Лик над пропастью - Иван Любенко

— Дорогой мой Николай Петрович, иногда вы меня настолько удивляете, что я просто теряюсь. А впрочем, — Ардашев извинительно улыбнулся, — с какой стати вы должны разбираться в тонкостях судебно-следственных экспертиз? Это ведь не симптомы коклюша или грудной жабы. Хорошо, я объясню: для того чтобы определить, на какой печатной машинке был набран текст, вовсе необязательно доставлять железных монстров судебному эксперту. Достаточно настучать два злосчастных предложения и заверить образец подписью того лица, кому машинка принадлежит. А затем останется только сравнить их с оригиналом. Вы не хуже меня знаете, что со временем буквы расшатываются и меняют угол наклона. Причем каждая по-своему. Это целиком зависит от особенностей письма и тех слов, которые чаще всего встречаются в текстах.

— Спасибо за науку. И все-таки, неужели расследование зашло так далеко, что вам понадобился второй пистолет? Нет-нет, вы не подумайте, я, конечно же, дам вам его, но…

Присяжный поверенный взглянул на доктора: тот стоял с таким лицом, будто его уже приговорили к бессрочной каторге за то, что из его оружия убили человека.

— Не волнуйтесь, ваш револьвер понадобится мне всего на несколько дней. И я надеюсь, что применять его не придется. — Ардашев хитро прищурился. — А если и прикончу кого-нибудь, то скажу, что выкрал наган у вас, пока вы жарили шашлык по-карски. Так что не переживайте.

Доктор приободрился и даже попытался улыбнуться. Клим Пантелеевич молча взял нож, аккуратно отрезал кусочек мяса и положил его в рот. Закрыв от удовольствия глаза, проронил:

— Великолепно. Баранина готова. Наступает самый приятный момент — украшение и подача кушанья. Готов уступить это право хозяину.

— С удовольствием! — согласился доктор и принялся священнодействовать. На один конец овального блюда он разложил нарезанный кольцами репчатый лук, а на другой — снятые с вертелов почки и помидоры. Посередине царственно возвышался шашлык и дольки лимона, а по бокам — зеленый лук.

— Роскошество, да и только! — восторженно проговорил присяжный поверенный. — Ну что ж — пора подавать! Публика ждет-с!

Николай Петрович чинно прошествовал с блюдом к накрытому закусками столу. Дамы, уставшие от ожидания, зааплодировали, будто в театре.

Вечер тек своим неспешным чередом. Разговоры точно щебетанье воробьиной стаи за окном: они были совсем рядом, но пролетали мимо адвоката. Он что-то поддакивал, улыбался, наполнял бокалы сантуринским, но мысли его снова возвращались к таинственному вечеру второй пятницы сентября.

Придя домой, Клим Пантелеевич тотчас же уединился в собственном кабинете. Он положил на стол наган доктора и долго смотрел на него. Затем вынул из каморы один патрон. После короткого раздумья присяжный поверенный крутанул барабан, взмахнул кистью и — нажал на спусковой крючок…

7

Игрок

Галактион Нифонтонович Кампус был возраста неопределенного — приблизительно между тридцатью и сорока годами. Аккуратные, слегка закрученные кверху усы, пытливый и всегда готовый к любой неожиданности взгляд, выдававший в нем человека образованного и воспитанного. Выросший в небогатой дворянской семье, он хорошо знал цену деньгам. Да их, по существу, у него никогда и не было в достатке. Окончив Санкт-Петербургский горный институт, он, движимый желанием разбогатеть, поехал в Сибирь.

Свое первое пристанище Капмус нашел в Енисейской губернии. В Ачинский округ, на медеплавильный завод, стоявший на реке Печище, давно требовался горный инженер. Здесь, в таежной глуши, он энергично принялся за работу. Первый месяц дел было невпроворот, но постепенно трудности улеглись, и медный рудник начал бесперебойно поставлять сырье. Тысячи пудов меди гужом потекли в Томск, а оттуда — в Москву.

Неподалеку от завода, всего в восьми верстах, раскинулось озеро Шира. Решив однажды искупаться, Галактион заметил, что его дно, выстланное сланцевыми плитами, сплошь усыпано шлифом (черным железистым песком) — верным спутником золота. «Значит, — рассуждал Кампус, — драгоценный металл должен быть где-то совсем рядом». И не ошибся. Неподалеку, всего в каких-нибудь тридцати саженях, были найдены куски колчедановой руды. На вид они напоминали собой железную охру. Набрав в карманы образцов, счастливец вернулся в контору и провел анализ. Результат был ошеломляющий: содержание золота оказалось настолько высоким, что добыть тридцать-сорок пудов желанного металла за сезон не составило бы большого труда. Это богатейшее месторождение, запрятанное в лесу, представляло собой не россыпь и даже не жилу, а редко встречавшееся в природе рудное напластование. Галактион, не раздумывая, обмерил рулеткой площадь участка и, как требовал Горный устав, вкопал явочные столбы. Теперь оставалось лишь подать заявку в Иркутское горное управление, дождаться разрешения и приступать к разработке. «Допустим, — размышлял Галактион, — под каким-либо благовидным предлогом я смогу выбраться из этих дебрей и отправлю прошение. И, положим, мне повезет: я получу «добро». А что дальше? Где я возьму деньги на рабочих, лошадей, инструменты, провизию? А что, если рассказать обо всем хозяину медеплавильного завода и, договорившись о долях, вместе приступить к разработке?»

