Ожерелье из разбитых сердец - Светлана Демидова

– А если я перегрызу?

– Я дорого продам свою жизнь...

Ярко-карие глаза Феликса опять оказались против моих. В зрачках плясало алое пламя и уже не гасло, а разгоралось сильней и сильней. Мои ноздри тревожил горьковатый запах его кожи. И мне мгновенно сделалось жарко и сладостно-больно. Никакие кладбищенские воспоминания уже не имели власти надо мной. Я должна была освободиться от этой боли, выплеснув жар и полностью растворившись в этом человеке, став его неотделимой частью. Момент истины еще не настал. Нет... не так... Сейчас истинна была одна лишь любовь, которую я испытывала к Феликсу вопреки всему: страхам, подозрениям и неизвестности.

Потерпев, таким образом, фиаско в воскресенье, я решила зайти с третьей стороны, то есть со стороны Надежды Валентиновны. Я пила у нее на кухне чай с сушками и неугомонно трещала о Феликсе, что вообще-то не в моих правилах. Никогда в жизни я никому не открывала своих привязанностей. Несмотря на то, что Надежда Валентиновна была в курсе моих отношений с ее сыном, я никогда не стала бы с ней это обсуждать, если бы не надеялась что-нибудь у нее разузнать. Я вдруг вспомнила странный разговор между ней и Феликсом, который однажды слышала. Что-то там было про какие-то игры? Может быть, Надежда Валентиновна тогда выражалась вовсе не фигурально, а по существу? Может быть, она знает об одновременной связи сына сразу с двумя женщинами? Или может все опровергнуть?

– А почему Феликс не был женат? – прикинувшись дурочкой, расспрашивала я. – Вот если бы он был разведен, то я не удивлялась бы, потому что такое случается сплошь и рядом. Неужели он никогда не был влюблен?

Надежда Валентиновна поглядывала на меня с большим подозрением и отвечала весьма неохотно:

– Ну... почему же не был... Был... как все...

– А вы знали его возлюбленных?

– Приходилось...

– А вам они нравились?

У матери Феликса сделалось такое лицо, будто она очень жалела о том, что разрешила мне распивать чаи в ее квартире. Я даже подумала, что сушек она мне больше никогда не предложит. Отказать мне от дома ей, интеллигентке в каком-то там поколении, не хватит духа, а вот чай она с этих пор будет подавать голый. Или мне придется пить его с курабье. Или вообще не пить. И не приходить больше. Выгнать меня прямо сейчас, с сушкой во рту, ей было неудобно, да и, формально, причины не было, а потому Надежда Валентиновна ответила:

– Некоторые нравились, некоторые не очень...

– А много их было? – нагло продолжала я.

Мать Феликса молча уставилась в окно, но я не отставала:

– Понимаете, я люблю вашего сына. Он меня тоже, но почему-то замуж не предлагает. Я думаю, может быть, все дело в каких-нибудь старых привязанностях. Может быть, у него есть обязательства перед другими женщинами? Вы скажите... я пойму...

Последние слова я проговорила с мольбой и очень искренне. Я действительно хотела во всем разобраться. Надежда Валентиновна чутко уловила смену интонации, повернула ко мне слегка порозовевшее лицо и сказала:

– Думаю, что он никому не предложит замужества.

– Почему? – еще искренней изумилась я.

– Потому что у него такая работа... которая женщин не устраивает... но... он утверждает, что это его призвание...

Я замерла с размокающей сушкой во рту, чувствуя, как по спине потекла струйка холодного пота. Да что же у него за профессия такая? Кто он? Патологоанатом? Могильщик? Ассенизатор? Рэкетир? Он говорил, что работает дома на компьютере... Что же делает? Взламывает банковские аккаунты? Передает иностранным разведкам секретные материалы? Распространяет детское порно? Рассылает «письма счастья»? ЧТО?!!

Выплюнув в блюдечко кусок сушки, которую так и не смогла проглотить, несмотря на ее уже почти жидкую консистенцию, я спросила свистящим шепотом:

– И кто же он по профессии?

Надежда Валентиновна, как-то странно улыбнувшись, ответила:

– Он тебе сам расскажет, если захочет.

– Удивительно, что вы с Феликсом делаете тайну из такого обыкновенного дела, как профессия.

– Это не то чтобы тайна... Другое... Словом, за этими сведениями, пожалуйста... к Феликсу...

Надо ли говорить, что после этих слов я встала и ушла. Не прощаясь. Не потому, что сегодня же собиралась прийти еще раз, а в знак разрыва наших отношений. Я запросто обойдусь без ее чертовых сушек, потому что происходящее уже вообще ни на что не похоже. Она права в одном: надо прямо спросить обо всем Феликса! Хватит ходить вокруг да около!

Спустившись к себе в квартиру, я сняла телефонную трубку и набрала номер сына Надежды Валентиновны. Когда он отозвался, я спросила с ходу, без приветствия и лишних слов:

– Кем ты работаешь, Феликс?

Поскольку на другом конце провода повисло молчание, я сформулировала вопрос по-другому:

– Я спрашиваю, кто ты по профессии?

– Давай поговорим об этом в другой раз, – вяло отозвался он. – Сейчас я слишком занят...

О! Я знаю этот приемчик! Он из мексиканских сериалов. Как только герой намеревается открыть героине страшную тайну, которая может прекратить сериал на корню, она в этот момент оказывается слишком занята или больна и просит отложить разговор серий так на сто шестьдесят. На сто шестьдесят первой серии героиня уже в амнезии, а потому не помнит даже самого героя, не то что разговор о какой-то там тайне. Если потом лишить памяти еще и героя, мыльная опера автоматически растягивается еще серий на двести.

Сериал с Феликсом в главной роли и так уже слишком затянулся, а потому я выдвинула ультиматум:

– Или ты говоришь сейчас, или мы... больше не увидимся.

Сама не знаю, зачем я это сказала. Я умру, если мы больше не увидимся. Я слишком влюблена... Слишком... Он, похоже, и не достоин такой силы чувств с моей стороны... Может быть, они как раз и подогреваются тайнами, которыми он себя окружает?

– Не говори ерунды, Тоня! – отозвался Феликс, и у меня как-то несколько отлегло от сердца. Он не хочет со мной расставаться! Не хочет! Он тоже любит меня, хотя и не умеет говорить об этом!

– Никакая это не ерунда! Ты что, секретный агент ЦРУ?

Феликс рассмеялся:

– Секретный агент ЦРУ давно прикинулся бы каким-нибудь... бухгалтером и непременно сводил бы дебет с кредитом прямо на твоих глазах!

– Ты тоже мог бы кем-нибудь прикинуться, чтобы я тебе не досаждала неудобными вопросами. Разве нет? Зачем ты меня мучаешь?

– Я непременно все расскажу тебе, Тоня. Мне только надо закончить один заказ и... все... Возможно, я больше вообще не буду этим заниматься... В общем, так: дай мне две недели. Я завершу дела, приеду к тебе и все объясню. И ты тогда сама решишь, хочешь ли остаться со мной или нет. Идет?

– То есть мы не увидимся две недели?! – ужаснулась я.