раз Давид дерзнул поцеловать ее в губы.

И тогда Амелия взяла пенис в руку. Давид умел хорошо целоваться. Его язык блуждал у нее во рту, но не угрожал ей возможностью задохнуться. Он держал ее за волосы и гладил ей голову. Амелия любила, когда ее гладят. Если бы существовало в природе переселение душ, то она непременно перевоплотилась бы в кошку. В такт его поглаживаниям Амелия тихонько дрочила уже основательно набухший и затвердевший ствол, двигая кожицу головки вверх и вниз. Давид содрогнулся, когда Амелия увеличила скорость. Пенис сделался крепким и гладким, словно мрамор, в руке Амелии, и Амелия также содрогнулась, представив, как этот мощный ствол войдет в ее ноющее влагалище.

Она оторвала свои губы от его губ и вновь опустила голову к его бедрам. На кончике пениса уже поблескивала капелька спермы. С довольным видом она облизала головку языком, ощутив солоновато-сладкий вкус капли.

– Восхитительно! – пробормотал он.

Амелия продолжала лизать пенис, а он впился пальцами в ее узкие плечи. Голова Амелии покачивалась вверх-вниз – она продолжала втягивать губами ствол и вновь выпускать его изо рта.

Однако внезапно, без предупреждения Давид оттолкнул ее голову и вскочил на ноги. Прежде чем Амелия успела что-либо возразить, он сгреб ее руками и потащил в спальню. Он пинком ноги распахнул дверь и уложил ее на широкую двуспальную кровать. В мгновение ока сбросив с себя брюки, он взобрался на нее и стал покрывать поцелуями лицо и шею.

Хихикая, Амелия помогла ему расстегнуть рубашку и сбросить ее. Давид едва ли склонен был любоваться идеальным, цвета слоновой кости, бельем – кружевным бюстгальтером, который надежно поддерживал гордо торчавшие груди, а также французскими трусиками. Он просто содрал их и отбросил.

Амелия поерзала, пытаясь расположиться поудобнее в центре кровати. Давид разбросал подушки и оставил лишь одну, которую подложил ей под бедра, чтобы приподнять их и сделать готовыми для лучшего проникновения ствола, – трюк, который он, очевидно, проделывал и раньше.

Сам Давид все еще оставался в рубашке и галстуке, который, правда, в значительной степени был ослаблен. Амелия стянула то и другое через голову и почувствовала, что головка пениса толкается в срамные губы.

Она ахнула от неожиданности и возбуждения. Давид не терял времени. Не давая ей перевести дыхания, он вгонял ствол в ее еще не вполне раскрывшееся влагалище. Вошел и снова вышел. И затем стал вгонять заново свою мраморную тычину на полную глубину, до самых яиц. Он раздвинул ей бедра таким образом, чтобы проникновение было как можно более глубоким, затем поднял их вверх настолько, что она не могла даже двинуться. Его грудь смяла ей груди. Он громко дышал ей в ухо. Амелия ухватилась за спинку кровати, чтобы не стукаться головой, когда член влетал в ее влагалище до самой матки.

– Помедленнее, чуть помедленнее, – попросила она. Но было уже слишком поздно.

Давид откинул голову назад и громко застонал. Амелия почувствовала, как его пенис словно окаменел во влагалище, затем стал изливать струи спермы. Амелия обхватила его за ягодицы и прижала к себе, стараясь форсировать оргазм также и у себя, прежде чем окончательно завершится семяизвержение. Давид переживал момент экстаза, он закрыл глаза, тело его судорожно подергивалось.

– А-а-а-а-а! – закричал он.

– Я тоже кончаю, – отозвалась она. Однако это было не так – она не достигла оргазма.

Когда судороги Давида прекратились, он упал на нее, обессиленный пережитыми эмоциями. Амелия еще некоторое время ощущала легкие подергивания пениса во влагалище. Она сжала мышцы влагалища, обняла его широкую спину.

Через минуту-другую дыхание Давида успокоилось. Он засыпал. Собравшись с силой, Амелия сдвинула его тяжелое тело с себя. Ее собственное тело ныло от разочарования. Некоторое время она полежала неподвижно, не в силах заснуть, глядя в потолок со смешанным чувством раздражения и удовольствия.

На следующее утро, едва Давид проснулся, Хостелли, который, по всей видимости, встал не с той ноги, позвонил ему по мобильному телефону и стал кричать, что если тот не подъедет к подъезду через две минуты, он будет сразу же уволен. Давид отвечал на звонок, сидя на краю кровати Амелии, а когда телефон отключился, она снова затащила его под одеяло.

– Я полагаю, что ты уже уволен, – улыбнулась она, протягивая руку к столику возле кровати. – Однако вот твой государственный страховой полис.

Она извлекла из сумочки фотографию, сделанную с помощью «Полароида».

Давид взял фото в руку, и у него отвисла челюсть…

Амелии пришлось долго повозиться, чтобы уложить простыню вокруг храпящего босса Давида таким образом, что она была похожа на подгузник. Что же касается чепчика, который она нашла в гардеробе, то это было сделано бесподобно. И какой дурак оставляет фотоаппарат, способный делать мгновенные снимки, под кроватью – в наши дни скандалов и шантажа?

Трейси Хостелли заслужил то, что получил.

Амелия начертала номер телефона знакомого редактора одной из бульварных газет и с улыбкой вручила фото Давиду.

– Ты этого не заслуживаешь, – сухо сказала она. – А вот Трейси Хостелли заслуживает определенно.

Глава 9

Амелия назначила встречу Карис в баре на пятом этаже универмага Харвея Николса вечером, имея в виду, что они смогут совместить разговор и покупку постельного белья с подходящими монограммами в качестве свадебного подарка. Амелия предупредила Карис, когда договаривались о встрече, что будет выглядеть несколько необычно. Поверх своих огненно-рыжих волос она надела парик блондинки, поскольку в Лондоне ее мог не узнать (или не хотел узнать) только Трейси Хостелли. Так что в этот вечер Амелия чувствовала себя в положении инкогнито.

Амелия расположилась на высоком стуле в сияющем огнями баре и заказала водки с тоником и льдом. Карис, как водится, опаздывала, а может, просто не могла узнать свою школьную подругу без знакомой, морковного цвета, челки. Позже выяснилось: виновны в том, что не смогли узнать друг друга, были обе девушки. Лишь заказывая третью порцию спиртного, Амелия сообразила, что симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, сидевшая уже полчаса в другой части бара, и есть Карис Лусарди с некогда бесподобно длинными волосами.

Карис поняла это одновременно с Амелией. Они обменялись бурными жестами, соскочили со стульев, бросились друг к другу и горячо обнялись на середине зала.