Так он и поступил. В тот же день выложил перед господином Красноцветовым образцы пород и поведал о недавних изысканиях. Купец выслушал инженера с холодным равнодушием, а потом сказал, что о совместной добыче не может быть и речи. Максимум, на что может рассчитывать Кампус, — это премиальные в сто рублей. Понимая, что у него нет выхода, Галактион согласился и на эту подачку, но обиду в душе затаил.

Через год, когда прииск стал приносить баснословную прибыль, он отплатил хозяину сторицей: с опозданием представил окружному горному инженеру квитанцию об оплате подесятинной подати. Согласно Горному уставу, такое нарушение влекло немедленный переход участка в казну с последующей продажей его с торгов. Кампус исчез раньше, чем об этой неприятности стало известно купцу. Говорили, что в ярости хозяин застрелил любимого ручного медведя, а потом всю неделю беспробудно пил.

Галактион понимал, что такие дела в этих краях не прощаются. Рано или поздно люди Красноцветова отыщут его и прикончат. В тайге свои законы, и любое душегубство легко выдать за несчастный случай. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как покинуть Сибирь и отправиться как можно дальше — на юг.

Судьба занесла молодого человека в Армавир. Здесь он познакомился с купцом по фамилии Борейша, который совсем недавно приобрел небольшое имение. Но на соседних с ним землях — всего в трех верстах — крестьянские плуги, по рассказам старожилов, выносили на поверхность небольшие золотые самородки. Сие известие не давало негоцианту покоя. Продав один из пяти магазинов, он купил пятнадцать десятин земли и еще столько же взял в арендное содержание сроком на 30 лет. Нетерпеливый мечтатель уже был готов приступить к разработке залежей, но для этого ему требовался знающий горный инженер. Как раз в этот момент на его пути и встретился сибирский беглец. Недолго думая, последний согласился на необычное предложение и выхлопотал себе месячное жалованье в двести рублей.

Галактион Нифонтонович всячески поддерживал уверенность у нового работодателя в том, что золото здесь непременно есть и его должно быть много. Работы велись грандиозные. На всем пространстве заложили триста двадцать шурфов и мелких шахт, а сверх того: одиннадцать шахт глубиною от семи до тридцати пяти саженей, четыре штольни и шестьсот саженей поверхностных разрезов и канав. Одного динамита, использованного для пробивки ходов, было издержано девяносто три пуда. Под начальством Кампуса находились четыре штейгера[1] и около ста двадцати рабочих. Он лично сам отправлялся на закупку бурильных установок и прочего необходимого инвентаря. Завышая цены, Галактион несказанно богател. В течение трех лет он истратил более ста пятидесяти тысяч чужих рублей. В итоге армавирский Манилов разорился и повесился, а Кампус, сколотив состояние, уже обретался на нефтепромыслах в Грозном.

Другой бы на его месте остановился, купил бы дом, открыл бы свое дело и жил бы припеваючи: герань на окне, канарейка в клетке, жена-красавица да детишки вокруг. Чего еще желать? Только все это было не для него. Кампус был игрок. И крутил он свою рулетку судьбы до самого большого выигрыша. И, как часто бывает в жизни, после нескольких прибыльных лет потерпел сокрушительное фиаско. Прогорел там, где не ожидал: по совету одного «знающего» человека накупил акций с паями «Грозненского нефтяного товарищества», которое, как позже выяснилось, являло собой лишь мыльный пузырь, не имеющий ни одной собственной скважины. Словом, угодил в ловушку мошенников. Попади в такую беду иной слабак, и потянулась бы рука за стаканом. Но Кампус даже из неудачи попытался извлечь выгоду и стал размышлять: «Если я, практичный и дальновидный, в принципе, человек, имеющий за плечами уже немалый опыт, поддался на хитрую мошенническую ловушку, то что говорить о других, о тысячах недалеких соотечественников, прячущих под подушкой свои кровные? Почему бы не совместить нефтедобычу с созданием какого-нибудь товарищества или акционерного общества? Найдем нефть — разбогатеют все, а нет — ну что ж, на все воля божья! — значит, повезет мне одному. Только в этом деле нужна поддержка, да не простая, а железная. А еще лучше отыскать нового Борейшу, но такого, за которым все остальные пойдут без оглядки. «Да, — думал он год назад, трясясь в желтом вагоне Кавказского скорого, — надобно найти его непременно».